1-я Царств | 17 глава

Давид стал тем человеком, которого теперь хотел почтить Бог, это он был человеком по сердцу Его. В предыдущей главе мы прочитали о том, каким образом после помазания провидение сделало его известным при дворе, а в данной главе мы узнаем, каким образом провидение сделало его еще более известным в военном стане. Благодаря этим обстоятельствам он был не только отмечен как выдающаяся личность, но и как великий человек, достойный престола (для чего он и был предназначен). При дворе он был всего лишь целителем Саула, а в стане Израилевом победителем; он выиграл сражение и победил Голиафа из Гефа. В этом рассказе обратите внимание:

(I) Какой величественный вид имел Голиаф и какой дерзкий вызов он бросил армиям Израиля (ст. 1−11).

(II) Какой презренный вид имел Давид, когда провидение привело его в стан израильтян (ст. 12−30).

(III) На беспримерную смелость Давида, принявшего решение сразиться с этим филистимлянином (ст. 31−39).

(IV) На благочестивую решимость Давида, когда он атаковал Голиафа (ст. 40−47).

(V) На славную победу, которую он одержал при помощи пращи и камня, и на преимущество израильтян в борьбе против филистимлян, полученное благодаря этому (ст. 48−54).

(VI) Какое важное извещение, касающееся Давида, было доставлено во дворец (ст. 55−58).

Стихи 1−11. Не так давно филистимляне были основательно разбиты Израилем и их дела плачевны; они были бы полностью истреблены, если бы этому не помешало безрассудство Саула; и здесь мы читаем, что они вновь подняли голову. Обратите внимание:

I. Как они бросили вызов Израилю своими армиями (ст. 1). Они напали на страну израильтян и, похоже, завладели некоторыми ее частями, ибо расположились станом в Иудее. Земля Израиля никогда не стала бы местом для расположения армий филистимлян, если бы Израиль оставался верным Богу. Возможно, филистимляне узнали, что Самуил поссорился с Саулом и оставил его, что он больше не помогал и не давал ему советы, что Саул стал раздражительным и непригодным для руководства, и эти новости ободрили их попытаться восстановить утерянное влияние. Враги Церкви следят, чтобы использовать все преимущества, и им подворачивается особо благоприятное преимущество, когда ее защитники вызывают недовольство Бога и пророки оставляют их. Саул собрал свои войска и выступил против филистимлян (ст. 2−3). И здесь следует обратить внимание:

(1) Что в то время злой дух оставил Саула (1Цар 16:23). Гусли Давида принесли ему некоторое облегчение; возможно, тревоги и военные приготовления препятствовали возвращению его душевного расстройства. Дело и занятость являются хорошим противоядием против раздражительности. Разум должен быть занят какими-то вопросами, и тогда уменьшится опасность того, что он будет оказывать пагубное влияние на самого себя. Из милости к Израилю Бог отложил суд на какое-то время; ибо как были бы расстроены дела государства, если бы в сложившейся ситуации душевное состояние ее правителя было расстроено!

(2) Давид в то время оставил царский двор и вернулся в Вифлеем (ст. 15). Когда Саул больше не нуждался в нем для облегчения своего душевного состояния, он отправился домой в Вифлеем и опять стал пасти отцовских овец, хотя, являясь помазанником, он имел личные причины, чтобы остаться во дворце, а, имея должность оруженосца, мог под весьма благовидным предлогом продолжать сопровождать его, являясь слугой, живущим при дворе. Это был довольно редкий пример, когда юноша имел хорошую репутацию для продвижения, смирение и любовь к родителям. Он знал лучше других, как снизойти к прежнему образу жизни после того, как ты начал возвышаться, и непонятным образом предпочел уединенный пастушеский образ жизни наслаждениям и веселью двора. Никто больше него не подходил для славы, не заслуживал ее и в то же время оставался абсолютно безразличным к ней.

II. Как они бросили вызов Израилю через своего воина Голиафа, которым они гордились так же, как он собой, надеясь с его помощью восстановить свою репутацию и владычество. Возможно, армия израильтян по численности и силе превосходила армию филистимлян, что заставляло врагов отказываться от сражения и отчаянно защищаться, желая свести сражение к отдельному бою, в котором такой великан, как они надеялись, несомненно одержит победу. Обратите внимание на этого воина:

1. Какой он был поразительной величины. Голиаф происходил от сынов Енаковых, которые во времена Иисуса Навина владели Гефом (Нав 11:22) и были из рода исполинов, а сам Голиаф, возможно, был самым большим из них. Он был ростом шести локтей и пяди (ст. 4), и образованный епископ Кумберленд, основываясь на том, что локоть, упоминавшийся в Писании, равнялся двадцати одному дюйму (на три дюйма больше, чем половина ярда), а пядь половине локтя, подсчитал, что Голиафу не хватало восьми дюймов, чтобы его рост равнялся четырем ярдам; одиннадцать футов и четыре дюйма гигантский рост для человека, который делал его на вид чудовищным, особенно если он имел соответственный своему росту дух и силу.

2. На его доспехи. Мастерство, равно как и природа, сделало его грозным. Он был полностью облачен в защитные доспехи (ст. 5−6): «Медный шлем на голове его и чешуйчатая броня были сделаны из пластинок меди, плотно прилегающих друг ко другу, как чешуя рыбы; и так как его ноги превосходили размеры ног обычного человека, то он носил медные наколенники, а большие латы из меди прикрывали его шею. Писание говорит, что его кольчуга весила 5000 сиклей, а сикель в свою очередь составлял половину унции. Это был огромный вес для человека, а все остальные части его доспехов весили соответственно этому весу. Но некоторые думают, что в данном месте должно быть переведено не «вес брони его», а «ее стоимость» составляла 5000 сиклей; такая дорогая она была. Его наступательное оружие было необычным, из которого здесь описано только копье (ст. 7). Оно было похоже на ткацкий навой. Он мог позволить себе иметь такое оружие, которое с трудом мог поднять обычный человек. Только щит самую легкую деталь его военного снаряжения нес перед ним оруженосец, возможно, для великолепия, ибо воину, облаченному в медь, вряд ли нужен был щит.

3. На его вызов. Филистимляне выбрали Голиафа своим вождем, чтобы избавить себя от рискованного сражения; и здесь написано, что он бросал вызов армиям Израиля и вел себя вызывающе (ст. 8−10). Голиаф выходил в долину, лежавшую между обоими станами, а так как его голос, возможно, был сильнее, чем у других людей, как и его оружие, то он кричал так, что его все слышали: «Дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем». Он смотрел на себя с восхищением, ибо был выше и сильнее всех людей, окружавших его; его сердце (говорит епископ Холл) представляло собой всего лишь кусок плоти. Он смотрел на Израиль с пренебрежением, так как среди израильтян не было такого исполина, и призывал их найти в стане достаточно смелого человека, который осмелился бы выйти и сразиться с ним.

(1) Он порицал израильтян за то, что они безрассудно собрали армию и привели ее на поле боя: «Зачем вышли вы воевать? Как вы осмелились выступить против могущественных филистимлян?» Или его слова подразумевали: «Зачем втягивать в сражение две армии, если противостояние можно разрешить быстрее за счет одной жизни и риска, которой подвергнется другая жизнь?»

(2) Он предлагает считать итог войны в зависимости от исхода дуэли: «Если ваш боец убьет меня, то мы будем вашими рабами, а если я убью его, то вы будете нашими рабами». Епископ Патрик говорит, что это была всего лишь бравада, ибо ни один народ не захочет подобным образом рисковать, чтобы все зависело от успеха одного человека; это незаконно. Несмотря на условие Голиафа, когда он был убит, филистимляне не последовали его слову и не подчинились в качестве рабов Израилю. Когда он хвалился: «Я Филистимлянин, а вы рабы Сауловы», то думал, что в значительной степени снисходит к нему (ибо тот был правителем), бросая вызов израильтянам, так как считал, что они не лучше рабов. Халдейский парафраз утверждает, что он был человеком, убившим Офни и Финееса и взявшим ковчег в плен, но филистимляне в благодарность за служение не позволили ему командовать даже полком, в то время как Саула за его подвиги сделали царем: «Поэтому пусть примет вызов».

4. Все это вызвало ужас у израильтян: «Саул и все израильтяне очень испугались» (ст. 11). Воины не лишились бы мужества, если бы не видели, что смелость Саула подвела его; не следует ожидать, что если вождь трус, то его солдаты будут смелыми. Мы читали ранее, что когда Дух Господень сошел на Саула (1Цар 11:6), то он был самым отважным и незамедлительно ответил на вызов Нааса Аммонитянина, но теперь, когда Дух Господень отошел от него, величественный вид и дерзкие слова одного филистимлянина изменили цвет его лица. Но где же в это время был Ионафан? Почему он, который в последней войне так смело вступил в бой со всей армией филистимлян, не принял вызов? Несомненно, что в то время он не испытывал побуждения от Бога поступить так, как в прошлый раз. Наилучшие и самые мужественные люди являются такими, какими их делает Бог. Ионафан в данной ситуации не должен был вмешиваться в события, ибо слава за поединок с Голиафом хранилась для Давида. Во время великих и славных мероприятий ветер Духа дует в том направлении, куда Он желает. Теперь благочестивые израильтяне оплакивали разрыв отношений между царем и Самуилом.

Стихи 12−30. В течение сорока дней армии стояли друг против друга; каждая из них имела преимущества в расположении, но ни одна не вступила в бой первой. То ли они вели переговоры и пытались прийти к соглашению, то ли ожидали подкрепления; возможно, между маленькими отрядами происходили небольшие стычки. И на протяжении всего этого времени, два раза в день, утром и вечером, злословящий лидер филистимлян выходил на поле и повторял свой вызов; с каждым разом его сердце становилось более гордым, ибо никто не принимал его вызов, а народ Израиля выглядел все более испуганным. Тем самым Бог хотел, чтобы он созрел для гибели, а избавление Израиля выглядело более прославленным. Все это время Давид пас отцовских овец, а по прошествии сорока дней провидение привело его на поле боя, чтобы победить и надеть лавровый венец, ибо ни один израильтянин не осмелился сделать это. В данных стихах:

I. Описывается нынешнее положение его семьи. Его отёц состарился (ст. 12): он достиг старости и был старший между мужами. Обращается внимание на его преклонный возраст, превосходивший обычный для того времени; поэтому он был освобожден от государственной службы и не отправился на войну лично, а послал своих сыновей; ему воздавали почести, соответствующие его возрасту, а его седая голова была для него венцом славы. Три старших брата Давида, которые, возможно, завидовали его должности при царском дворе, убедили отца забрать его домой, а их самих отправить в стан, где они надеялись отличиться и затмить его славу (ст. 13−14), хотя Давид совсем не гордился своими услугами, оказанными правителю, и не стремился к дальнейшему продвижению. Он вернулся в дом отца, где его ожидала безвестность, к прежним заботам и тяжелому труду, который, как оказалось (ст. 34), подвергал его опасности, и стал пасти овец у отца своего. Его смирение прославилось тем, что он вернулся домой после того, как был почтен званием придворного, и награждено тем, что оно пришло до того, как он прославился победителем. Славе предшествует смирение. Теперь у него появилась возможность поразмышлять и помолиться, совершить другие религиозные обряды, сделавшие его годным для служения, к которому он был предназначен, более, чем все военные тренировки, которые мог ему предоставить тот бесславный израильский стан.

II. Отец велел ему отправиться в стан и навестить братьев. Сам Давид не просил позволения пойти туда, чтобы удовлетворить свое любопытство, набраться опыта и понаблюдать. Отец послал его с незначительным и обыденным поручением, которое мог исполнить любой из его слуг. Он должен был отнести немного хлеба и сыра своим братьям: десять хлебов и немного сушеных зерен для себя (ст. 17) и десять сыров (которые, похоже, он полагал слишком большим лакомством для них) в качестве подарка их тысяченачальнику (ст. 18). Похоже, Давид так и остался изгоем для своей семьи, хотя на самом деле был ее величайшим украшением. В его распоряжении не было даже осла, чтобы нести эту ношу, и все это он должен был взвалить на спину и поспешить в стан. Похоже, Иессей знал о его помазании и, тем не менее, старательно удерживал его в безвестности, занимая презренным трудом, возможно, чтобы скрыть его от подозрительных и завистливых глаз, знающих, что он помазан на царство. Он должен был обратить внимание, как живут его братья, не испытывают ли в чем недостатка теперь, когда их пребывание в стане затянулось, чтобы, если необходимо, он мог послать им больше продуктов. И если они отдали что-то в залог, то он должен взять с них обещание и выкупить эту вещь. «Обрати внимание на компанию, в которой они вращаются (как отмечают некоторые), с кем общаются и какой образ жизни ведут». Возможно, Давид, как и Иосиф, раньше приносил отцу нехорошие известия о них, и теперь отец послал его узнать, как они себя ведут. Посмотрите, как благочестивые родители заботятся о своих детях, когда те находятся далеко от них, особенно в местах, где пребывают искушения; они узнают, как те ведут себя, и особенно в какой компании они общаются. Пусть дети задумаются об этом и ведут себя соответствующим образом, помня, что если они вдалеке от родительского глаза, то за ними наблюдает глаз Божий.

III. Давид старательно исполняет повеление отца. Его благоразумие и старательность подняли его очень рано (ст. 20), но он все-таки не оставил своих овец без присмотра таким верным он был в незначительных вопросах и поэтому достоин руководить многими делами; прежде чем претендовать на руководство, он хорошо научился повиноваться. Божье провидение привело его в стан очень своевременно, когда обе армии выстроились и приготовились к бою; похоже, именно в то время, после сорока дней бездействия, они решили приступить к военным действиям (ст. 21). Обе стороны готовились к сражению. Иессей не собирался посылать сына в армию в такой критический момент, но мудрый Бог таким образом расположил время и обстоятельства, чтобы они послужили Ему для достижения Его целей, ради блага Израиля и возвеличения мужа, который был Ему по сердцу. Здесь обратите внимание:

1. Каким проворным и энергичным был Давид (ст. 22). Он побеспокоился о том, что было вверено его попечению, и оставил ношу у тех людей, которые были ответственными за хранение имущества; и хотя ему пришлось совершить длительное путешествие с тяжелой ношей, но он сразу побежал в ряды, чтобы посмотреть, как обстоят дела, и засвидетельствовать свое почтение братьям. Видел ли ты человека проворного в своем деле? Он продвинется и будет стоять перед царями.

2. Каким смелым и дерзким был филистимлянин (ст. 23). Теперь, когда армии выстроились и приготовились к бою, он повторил свой вызов, напрасно воображая, что находится на верном пути к славе и победе, хотя в то самое время лишь приближал собственную гибель.

3. Какими робкими и боязливыми были израильтяне. Хотя на протяжении сорока дней они привыкли к его надменному виду и угрожающей речи и увидели, что за этим не следует никаких казней, то вполне могли бы научиться с презрением относиться к тому и другому; тем не менее при его приближении они убегали от него и весьма боялись (ст. 24). Одному филистимлянину никогда не удалось бы подобным образом преследовать тысячу израильтян и прогонять 10000, если бы их Заступник, Которого они сами вероломно оставили, вполне справедливо не предал и не отдал их (Втор 32:30).

4. Как сильно Саул желал найти ему соперника. Так как он был самым высоким из мужей Израиля, то, поддерживая близкие отношения с Богом, сам мог бы принять вызов, брошенный самонадеянным филистимлянином; но раз Дух Господень покинул его, то он не осмеливался выйти на бой и не настаивал, чтобы Ионафан сделал это. Но всякому, кто осмелится принять вызов, он обещал значительное продвижение, какое только могло быть оказано (ст. 25). Было возвещено, что если надежда обрести богатство и славу убедит кого-нибудь подвергнуть себя опасности, то этот смелый воин, если ему будет сопутствовать успех, сможет жениться на царской дочери и получить вместе с ней хорошее приданое; если же ему не удастся выйти победителем (что, похоже, будет иметь место), то дом отца его будет свободным в Израиле от пошлины, дани, налогов и обязанностей служить царю, или же ему будет пожалован знатный титул, и он значительно возвысится.

5. Как сильно Давид старался защитить славу Бога Израиля, когда великан бросал Ему дерзкие вызовы. Он спросил, какая награда обещана тому, кто убьет филистимлянина (ст. 26) (хотя и так знал это), но не потому что стремился к почестям, а потому что хотел, чтобы на это обратили внимание и доложили Саулу, насколько он возмущен оскорблениями, нанесенными Израилю и Богу Израилеву. Так как он имел знакомства и влияние при дворе, то мог осмелиться лично пойти к Саулу и предложить ему свои услуги, но скромность не позволила ему сделать это. Правило, которому он следовал (прежде чем стать притчей в устах его сыновей), гласило: «Не величайся пред лицем Царя, и на месте великих не становись» (Притч 25:6); тем не менее рвение побудило его использовать этот метод, который, как он надеялся, поможет его участию в этом великом деле. Вот те размышления, которые, похоже, исполнили Давида святым негодованием:

(1) Что бросавший вызов был необрезанным, чужим для Бога и не состоявшим в завете с Ним.

(2) Что те, которым был брошен вызов, представляли из себя армию живого Бога, были посвящены Ему, задействованы Им и для Него, и поэтому оскорбления, нанесенные им, бросали тень на живого Бога, а этого он не мог вынести. Поэтому, когда ему сказали, какая награда ожидает того, кто убьет филистимлянина (ст. 27), он спросил других (ст. 30) с тем же негодованием, ибо надеялся, что это наконец-то достигнет ушей Саула.

6. Как его старший брат Елиав, обратив внимание на его стремление, запугивал и пытался лишить его мужества; он пришел в ярость из-за его желания и весьма оскорбительно разговаривал с Давидом (ст. 28). Подумайте о том:

(1) Что это был плод ревности Елиава. Он был самым старшим братом, а Давид самым младшим, и, возможно, он привык (как это часто происходит со старшими братьями) подавлять младшего и использовать любую возможность, чтобы отругать его. Но кто подобным образом превозносится над младшими, тому, возможно, удастся дожить и увидеть себя, благодаря справедливому провидению, униженным, а тех, кого он оскорблял, превознесенными. Может настать время, когда старший будет служить младшему. Но в то время Елиав был раздражен тем, что младший брат говорит такие дерзкие слова в адрес филистимлянина, которые он сам не осмеливался произнести. Он знал, какие почести Давиду уже были оказаны при дворе, и если теперь ему удастся прославиться и в стане (хотя он полагал, что обладает весьма эффективными средствами, чтобы воспрепятствовать этому, ст. 15), то его слава как старшего брата померкнет и будет запятнана. Поэтому (такова, увы, природа зависти) он, скорее, хотел, чтобы Голиаф одержал победу над Израилем, а не Давид стал тем человеком, который одержит победу над ним. Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности, особенно против ревности брата, остроту которой пришлось познать Иакову, Иосифу и Давиду? (см. Притч 27:4). В данном случае Елиав очень недоброжелательно говорит с Давидом; он был не только несправедлив и озлоблен, но и неблагодарен, ибо Давида в этот раз послал отец, как и Иосифа в свое время, чтобы он милостиво навестил своих братьев. Из его слов следует, что Елиав хотел не только огорчить и лишить мужества Давида, угасив благородный огонь, полыхавший в его душе, но и выставить его для окружающих пустым и гордым парнем, на которого не стоит обращать внимание. Он дал им понять, что его дело пасти овец, и лживо намекнул, что он был беспечным и неверным пастухом; хотя тот оставил свое стадо в хороших руках (ст. 20), но Елиав насмешливо спросил: «На кого ты оставил немногих овец тех в пустыне?» Хотя сейчас он пришел в стан из любви к своим братьям, чтобы исполнить повеление отца, и Елиав знал это, тем не менее он подвергает его приход порицанию: «Ты пришел сюда не для того, чтобы оказать услугу, а чтобы удовлетворить свое любопытство и посмотреть, что здесь происходит»; отсюда он делает вывод о его высокомерии и дурном сердце его, притворяясь, что знает об этом наверняка, словно побывал в его душе. Давид мог взывать к Богу относительно своего смирения и искренности (Пс 16:3; 130:1) и в данной ситуации доказал, что эти качества ему присущи, тем не менее ему не удалось избежать обвинений в плохом характере со стороны собственного брата. Посмотрите на безрассудство, нелепость и нечестие гордости и зависти, насколько беспочвенной является зависть и какие несправедливые обвинения она выдвигает, какие нечестные примеры она приводит, как горько она бранится и какие неприличные слова использует. Бог Своей благодатью удерживает нас от такого духа!

(2) Каким это было испытанием для кротости, терпимости и стойкости Давида. Это было короткое испытание, и он хорошо выдержал его, ибо:

[1] Отнесся к провокации с поразительным хладнокровием (ст. 29): « Что же я сделал? В чем моя вина и за что ты меня ругаешь? Разве то, что отец послал меня, не является поводом для моего прихода? Разве вызов, брошенный Голиафом, не является поводом для моего негодования за оскорбление славы Израиля?» На его стороне была правда и благоразумие, он знал это и поэтому не хотел отвечать бранью на брань и кротким ответом отвратил гнев брата. Его победа над собственными страстями в некотором отношении была более почетной, чем победа над Голиафом. Владеющий собою лучше храброго. Теперь, когда филистимляне напали на страну, это было неподходящее для Давида время, чтобы ссориться с братом. Чем более грозными становятся враги Церкви, тем более терпеливыми должны быть ее друзья по отношению друг к другу.

[2] Он преодолел огорчение с поразительной решимостью. Он не собирался отказываться от своего решения сразиться с филистимлянином из-за недоброжелательности своего брата. Кто берется за великие государственные служения, тот не должен считать странным, если приходится столкнуться с неодобрением и противостоянием тех, от кого были основания ожидать поддержки и помощи; он должен смиренно продолжать свое дело перед лицом не только угроз своих врагов, но и пренебрежения и подозрительности своих друзей.

Стихи 31−39. Наконец Давида представили Саулу как его наилучшего бойца (ст. 31), который смело решил сразиться с филистимлянином (ст. 32): «Пусть никто не упадает духом из-за него». Если бы он сказал: «Пусть не упадает сердце твое», то это в значительной степени бросило бы тень на доблесть его царя, поэтому он говорит в общем: «Пусть никто не упадает духом». Неизвестный пастух, который еще утром пас овец, имел смелости больше, чем все храбрые мужи Израиля, и ободрял их. Подобным образом Бог часто посылал добрые слова Израилю и совершал для него великие дела с помощью немудрых и немощных мира сего. Давиду нужно было лишь получить повеление от Саула пойти и сразиться с филистимлянином, и он ничего не говорил об обещанной награде, ибо стремился не к ней, а иметь честь послужить Богу и своей стране; похоже, он не сомневался в щедрости Саула. Для этого ему нужно было:

1. Оправдаться от возражений Саула против его участия в этом мероприятии. «Увы! говорит Саул, ты имеешь хорошее сердце, но ни в коей мере не являешься равным противником для Голиафа. Вступить с ним в бой значит лишиться жизни, которую можно сохранить для каких-то полезных служений. Ты еще юноша, торопливый и неосмотрительный, слабый и неискусный в сражениях, а он муж, имеющий голову и руки мужчины, он воин от юности своей, обученный и приученный к боям (ст. 3З); неужели ты не видишь, что он для тебя слишком сильный противник?» Как на гнев брата Давид отвечал кротостью, так и на страхи Саула он отвечает с присущей ему верой и упованием, что он победит филистимлянина и успокоит Саула. У нас есть основания опасаться, что Саул не был основательно ознакомлен и не почитал слово Божье, и поэтому Давид, увещевая его, не черпал в нем свои аргументы и ободрения, но усиленно взирал на него в своем разуме. Он убеждает его, ссылаясь на собственный опыт: хотя он был молод и еще не участвовал в войне, тем не менее совершенные им подвиги можно приравнять к убийству Голиафа, ибо благодаря божественной помощи он имел достаточно смелый дух и силу, чтобы сразиться и победить один раз льва, а в другой раз медведя, которые воровали его ягнят (ст. 34−36). С этими животными он сравнивает необрезанного филистимлянина, считая его такой же алчной тварью, как и любой из них, и поэтому не сомневается, что легко справится с ним; тем самым он дает Саулу понять, что не является таким уж неопытным в рискованных схватках, как тот считает.

1. Он рассказывает об этом, как человек духовный. Он не стыдится признаться, что пасет отцовских овец, в чем только что порицал его старший брат. Он не только не собирается скрывать этот факт, но и на основании своего дела черпает примеры, с помощью которых пытается вдохновить его. Он извещает окружающих о том, что был не обычным пастухом. Каким бы ни являлось наше призвание, даже если оно весьма презренное, мы должны трудиться, чтобы превзойти в нем и совершать свое дело наилучшим образом. Когда Давид пас овец, (1) то проявил себя очень внимательным и заботливым, хотя это было не его стадо, а отца. Он не мог видеть ягненка, попавшего в беду, и был готов рисковать собственной жизнью, чтобы спасти его. Такой характер сделал его достойным, чтобы стать царем, для которого жизнь подданных дорога, а их кровь драгоценна (Пс 71:14); он также достоин быть прообразом Христа доброго Пастыря, Который берет агнцев на руки и носит на груди Своей (Ис 40:11), Который не только рискнул, но и положил жизнь Свою за овец. Подобным образом и Давид был достойным примером для служителей, чтобы они с максимальной заботой и усердием охраняли души и не стали добычей для рыкающего льва.

(2) Он вел себя очень смело и дерзко, защищая свое стадо. Именно это он хотел сейчас доказать и поэтому не смог привести лучшего доказательства, чем следующее: «Раб твой не только спасал агнцев, но и убивал льва и медведя, чтобы отомстить им за нанесенный ущерб».

2. Он излагает эту историю как муж веры. Он признает (ст. 37), что Господь избавлял его от льва и медведя; Ему он воздает славу за это великое достижение и отсюда делает вывод: «Господь избавит меня и от руки этого Филистимлянина». «Лев и медведь были врагами только моими и моих овец, и лишь защищая собственные интересы, я нападал на них, а этот филистимлянин враг Бога и Израиля, он поносит воинство Бога живого, и ради их чести я нападу на него». Отметьте:

(1) Мы должны использовать личный опыт в качестве ободрения уповать на Бога и смело идти путем долга. Избавивший нас избавляет и будет избавлять.

(2) Наблюдая за заботой, которую общее провидение проявляет о низших тварях, и за защитой, под которой они находятся, мы можем получить ободрение уповать на особое провидение, которое окружает Израиль Божий. Тот, Кто ставит пределы волнам морским и обуздывает ярость диких тварей, может и обязательно обуздает гнев нечестивых людей. Похоже, Павел в данном месте ссылается на Давида (2Тим 4:17−18): «Я избавился из львиных челюстей и поэтому верю, что избавит меня Господь». Возможно, в данной ситуации Давид вспомнил историю Самсона, чтобы ободрить себя, ибо убийство льва было счастливым предзнаменованием его многих славных побед, одержанных над филистимлянами в отдельных сражениях. Так Давид отверг возражения Саула против его участия в этом мероприятии, и ему было дано поручение сразиться с филистимлянином, которое Саул сопроводил искренними сердечными пожеланиями. Раз он сам не осмеливался сразиться с ним, то молился о том, кто решился это сделать: «Иди, и да будет Господь с тобою доброе слово, если только оно не говорится по привычке и формально, как это часто делается».

II. Избавиться от оружия и доспехов, в которые Саул пытался всеми средствами облачить его, когда он отправился участвовать в этом важном мероприятии (ст. 38): «Одел Саул Давида в свои одежды», но не в те, которые он сам носил, ибо этого не допускало несоответствие в сложении, а в определенную одежду, которую он хранил на своем складе, мало задумываясь о том, что тот, кого он сейчас облачает в шлем и броню, очень скоро наследует его венец и плащ. Давид, не решив, каким образом атаковать врага, опоясался мечом, все еще не зная, что ему представится возможность использовать его. Но, скоро убедившись в том, что доспехи только стесняют его и будут, скорее, обременять, а не защищать его, попросил у Саула разрешения снять их: «Я не могу ходить в этом; я не привык, то есть никогда не носил такого военного снаряжения». Мы можем предположить, что доспехи Саула были очень красивыми и крепкими, но каким образом они могли послужить на благо Давиду, если не подходили ему или он не знал, как управляться с ними? Кто стремится к целям, которые превосходят его образование и обычаи и жаждет носить облачение и доспехи владык, тот забывает, что наилучшее для нас это то, для чего мы пригодны и к чему привыкли; и если мы осуществили свои желания, то должны вновь захотеть облачиться в свою одежду и сказать: «Я не могу ходить в этом», поэтому нам лучше обходиться без нее.

Стихи 40−47. Теперь мы приблизились к этому известному сражению, и данные стихи описывают приготовления и протесты с обеих сторон.

I. Обе стороны готовились к сражению. Филистимлянин был уже готов к схватке, ибо таким было его состояние на протяжении последних сорока дней. Он мог вступить в сражение, облаченный в свои доспехи, которые были уже испытаны. Нам только говорится (ст. 41), что он шел и приближался к Давиду; возможно, ему дали знать, что его вызов принят, и, словно он не доверял своему шлему и кольчуге, перед ним шел оруженосец, который нес его щит, ибо его руки были заняты мечом и копьем (ст. 45). Но какое же оружие и обмундирование было у Давида? Только то, что он принес с собой как пастух; у него не было ни нагрудника, ни лат, а только простой пастушеский плащ; вместо копья посох, вместо меча или лука праща, а вместо колчана со стрелами сумка, в которой было пять гладких камней, которые он выбрал из ручья (ст. 40). Из этого следует, что он уповал только на силу Бога, а не на какие-то свои достоинства, и что Тот, Кто вложил в его сердце желание сразиться с филистимлянином, вложил в его голову понимание, какое оружие нужно использовать.

II. Сражению предшествовала словесная стычка, во время которой мы обращаем внимание:

1. Каким гордым был Голиаф.

(1) С каким презрением он смотрел на своего противника (ст. 42). Он осмотрелся вокруг, надеясь увидеть более высокого и сильного воина, но, увидев жалкую фигуру юноши, с которым ему предстояло вступить в сражение, он с презрением отнесся к нему, посчитав ниже собственного достоинства сражаться с ним и опасаясь, что жалкий вид соперника, с которым он будет бороться, уменьшит славу его победы. Голиаф обратил внимание, что соперник был юношей, не набравшим полной силы, белокур и красив лицом и больше подходил быть партнером для дочерей Израиля во время танцев (если только в то время разрешались танцы с партнерами), чем вождем для воинов Израиля в их сражениях. С великим негодованием он обратил внимание на его снаряжение (ст. 43): «Что ты идешь на меня с палкой? Разве я собака? Неужели ты думаешь, что тебе удастся побить меня так же легко, как ты бьешь собаку пастуха?»

(2) Насколько он был уверен в своем успехе. Он проклял Давида своими богами, призывая бессильную месть своих идолов на его голову и полагая, что эти угли, брошенные в него, обеспечат ему успех; и поэтому, уверенный в победе, он мечет свои проклятия, словно грозные слова могут убить (ст. 44): «Подойди ко мне, и я отдам твое тело птицам небесным, и оно будет нежной и изысканной пищей для них». Так уверенность и самонадеянность глупцов губит их.

2. Каким благочестивым был Давид. В его словах нет хвастовства, в них присутствует только Бог, Который для него является самым главным (ст. 45−47).

(1) Он получил свою власть от Бога: «Я иду против тебя, имея полномочия и поручение с небес, во имя Господа, Который призвал и помазал меня для этого дела; Который благодаря Своему всеобщему провидению является Господом воинств, всех воинств, и поэтому имеет силу делать то, что Ему угодно; Который по особой благодати Его завета является Богом воинств Израильских, и поэтому Он применит Свою силу для их защиты и против тебя, так нечестиво оскорбившего их». Давид полагался на имя Бога так же, как Голиаф на свой меч и копье (см. Пс 19:8; 117:10−11).

(2) Он полагал, что его успех зависит только от Бога (ст. 46). Давид говорил с такой же уверенностью, что и Голиаф, но имел лучшие основания; это его вера сказала: «Ныне предаст тебя Господь в руку мою, и не только твой труп, но и трупы воинства филистимлян будут отданы птицам небесным и зверям земным».

(3) Славу за все это он воздает Богу. Он не похож на Голиафа, который ищет себе славы, а ищет славы Богу, не сомневаясь в успехе предприятия.

[1] Весь мир должен узнать, что есть Бог и что Бог Израиля является единственным и истинным Богом, а все остальные божества суета и ложь.

[2] Весь Израиль (который он называет не армией, а сонмом или Церковью, потому что теперь они наблюдают за шествием своего Бога и Царя, как это раньше происходило во святилище) узнает, что не мечом и копьем спасает Господь (ст. 47), а может, если Ему угодно, спасти и без них (Пс 45:10). Давид представляет себя перед этим сражением, скорее, в качестве священника, который собирается принести жертву справедливости Бога, чем воина, собирающегося вступить в бой с врагом своей страны.

Стихи 48−58. Данные стихи описывают:

1. Схватку, происшедшую между этими двумя воинами (ст. 48). Филистимлянин приближался к месту сражения с величественным и важным видом; если ему придется сразиться с этим ничтожеством, то это надо сделать с величием, приличествующим исполину и человеку знатному. Это подразумевается в манере описания: «Он поднялся и стал подходить и приближаться, как величественная гора, обложенная медью и железом, навстречу Давиду». Давид вышел навстречу противнику с не меньшей энергией и бодростью, как человек, стремящийся совершить казнь, а не сделать себе имя: «Он поспешно побежал, так как не был обременен тяжестью, навстречу Филистимлянину». Мы можем вообразить, с какой нежностью и состраданием израильтяне наблюдали, как этот миловидный юноша бросал себя в объятия смерти; но он знал, в кого верил и за кого заступался.

2. Как Голиаф проиграл этот бой. Он не спешил, так как не боялся и был уверен, что скоро одним ударом разрубит голову противника. Но пока он готовился торжественно осуществить свой план, Давид без какой-либо помпезности, но более эффективно сделал свое дело: он пращой бросил камень, который попал великану в голову, между глаз, и поверг его на землю (ст. 49). Голиаф знал, что в Израиле были меткие метатели (Суд 20:16), но тем не менее оказался настолько забывчивым или самоуверенным, что шел с открытым забралом; и именно туда, в единственную незащищенную часть, не столько искусство Давида, сколько Божье провидение направило камень, который был брошен с такой силой, что проник ему в голову, несмотря на дерзость, с которой она держалась. Посмотрите, как хрупка и неопределенна жизнь даже тогда, когда кажется, что она особенно хорошо защищена; как быстро и легко, без каких-либо препятствий может открыться проход, по которому жизнь уйдет, а смерть придет. Даже Голиаф не был властен над духом, чтобы удержать дух (Еккл 8:8). Пусть же сильный не хвалится своей силой, а вооруженный своим оружием. Посмотрите, как Бог противится гордым и изливает презрение на тех, кто бросает вызов Ему и Его народу. Никогда еще не процветал человек, ожесточивший свое сердце против Бога. Один раввин полагает, что когда Голиаф сказал Давиду: «Подойди ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным», то так сильно тряхнул своей головой, что его шлем упал на землю, и так он сделал свой лоб хорошей мишенью для Давида. Чтобы довершить казнь, Давид вынул меч Голиафа, который он сам держал двумя руками, и отсек им голову его (ст. 51). Зачем же тогда Давиду был нужен его меч? Меч врага тоже сослужил хорошую службу, когда подвернулась такая возможность. Бог особым образом прославляется, когда Его гордые враги уничтожаются собственными мечами; Он делает так, что языком своим они поражают самих себя (Пс 63:9). Победа Давида над Голиафом была прообразом победы Сына Давидова над сатаной и всеми силами тьмы, когда он отнял силы у начальств и властей и властно подверг их позору (Кол 2:15). В Нем мы более чем победители.

3. Это привело к поражению армии филистимлян. Они полностью полагались на силу своего лидера, и поэтому, увидев, что его убили, они не поступили так, как предлагал Голиаф: не бросили свое оружие и не согласились быть рабами израильтян (ст. 9), а принялись удирать; они были подавлены и думали, что нет смысла противостоять воину, перед которым пал такой могущественный человек. Они побежали (ст. 51), и это вдохнуло жизнь в израильтян, которые кричали и гнали их (возможно, Давид возглавлял их в этом преследовании) до самых ворот их города (ст. 52). Возвращаясь после погони, они забрали все имущество и ограбили их палатки (ст. 53), обогатив себя добычей.

4. Давид распределял свои трофеи (ст. 54). Он привез голову филистимлянина в Иерусалим, чтобы она пугала иевусеев, которые удерживали твердыню Сиона. Возможно, он с триумфом провез ее по другим городам. Оружие его он положил в шатре своем; только меч его сохранился и был поставлен в скинии за ефодом, как вещь, посвященная Богу в память о победе ради Его славы (1Цар 21:9).

5. Приводятся известия о Давиде. Хотя ему уже приходилось служить при дворе, но так как он отсутствовал какое-то время (ст. 15), то Саул забыл его, ибо был подвержен раздражительности и стал невнимательным, мало задумываясь о том, что его музыкант имел достаточно сильный дух, чтобы стать его самым сильным воином. Поэтому царь спрашивает, словно никогда его не видел, чей это сын. Хотя Авенир не знал его, но привел к Саулу (ст. 57), а Давид скромно рассказал о себе (ст. 58). Теперь он был представлен ко двору с большими преимуществами, чем раньше, признавая, что Божья рука совершила все это для него.