Иезекииль | 4 глава

Теперь Иезекииль находился среди пленников в Вавилоне, у которых даже там на сердце был Иерусалим; благочестивые пленники взирали на город очами веры (Дан 6:10), самонадеянные смотрели в его сторону гордым взглядом и тешили себя надеждой на скорое возвращение туда; оставшиеся в городе переписывались с переселенцами и, вероятно, поддерживали в тех упование, что все будет хорошо, пока Иерусалим стоит в своей крепости, и, возможно упрекали в глупости людей, которые поначалу сдались. Поэтому, чтобы сбить подобную спесь, Господь в этой главе дает пророку довольно четкое и впечатляющее предсказание осады Иерусалима халдейским войском и сопутствующих осаде бедствий.

Здесь наглядно представлены два обстоятельства:

(I) Укрепления, которые возведут вокруг города. Пророку надлежит показать это, взяв в осаду символическое изображение Иерусалима (ст. 1−3), и, кроме того, ему предстоит лежать перед ним сначала на одном боку, а потом на другом (ст. 4−8).

(II) Голод, который будет свирепствовать в городе; пророк представит его употреблением весьма грубой пищи, причем ограничиваясь весьма малым ее количеством, в течение всего времени символического представления (ст. 9−17).

Стихи 1−8. Здесь пророку велено представить себе и другим осаду Иерусалима в виде знамений, которые надлежащим образом и достаточно сильно поразят воображение и потрясут душу; и это приравнивается к предсказанию.

I. Иезекииль получает повеление вырезать на куске черепицы изображение Иерусалима (ст. 1). К чести Иерусалима, когда он хранил свою непорочность, служил тот факт, что Бог начертал его на дланях Своих (Ис 49:16), а имена двенадцати колен были вырезаны на драгоценных камнях наперсника первосвященника. Но теперь, когда сделалась блудницею верная столица, достаточно ничтожного, хрупкого куска черепицы или кирпича, чтобы начертать на нем город. И его пророк должен положить перед собой, чтобы увиденное глазами поразило сердце.

II. Напротив этого изображения города ему велено построить небольшие крепости, которые будут напоминать сооружения, установленные осаждающими (ст. 2). Между осажденным городом и собой (представляющим осаждающих) пророку надлежало поставить железную доску, как бы являющуюся железной стеной (ст. 3). Это символизировало твердую решимость обеих сторон: халдеи намерены любой ценой завладеть городом и не останавливаться, пока не завоюют его, а, с другой стороны, иудеи намерены не капитулировать, но держаться до последнего.

III. Пророку велено лежать перед изображением на боку, как бы окружая его и символизируя тем самым расположившееся перед городом в осаде халдейское войско, которое не позволяло пище проникать внутрь, а «ртам» — выходить наружу. Ему предстояло пролежать на левом боку 390 дней (ст. 5), примерно 13 месяцев. Согласно подсчетам, осада Иерусалима длилась восемнадцать месяцев (Иер 52:4−6), но если вычесть из этого числа пятимесячный перерыв, когда осаждающие удалились в связи с приближением армии фараона (Иер 37:5−8), то число дней плотной осады будет равняться 390. Тем не менее здесь присутствует еще один символ. Согласно языку пророчества, 390 дней означают 390 лет, и когда пророк лежит столько дней на боку, он несет вину за беззаконие дома Израилева, десяти колен, длившееся 390 лет с момента их первого отступничества при Иеровоаме до разрушения Иерусалима, с которым окончательно исчез малый остаток, смешавшийся с Иудой. Затем ему предстоит лежать сорок дней на правом боку и все это время нести на себе беззаконие дома Иудина, царства двух колен, потому что наполнилась мера грехов, в которых этот народ был виновен в течение последних сорока лет перед пленением, начиная с тринадцатого года Иосии, когда начал пророчествовать Иеремия (Иер 1:1−2), или, как думают некоторые, с восемнадцатого года, когда была найдена Книга Закона и народ обновил свой завет с Богом. Когда же иудеи упорствовали в своем нечестии и идолопоклонстве, невзирая на то что у них был такой пророк и такой правитель и они были связаны узами такого завета, то они могли рассчитывать только на крах без права на защиту. Иудея, имевшая такую поддержку и преимущества для преобразования, наполняет меру своего беззакония даже быстрее, чем Израиль. Итак, нам не следует думать, что Иезекииль лежал на боку день и ночь непрерывно, но он ложился ежедневно в течение столь большого числа дней подряд в определенное время суток, когда его навещали и собирались люди, и находился в положении лежа 390 дней на левом боку и сорок дней на правом боку перед изображением Иерусалима, что, как легко могли понять видевшие, означало осаду этого города; и народ мог собираться там изо дня в день (некоторые из любопытства, некоторые по добросовестности) в определенное время, чтобы посмотреть и высказать разные суждения относительно происходящего. Лежание пророка на одном боку, словно на него возложены узы (как и было на самом деле по велению свыше), так что он не мог повернуться с одного бока на другой, доколе не исполнит дней осады, действительно четко символизировало близкое и постоянное пребывание осаждающих вокруг города в течение указанного числа дней, пока они не добились своей цели.

IV. Пророку велено упорно вести осаду до конца: и обрати лицо твое... на осаду Иерусалима (ст. 7), всецело сосредоточившись на ней, будучи полным решимости осуществить ее; именно так поведут себя халдеи: их невозможно ни подкупить, ни заставить удалиться от города. Ярость Навуходоносора была вызвана предательством Седекии, когда тот нарушил их союз, чем и привел халдейского царя в бешенство, побудив его к такой беспощадной осаде с целью наказания дерзости неверного правителя и народа. К тому же и халдейское войско надеялось на богатые трофеи из этого великолепного города. Поэтому все обратили к нему лицо и были весьма полны решимости и проявили при том не меньшую активность и трудолюбие, не щадя сил во всех связанных с осадой военных операциях, которые пророку надлежало символизировать обнаженной рукой, или (существует такое чтение) простертой рукой, будто он наносит удары, не зная милости. Когда Бог собирается совершить какое-либо великое дело, то говорится, что Он обнажил... мышцу Свою (Ис 52:10). Одним словом, халдеи примутся за дело и будут выполнять его, как и подобает усердным людям, решившим довести начатое до конца.

1. Предназначение действий пророка — стать знамением дому Израилеву (ст. 3), причем как для оказавшихся в Вавилоне и увидевших их воочию, так и для оставшихся на своей земле и слышавших сообщения о них. Пророк был нем и не мог говорить (см. Иез 3:26), но его молчание имело голос и укоряло людей в глухоте, так что даже тогда Господь не переставал свидетельствовать о Себе, но приказал пророку говорить знаками (как обычно делают глухие и как поступил Захария, когда перестал говорить) и открыть таким образом Свою волю (то есть волю Божью) народу. Наряду с этим народ был укорен в глупости и тупости, ибо они не способны к обучению словами, как это подобает людям, имеющим органы чувств, но их нужно учить, как детей, по картинкам, либо — как глухих — при помощи знаков. Или же, возможно, таким образом их укорили в злобном отношении к пророку. Говори он об этих событиях (символом которых послужили данные прообразы) обстоятельно словами, люди постарались бы уловить его в речах и обвинили в изменнических настроениях, ибо они умели запутывать человека в словах (Ис 29:21); и, чтобы избежать этого, ему велено изъясняться знаками. Либо же пророк прибегал к знакам по той же причине, что Христос говорил притчами, чтобы слухом услышали — и не уразумели, и глазами смотрели — и не увидели (Мф 13:14−15). Они не желали понимать простых вещей, а посему их будут учить на трудных примерах; и в этом праведен Господь.

2. Таким образом пророк пророчествовал против Иерусалима (ст. 7); и находились люди, которые не только именно так это и понимали, но и благодаря такому представлению подверглись сильнейшему воздействию, ибо зрительные образы производят обычно более глубокое впечатление на разум, чем слова; и по этой причине были учреждены священные обряды для представления духовных истин, чтобы мы смогли увидеть и поверить, смогли увидеть и подвергнуться воздействию. И мы вправе ожидать от них такой пользы и вместе с тем благословения лишь тогда, когда (как здесь пророк) прибегаем только к тем знамениям, которые четко определил Господь и которые, как нам надлежит выяснить, являются самыми подходящими. Следует заметить, что сила воображения, если ею правильно пользоваться и подчинить руководству и коррекции со стороны разума и веры, может стать хорошим средством для пробуждения и воспламенения благочестивых чувств, как произошло здесь с Иезекиилем и присутствовавшими. «Мне кажется, я вижу то-то и то-то, сам я умираю, время истекает, мир в огне, мертвые встают, великий суд начинается...» и тому подобное может произвести на нас чрезвычайно благоприятное впечатление, ибо воображение — как и огонь — хороший слуга, но плохой господин.

3. В целом, задание пророка содержало в себе моменты, которые он, под вполне благовидным предлогом, мог бы опротестовать или совершать нерешительно, тем не менее, подчиняясь велению Бога и исполняя свои обязанности, Иезекииль поступает в соответствии с приказом.

(1) Действия пророка могли показаться ребячеством и нелепостью, недостойными серьезного человека, поэтому находились люди, смеявшиеся над ним; но пророк знал, что Божье намерение удостаивает дело достаточной чести, иначе оно сослужило бы ему плохую службу в сохранении своего доброго имени.

(2) Задание было трудоемким и утомительным, но мы должны жертвовать своим комфортом и репутацией ради исполнения долга и ни в коем случае не называть служение Богу тяжелой работой.

(3) Со стороны Иезекииля подобное выступление против Иерусалима, Божьего города, святого города, выглядело противоестественным, ибо он предстанет врагом месту, добрым другом которого был всегда. Но он — пророк и должен следовать предписаниям, а не чувствам и просто проповедовать о разрушении греховного места, даже если страстно желает ему благополучия и усердно молится о том.

4. Все представленное пророком сынам Израилевым о гибели Иерусалима предназначалось, чтобы привести их к покаянию, показав грех народа — досадную причину этой гибели. Зрелище о разрушении этого некогда процветавшего города превзойдет по своей действенности все другие методы, чтобы заставить людей возненавидеть грех и обратиться от него. Описывая таким образом в ярких красках это бедствие, сам пророк в то же время испытывает сильную боль и муки, ибо он несет беззаконие дома Израилева и дома Иудина. «Посмотрите сюда, — говорит он, — и вы увидите, что делает грех и как худо и горько то, что вы отступили от Господа. Это происходит от греха — ваших грехов и греха ваших отцов; так пусть же это станет предметом вашей ежедневной печали и стыда теперь, в пленении, чтобы вам примириться с Богом и вернуть себе Его милость». Но обратите внимание, что на год греха приходится один день наказания: день за год Я определил тебе. Осада была бедствием, длившимся 390 дней, в течение которых Бог посчитался за беззаконие, длившееся 390 лет; поэтому народ справедливо признает, что Бог пощадил их не по мере беззакония их (Езд 9:13). Но пусть нераскаявшиеся грешники знают, что, хотя Бог и являет им Свое долготерпение, в мире ином их ждет вечное наказание. Когда Господь возложил на пророка узы, таковые предназначались, чтобы показать народу, как ярмо беззаконий его связано в руке Бога (Плач 1:14), и поэтому теперь им предстоит содержаться в узах бедствия. Мы также вправе думать о деле пророка с состраданием, когда Бог возложил на него узы долга, как Он возлагает их на всех Своих служителей (это — возложенная на меня обязанность, и горе мне, если не благовествую, 1Кор 9:16, англ. пер.). Тем не менее ограничивающие пророка узы возложили на него люди (Иез 3:25); но и те и другие узы пророк переносил с удовлетворением, радуясь тому, что они служат интересам Царства Божия среди людей.

Стихи 9−17. Наилучшим объяснением данной части предсказания Иезекииля о разорении Иерусалима является плач об этом Иеремии (Плач 4:3−4 и след., ст. 10, в котором весьма впечатляюще описаны ужасы голода, постигшего Иерусалим во время осады, и его прискорбные следствия).

I. Чтобы предсказание произвело на людей впечатление, пророк здесь должен на протяжении 390 дней ограничиваться грубой пищей, причем весьма малыми ее порциями и плохо приготовленной, ибо городу угрожает нехватка еды и топлива.

1. Пищей пророка, что касается ее качества, будет наихудший хлеб, приготовленный из небольшого количества пшеницы и ячменя, отходов бобовых, чечевицы, проса и полбы — то, чем обычно кормят лошадей и откармливают свиней; из всего упомянутого следовало приготовить смесь, как из молотого зерна. Или же этот набор уподоблялся пище, которую можно найти в суме нищего: в одном доме ему подали один вид зерновых, в другом — другой. Из такого зерна должен состоять хлеб пророка, которым ему предстоит питаться, переживая тяготы лежания на одном боку, тогда как для поддержания жизни требуется нечто лучшее (ст. 9). Следует заметить: мы проявим мудрость, если не будем слишком увлекаться лакомствами и вкусным хлебом, потому что не знаем, какую грубую пищу нам придется есть, вернее, мы бы с радостью съели, чтобы не умереть. Мы не заслуживаем даже пищи наихудшего сорта, а посему не должны пренебрегать ею или выбрасывать; кроме того, нельзя относиться с презрением к людям, вынужденным есть такую пищу, ибо не знаем, какой жребий ждет нас самих.

2. Что же касается количества пищи, то оно будет той малостью, при которой человек способен сохранить жизнь; и это означает, что осажденные станут ограничиваться скудным пайком и продержатся, доколе не истощится весь хлеб в городе (Иер 37:21). Пророку предстоит съедать хлеба всего лишь по двадцати сиклей весом в день (ст. 10), что составляет примерно десять унций; и он будет пить воду мерою всего лишь по шестой части гина (ст. 11), что равняется половине пинты, или восьми унциям. Лессианова диета (строгое воздержание в еде, предписанное иезуитом Леонардом Лессием, прим. переводчика) ограничивала потребление пищи до четырнадцати унций и воды — до шестнадцати унций. У Иезекииля в Вавилоне было более чем достаточно хлеба, и он находился у полноводной реки; тем не менее для подкрепления предсказания и во знамение для сынов Израилевых Бог обязывает пророка жить в такой скудости, и тот подчиняется. Следует заметить, что Божьи служители должны научиться переносить страдания и отказывать себе в законных наслаждениях, если они таким образом могут послужить славе Господа, доказать искренность собственной веры и выразить свое сочувствие братьям в скорби. Тело надлежит усмирять и порабощать. Природа довольствуется малым, благодать — еще меньшим, похоть же не знает меры ни в чем. Весьма полезно ограничивать себя в выборе, чтобы легче переносить тяготы, если когда-либо доведется оказаться в нужде. И во времена всеобщего бедствия нам не подобает превозноситься подобно пьющим из чаш вино и не болезнующим о бедствии Иосифа (Ам 6:4−6).

3. Что же касается приготовления, то пророку надлежит печь еду на человеческом кале (ст. 12), который нужно высушить и использовать в качестве топлива для печи. Одна мысль об этом может вызвать рвоту; тем не менее грубый хлеб, таким образом испеченный, пророку надлежит есть как ячменные лепешки — так же непринужденно, как будто это привычный для него хлеб. Тошнотворный процесс приготовления должен совершаться принародно — «при глазах их», чтобы людей поразила серьезность надвигающегося бедствия, символизируемого действиями пророка, и они поняли, что в разгар голода у них не будет не только лакомств, но и не окажется ничего чистого под руками; им придется довольствоваться тем, что смогут раздобыть. Голодной душе все горькое сладко. Пророк с полным покорности смирением пожелал быть освобожденным от необходимости такого обстоятельства данного знамения, как выпекание хлеба на человеческом кале (ст. 14). По-видимому, это связано с осквернением с точки зрения церемониального закона, гласившего, что человеческий кал надлежит закапывать в землю, чтобы Бог не увидел в стане чего срамного (Втор 23:13−14). Допустимо ли пророку ходить и собирать такую мерзость и использовать для приготовления пищи у народа на глазах? И он говорит: «О, Господи Боже! Душа моя никогда не осквернялась, и я боюсь, чтобы она не осквернилась от этого». Следует заметить: осквернение души грехом — это то, чего благочестивые люди больше всего опасаются; тем не менее подчас чуткая совесть боится этого беспричинно и мучается угрызениями по поводу вполне законных вещей, как здесь пророк, который пока еще не знал: не то, что входит в уста, оскверняет человека (Мф 15:11). Но обратите внимание, что он не умоляет: «Господи, от юности моей я воспитывался в неге и привык только к чистому и приятному». (А ведь были и люди, которые воспитывались в неге, а при осаде Иерусалима на самом деле жались к навозу, Плач 4:5). Однако Иезекииль ссылается на то, что был воспитан сознательным и никогда не ел запрещенного законом, не ел ни мертвечины, ни растерзанного зверем и поэтому умоляет: «Господи, не принуждай меня делать это сейчас». Такой же довод приводит и Петр: «Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого» (Деян 10:14). Следует заметить: когда мы будем в нужде, то найдем утешение, если собственное сердце сможет засвидетельствовать, что мы всегда прилежно удерживались от греха, даже от мелких грешков, и от всякого рода зла. Что бы ни повелел нам Бог, мы можем быть уверены — это во благо; но если мы оказываемся в ситуации, в которой опасаемся зла, то нам следует привести свои доводы против, исходя из соображений, что до сих пор мы хранили себя непорочными, — не лишимся ли мы теперь чистоты? Итак, поскольку Иезекииль, проявляя чуткость совести, приводит свои сомнения, Бог освобождает его от неприятной необходимости. Следует заметить: имеющие в своих руках власть не должны силой навязывать свои повеления людям, которых те не устраивают; даже если недовольство беспочвенно либо вызвано воспитанием или стойкими привычками, власть предержащим лучше отменить повеления, нежели приводить в уныние или оскорблять немощных и ставить на их пути преткновение. В таком случае нужно следовать Божьему примеру: Он проявил к Иезекиилю снисхождение, хотя мы знаем, что Его авторитет непререкаем и все Его повеления мудры и благи. Господь позволил Иезекиилю использовать коровий помет вместо человеческого кала (ст. 15). Здесь присутствует не выраженное словами мнение о человеке, которое подразумевает, что поскольку последний осквернен грехом, то его нечистоты более тошнотворны и мерзки, нежели нечистоты любой другой твари. Тем больше нечист и растлен человек! (Иов 15:16).

II. Теперь данное знамение обстоятельно объясняется. Оно символизировало, что:

1. Оставшиеся в Иерусалиме окажутся в крайней нужде из-за нехватки самой необходимой пищи. Осаждающие отрежут город от поставок продовольствия, и горожане очень скоро ощутят отсутствие поддержки со стороны деревни, ибо даже царь кормится с поля; таким образом будет сокрушена опора хлебная (ст. 16). Бог не только отнимет у хлеба силу насыщать, так что люди будут есть и не будут сыты (Лев 26:26), но и отнимет сам хлеб (Ис 3:1), так что малые остатки его будут есть весом, определенное количество в день на человека, чтобы у каждого была равная доля, дабы протянуть как можно дольше. Но с какой целью? — Ведь они не смогут продлить это навсегда, и осажденные лишатся сил раньше осаждающих. Они будут есть бережно (в русск. пер. — в печали), чтобы растянуть как можно дольше, и в унынии, когда увидят, что почти все израсходовали, и не знают, где искать подкрепление. Они с ужасом будут смотреть друг на друга, тогда как обычно беда переносится легче, если мы знаем, что кто-то еще разделил ее с нами (Solamen miseris socios habiusse doloris), и находим некоторое облегчение, пожаловавшись кому-либо на свои тяготы; всеобщий характер бедствия усугубит его, и жалобы иудеев друг другу лишь приведут к еще большему беспокойству и усилят уныние. Тяжесть ситуации оправдает их страхи: хуже некуда, ибо люди исчахнут в беззаконии своем; многие из них умрут от голода, а медленная смерть хуже, чем смерть от меча (Плач 4:9). Они будут умирать, ощущая муки смерти. Причем к этому несчастью приведет именно грех: они исчахнут за беззаконие свое (возможно и такое чтение). Они останутся ожесточенными и нераскаявшимися и умрут в своих грехах, что еще хуже, нежели умереть в навозе. Итак:

(1) Давайте посмотрим, какое ужасное дело творит грех с народом, и признаем, что и в этом праведен Бог. Было время, когда Иерусалим был насыщен туком пшеницы (Пс 117:3); теперь же он был бы рад самой грубой пище, но и той у него нет. Пресыщение хлебом было одной из милостей для Иерусалима, а стало одним из его грехов (Иез 16:49). Изобилием злоупотребляли, превратив его в роскошь и излишества, за которые по этой причине справедливо послано наказание голодом. Бог праведен в том, что лишает нас удовольствий, которые мы сделали пищей и топливом для собственных похотей.

(2) Давайте посмотрим, как обоснованно мы можем благословлять Бога за изобилие, причем не только за плоды земли, но и за свободу торговли, за то, что крестьянин может выручить деньги за хлеб, а ремесленник — покупать хлеб за деньги, за то, что у нас изобилие не только на полях, но и на рынке, и жители больших и малых городов, хотя они не сеют и не жнут, тем не менее изо дня в день получают нормальную пищу.

2. Отправленные в плен будут вынуждены есть нечистый хлеб свой среди язычников (ст. 13), есть пищу, приготовленную руками язычников вопреки закону Иудейской Церкви, пищу, которую их всегда учили называть нечистой и к которой они должны испытывать такое же отвращение, как к хлебу, испеченному на кале, то есть (возможно, именно так и следует понимать) замешанную на кале и слепленную с его помощью. Даниил и его друзья предпочитали ограничиваться овощами и водой, чтобы не питаться предназначенными им яствами со стола царского, потому что боялись оскверниться ими (Дан 1:8). Возможно, переселенцев вынуждали есть гнилое мясо, подобное тому, которое позволяли им есть угнетатели в рабстве и к которому прежде они даже не прикоснулись бы. Из-за того, что сыны Израилевы не служили Богу с радостью, когда у них было изобилие всего, Господь заставит их служить врагам в условиях нехватки всего.