1-я Царств | 21 глава

Теперь Давид совсем ушел из Саулова двора и стана и попрощался со своим «alter idem — вторым я» с возлюбленным Ионафаном, и с этого момента до самого конца книги мы находим, что на него смотрели и с ним обращались как с изгоем и объявили изменником. Мы видим, как он перебирается с места на место ради собственной безопасности, а Саул преследует его. Злоключения Давида достаточно подробно описаны в этой и следующей главах, которые не только помогают понять смысл Книги Псалмов, но и являют Давида, наряду с другими пророками, примером «злострадания и долготерпения» для святых во все века и, главное, представляют его прообразом Христа, Который, будучи помазанным на царство, смирил Себя, а посему был превознесен. Но в Своих страданиях Христос явил пример безупречности, чего не скажешь о Давиде; свидетельством тому служат истории, описанные в данной главе, где мы наблюдаем Давида в бегах:

(I) Он обманывает священника Ахимелеха, чтобы раздобыть у него пищу и оружие (ст. 1−9).

(II) Он обманывает Анхуса, царя Гефского, притворившись безумным (ст. 10−15). Беды справедливо называют искушениями, ибо многие из-за них впадают в грех.

Стихи 1−9. I. Здесь Давид, попав в затруднительное положение, бежит к Божьей скинии, установленной в то время в Номве (предположительно, речь идет о городе в колене Вениаминовом). С тех пор как покинули Силом, скиния часто перемещалась, хотя ковчег по-прежнему оставался в Кириаф-Иариме. А сюда Давид прибежал, спасаясь от Саулова гнева (ст. 1), и обратился к священнику Ахимелеху. Его не могли защитить ни пророк Самуил, ни царевич Ионафан. Поэтому он просит о помощи священника Ахимелеха. Он предвидит, что ему теперь предстоит быть изгнанником, а значит, нужно пойти к скинии:

(1) Чтобы попрощаться с ней надлежащим образом, ибо он не знает, когда увидит ее снова, а для Давида самым мучительным в изгнании будет удаление от Божьего дома и невозможность участвовать вместе со всеми в таинствах, как явствует из многих его псалмов. У него уже было эмоциональное прощание с возлюбленным другом Ионафаном, и он не может уйти, пока точно так же не попрощается со скинией.

(2) Чтобы вопросить там Господа и получить Его указания, по какому пути идти: пусть Бог направит Давида на путь долга и на путь безопасный, поскольку он попал в сложное и рискованное положение. То, что Давид приходил туда по этому делу, мы узнаем дальше: и тот (Ахимелех) вопросил о нем Господа (1Цар 22:10), как он делал и раньше (ст. 15). В дни несчастий огромным утешением нам служит то обстоятельство, что у нас есть Бог, к Которому можно обратиться, Которому мы можем открыть свое дело и у Которого можем просить указаний и ждать таковых.

II. Священник Ахимелех удивился малочисленности свиты Давида; он слышал, что тот впал в немилость при дворе и поэтому смотрел на него с опаской, как склонно поступать большинство людей, узнав о враждебности мира по отношению к их друзьям. Ахимелех боялся вызвать недовольство Саула, принимая у себя Давида, и заметил, сколь жалко выглядит Давид теперь по сравнению с тем, что было раньше: почему ты один? С ним все-таки было несколько человек (как следует из Mк 2:26), но речь идет лишь о собственных слугах Давида; с ним не было никого из придворных, никого из знати, как это бывало прежде, когда он приходил вопрошать Господа. Он говорит, что обычно ходил в многолюдстве... в дом Божий (Пс 41:5), а теперь с ним два-три человека, поэтому Ахимелех вправе спросить: почему ты один? Однажды Давид внезапно получил повышение и после одиночества пастушеской жизни очутился среди толпы и суматохи стана, а теперь так же стремительно понижен до унылого состояния изгнанника и стал одиноким, как воробей на крыше. Таковы тяготы этого мира и столь непостоянна его улыбка. Кого обхаживают сегодня, того могут бросить завтра.

III. Под предлогом, что Саул послал его на выполнение задания государственной важности, Давид просит Ахимилеха удовлетворить его насущные нужды (ст. 2−3).

1. Здесь Давид повел себя несвойственным ему образом. Он сказал Ахимелеху откровенную ложь, якобы Саул поручил ему дело и сопровождавшие его были оставлены в определенном месте, а ему приказано соблюдать секретность, и поэтому он не может сказать об этом даже самому священнику. Все это было неправдой. Что же мы скажем? Писание этого факта не скрывает, а мы не осмеливаемся его оправдывать. Поступок был плохим и привел к печальным последствиям, ибо Саул умертвил священников Господних, и позже Давид размышлял об этом с сожалением (1Цар 22:21−22). Ему не было нужды притворяться перед священником, ибо можно предположить, что если бы Давид сказал ему правду, то Ахимелех приютил бы его и оказал помощь с такой же готовностью, как и Самуил, к тому же знал бы лучше, что ему посоветовать и как вопросить о нем Бога. Людям следует быть откровенными со своими верными священниками. Давид был человеком великой веры и мужества, но здесь они ему изменили, и он повел себя так отвратительно из-за страха и трусости, возникших по причине немощности веры. Если бы он доверял должным образом Богу, то не стал бы прибегать к столь греховной уловке, как эта, ради самосохранения. Это написано не для того, чтобы мы подражали (нет, ни в коем случае, даже в самом затруднительном положении!), но в назидание нам. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. И давайте каждый день будем молиться: Господи, не введи нас во искушение. Пусть эта история побудит всех нас сокрушаться по поводу (1) слабости и немощности благочестивых людей; даже наилучшие несовершенны по эту сторону небес. Истинная благодать не исключает вероятности совершения множества ошибок.

(2) Коварства трудных времен, которые приводят благочестивых людей в такое отчаяние, что искушения оказываются для них слишком сильными. Угнетение может заставить и мудрого поступить неразумно.

2. Давид попросил у Ахимелеха две вещи: хлеб и меч.

(1) Ему нужен хлеб: хлебов пять (ст. 3). Тогда путешествия были делом хлопотным: путники брали с собой продукты за недостатком денег и отсутствием трактиров, иначе Давиду не пришлось бы сейчас искать хлеб. Похоже, Давид иногда (но не постоянно) все-таки встречал потомков праведника, просящих хлеба (Пс 36:25). Итак:

[1] Священник выдвинул возражение, потому что у него не было простого хлеба, а только священный хлебы предложения, которым надлежало в течение недели оставаться на золотом столе в святилище, а затем они поступали в распоряжение священника и его семьи (ст. 4). Этого священника, по-видимому, хорошим хозяином не назовешь: либо его сердце не было расположено к гостеприимству, либо не хватало средств, необходимых для проявления такового. Ахимелех считает, что сопровождающие Давида юноши не должны есть этот хлеб, если не воздерживались какое-то время от отношений с женщинами, пусть даже речь идет о собственных женах. Такое же требование выдвигалось перед получением закона (Исх 19:15), но мы нигде не находим других упоминаний, подтверждающих необходимость подобного воздержания для соблюдения церемониальной чистоты, и поэтому священник здесь, кажется, проявляет излишнюю щепетильность, чтобы не сказать суеверие.

[2] Давид утверждает, что в случае такой необходимости он сам и бывшие с ним могут есть священный хлеб на законном основании, ибо они не только удовлетворяют этому требованию, поскольку в течение трех последних дней воздерживались от отношений с женщинами, но и сосуды (то есть тела) отроков чисты, будучи во всякое время соблюдаемы в святости и чести (1Фес 4:4−5), а посему Бог особым образом позаботится о них, чтобы они ни в чем не ощущали недостатка, и сделает это через Своего священника. Итак, поскольку они в этом отношении были святы, то святое им не возбранялось. Бедные и благочестивые израильтяне, фактически, являлись Божьими священниками и, вместо того чтобы голодать, могли поесть хлеба, предназначенного священникам. А верующие являются духовными священниками, и приношения Господу станут их наследием; они будут вкушать хлеб своего Бога. Давид ссылается на то, что хлеб определенным образом стал простым после того, как перестал служить своему основному религиозному предназначению, особенно теперь, когда вместо него на стол положили другие хлебы (теплые ст. 6), освященные в тот день в сосуде (написано у нас на полях). Таковы были доводы Давида, и Сын Давидов одобряет их и на этом примере показывает, что милость предпочтительнее жертвы и соблюдение ритуалов должно уступить место моральному долгу и, когда того требует крайняя необходимость, можно поступить так, как в противном случае не поступили бы. Христос вспоминает эту ситуацию, оправдывая действия своих учеников, когда те срывали колосья в субботу, за что их осудили фарисеи (Мф 12:3−4).

[3] После этого Ахимелех обеспечивает его пищей: и дал ему священник священного хлеба (ст. 6); и существует мнение, что именно об этом он вопросил Господа (1Цар 22:10). Как верный раб, он не мог распорядиться продуктами своего господина без его разрешения. Можно предположить, что Давид нашел хлеб особенно желанным, поскольку тот был священным, так сильно он ценил любую святыню. Хлебов предложения было всего двенадцать штук, тем не менее пять из них были отданы Давиду (ст. 3), хотя в доме больше ничего не было; однако священник доверял Провидению.

(2) Ему нужен меч. Представители знали, даже если они были военачальниками, в то время не носили мечи постоянно, как сейчас, иначе Давид, наверное, не оказался бы без такового. Любопытно, почему Ионафан не снабдил его своим, как он это сделал раньше (1Цар 18:4). Как бы там ни было, случилось так, что Давид не имел при себе никакого оружия, и он придумал этому объяснение якобы пришлось уходить поспешно (ст. 8). А кто вооружен мечом Духа и щитом веры, тот не останется без оружия таковых невозможно застать врасплох. Но у священников, по-видимому, мечей не было, ибо орудия их брани не плотские. Возле скинии не нашлось иного меча, кроме принадлежавшего Голиафу и помещенного за ефодом в память о славной победе, одержанной Давидом над его владельцем. Вероятно, Давид имел его на примете, когда попросил священника помочь ему с мечом, ибо при упоминании о нем Давид сказал: «О, нет ему подобного, дай .мне его» (ст. 9). Он не смог воспользоваться оружием Саула, потому что не успел испытать таковое в деле; но этот меч Голиафа прошел проверку, ведь Давид совершил им казнь. Отсюда очевидно, что Давид теперь окреп и возмужал, если ему под силу носить такой меч, как этот, и владеть им. Бог научил руки его брани (Пс 17:35), поэтому он мог творить чудеса. В отношении данного меча следует отметить два обстоятельства:

[1] Сам Бог милостиво вручил его Давиду в залог Своей исключительной благосклонности; поэтому всякий раз, когда Давид доставал его из ножен или смотрел на него, это служило ему огромной поддержкой в вере, воскрешая в памяти яркий пример заботы и одобрения по отношению к нему со стороны Божьего провидения.

[2] Давид с благодарностью вернул его Богу, посвятив таковой Ему и используя в Его честь в знак своей признательности; ведь теперь, когда Давид оказался в трудном положении, меч ему весьма пригодился. Следует заметить: то, что мы посвящаем Богу и чем мы Ему служим, вероятнее всего, так или иначе будет возмещено нам на благо и в утешение. Что мы отдали, то и обретаем. Итак, Давид теперь обеспечен оружием и пропитанием; но случилось весьма досадное недоразумение: один из Сауловых слуг по имени Доик пришел в то время на поклонение Господу и впоследствии подло предал как Давида, так и Ахимелеха. По рождению этот человек был идумеем (ст. 7), и, хотя он обратился в иудейскую религию ради положения в обществе, которое и обрел теперь при Сауле, тем не менее сохранил древнюю и передающуюся из поколения в поколение враждебность Едома к Израилю. Он был начальником пастухов, и, наверно, тогда это место было таким же почетным, как сейчас должность королевского шталмейстера. По той или иной причине ему в то время довелось навестить священника: либо чтобы очиститься от какого-то осквернения, либо чтобы принести должное по обету; но, по какому бы делу он ни явился, о нем сказано, что он был задержан... пред Господом (англ. пер., ст. 7). Он должен служить и ничего не может с этим поделать, служение ему надоело, он говорит: «вот сколько труда!» и пренебрегает им (Мал 1:13). Он предпочел бы оказаться в любом другом месте, а не перед Господом, и поэтому, вместо того чтобы думать о деле, ради которого пришел, Доик замыслил злодеяние против Давида и Ахимелеха за то, что тот задержал его. Божье святилище не застраховано от проникновения в него таких вот овец в волчьей шкуре (см. Гал 2:4).

Стихи 10−15. І Книга Царств 21:10−15 Давид, хотя и избранный царь, здесь предстает изгнанником; ему суждено быть владыкой огромных сокровищ, тем не менее сейчас он просит хлеба; он помазан на царство, тем не менее вынужден бежать из своей страны. Подобным же образом подчас кажется, что Божье провидение идет вразрез с Божьими обетованиями, чтобы испытать веру народа Божия и чтобы имя Господа прославилось в исполнении Его воли, вопреки лежащим на пути трудностям. Здесь описывается:

(1) побег Давида в землю филистимлян, где он надеялся спрятаться, оставаясь неузнанным при дворе или в стане Анхуса, царя гефского (ст. 10). Любимец Израиля вынужден покинуть землю Израиля, и бывший некогда злейшим врагом филистимлян ищет среди них прибежища (неведомо, из каких побуждений). Похоже, ситуация была такова: хотя израильтяне и любили Давида, но лично царь Израиля испытывал к нему враждебные чувства, что и заставило его покинуть собственную страну, в то же время, хотя филистимляне его и ненавидели, но лично гефский царь был к нему дружелюбен, ценил его доблесть, причем, возможно, именно по той причине, что Давид убил Голиафа, который, наверно, отнюдь не являлся другом Анхуса. Прямо к нему Давид и направился, как к человеку, на которого мог положиться (о чем мы узнаем позже, 1Цар 27:2−3), отказать же Давиду в защите Анхус мог лишь из страха вызвать недовольство собственного народа. Зачастую к подвергшимся гонениям Божьим служителям филистимляне относились лучше, чем израильтяне, и в собрании язычников их принимали радушнее, нежели в синагогах. Так иудейский царь заключил Иеремию в узы, а вавилонский освободил его.

(2) Досада, которую испытали слуги Анхуса из-за появления там Давида, их жалоба царю: «не это ли Давид? Не он ли восторжествовал над филистимлянами? Не ему ли слагали песню, о которой так много говорили: Саул поразил тысячи, а Давид десятки тысяч? Более того (если поступившие к нам тайные донесения из земли Израиля верны), не он ли царь той страны (ст. 11), нынешний или будущий? В таком случае, он враг нашего государства; будет ли безопасно и почетно для нас принимать и защищать такого человека?» Возможно, Анхус намекал им, что принять Давида дальновидный политический шаг, поскольку в данное время он враждует с Саулом и может впоследствии стать для них другом. Обычно изгои из какой-нибудь страны находят приют у врагов своего государства. Но слуги Анхуса возразили против такой политики, считая, что пребывание Давида среди них совсем неуместно.

(3) Страх, который овладел Давидом вследствие этого. Хотя у него и были некоторые причины доверять Анхусу, тем не менее, когда он понял, что слуги царя завидуют ему, то стал опасаться, что Анхус будет вынужден предать его в их руки, и сильно боялся (ст. 12); будучи узнанным, он предчувствовал опасность так сильно, возможно, еще и потому, что носил меч Голиафа, который, надо полагать, был хорошо знаком жителям Гефа, а у Давида были основания подозревать, что они смогут отсечь ему голову этим мечом, как когда-то он отсек голову Голифа. Давид на собственном опыте узнал то, чему учил и нас: лучше уповать на Господа, нежели надеяться на человека (Пс 117:8). Сыны мужей — ложь, и, если мы возлагаем на них свою надежду, она может обернуться для нас страхом. Именно в это время, когда филистимляне захватили его в Гефе, Давид написал Псалом 55 (Michtam, золотой псалом), в котором, поведав Богу о свои страданиях, он принимает решение: «Когда я в страхе, на Тебя я уповаю (ст. 4) и поэтому не боюсь; что сделает мне человек, даже если он сын великана?» (ст. 12).

(4) Линия поведения, которую избрал Давид, чтобы вырваться из рук Анхусовых слуг: он притворился безумным (ст. 13). Он имитировал жесты и привычки слабоумного от рождения или лишившегося разума человека, предполагая, что они охотно поверят, что немилость, в которую он попал, или беды, переживаемые им в данное время, довели его до безумия. Это притворство не может быть оправдано (ибо такое самоунижение выглядело неприлично, а поведение не соответствовало истине и поэтому было недостойно чести и совести столь выдающего человека, как Давид); но в некоторой степени оно извинительно, потому что не являлось просто ложью, а, скорее, было военной хитростью по отношению к врагам ради спасения собственной жизни. Притворство, к которому здесь прибегнул Давид, чтобы сохранить себе жизнь, в определенной мере объяснимо, а вот пьяницы выглядят так без притворства и доводят себя до подобного состояния, потакая низменной похоти: они превращаются в безумцев и ведут себя неподобающим образом; обычно их слова и действия либо глупы и нелепы, как у слабоумных, либо дерзки и неистовы, как у буйно помешанных, что неоднократно заставляло меня удивляться тому, как могут дойти до такого состояния благоразумные и уважаемые люди.

(5) Побег Давида благодаря этой уловке (ст. 14−15). Я склонен думать, что Анхус знал, что расстройство сознания было притворным, но в своем желании защитить Давида (ибо потом мы увидим его доброжелательное отношение, даже когда князья филистимлян Давида не жаловали, 1Цар 28:1−2; 1Цар 29:6) он притворился перед своими слугами, что действительно считает этого человека безумцем, и поэтому у него есть причины сомневаться, Давид ли это; или, даже если это Давид, то его не нужно бояться: какой вред он может причинить им сейчас, когда лишился разума? Слуги подозревали, что Анхус был склонен принять Давида, но он сказал: «Нет, это безумец. Я не хочу иметь с ним дела. Вам не нужно бояться, что я возьму его на службу или стану поддерживать». И в подтверждение задает шутливый вопрос: «разве мало у меня сумасшедших... неужели он войдет в дом мой? Я не явлю ему милости, но и вы не причиняйте ему вреда, ибо ему, как сумасшедшему, можно лишь посочувствовать». Поэтому он изгнал Давида, как следует из заглавия Псалма 33, который Давид написал по этому случаю, причем псалом этот превосходен и показывает, что Давид не изменил своего духа, когда изменил поведение, но даже в очень сложной ситуации и в спешке его сердце было готово, потому что полагалось на Господа. Давид завершает данный псалом словами уверенности, что никто из уповающих на Господа не погибнет, даже если таковые (как он сейчас) переживают трудности и одиночество: гонимы, но не оставлены.