Екклесиаст | 12 глава

Нигде в литературе мы не встречаем более классического описания старости, чем в первой половине главы 12. Значение ее не лежит на поверхности, потому что она имеет форму аллегории. Перед нами предстает портрет дряхлого старика, типичного образца преклонного возраста, неизбежно движущегося к могиле.

12:1 Мрачная картина старости и дряхлости — это предупреждение для молодых людей о том, чтобы они помнили Создателя в дни юности. Обратите внимание: Соломон не называет Бога Господом, Спасителем или Искупителем. Он называет Его Создателем. Только как такового Соломон мог знать Бога со своей точки зрения под солнцем. Но совет, тем не менее, хорош. Молодые люди должны помнить своего Создателя, доколе не наступил закат жизни, когда настанут тяжелые и жестокие дни, годы, лишенные удовольствия и наслаждений. Чувства молодых людей должны быть такими, как описаны в следующих строках:

Господи, пока я полон сил,
Я хотел бы быть сильным для Тебя;
Пусть моя восхищенная песня, вызванная чем-либо дорогим,
Всегда обращается к Тебе.
Я не отдам своего сердца миру
И буду любить Тебя;
Пусть не покинет меня сила,
Нужная для служения Тебе.
Мое рвение не поколеблется,
Я не оступлюсь, как заблудший мир:
Я не хочу восходить на небесную гору
Шагами усталыми и медленными.
Позволь мне посвятить Тебе не свои вялые желания,
Не свою худшую часть!
Позволь мне дать Тебе не угасающий огонь,
Не пепел своего сердца!
Избери меня в мои золотые годы,
Прими участие в моих радостях!
Для Тебя — слава моей юности,
Полнота моего сердца.
Томас Х. Джил

12:2 Старость — это время, когда свет тускнеет, и в физическом, и в эмоциональном плане. Дни становятся утомительными, ночи — долгими. Мрак и депрессия овладевают человеком.

Даже в ранние годы жизни случаются дожди, то есть невзгоды и разочарования. Но потом выходит солнце, и человек снова может воспрять духом. Теперь кажется, что солнечные дни прошли, и, когда заканчивается один дождь, новые тучи уже обещают другой.

Юность — то время, когда следует помнить Творца, потому что еще не померкли солнце, и свет, и луна, и звезды, еще не нашли новые тучи вслед за дождем.

12:3 Далее тело старика представлено в образе дома. Стерегущие дом — это руки, некогда бывшие сильными и активными, а теперь морщинистые, скрученные и дрожащие от болезни Паркинсона.

Мужи силы — это ноги, они уже не прямые и спортивные, а изогнутые, изнемогающие под весом тела.

Перестанут молоть мелющие, потому что их немного, то есть зубы уже не могут пережевывать пищу, потому что их осталось слишком мало. Дантист назвал бы это неправильным прикусом.

Помрачатся смотрящие в окно. Зрение с возрастом постоянно портится. Сначала человеку нужны очки, потом — операция от катаракты. Теперь он может читать только написанное крупным шрифтом с помощью очень сильных линз.

12:4 Двери на улицу заперты. Имеются в виду, конечно же, уши. Старикам все нужно повторять снова и снова. Громкий шум, такой как звук жернова, кажется им далеким и еле слышным.

Старик страдает от бессонницы; он встает очень рано, с пением первых птиц или по крику петуха.

Замолкнут дщери пения; голосовые связки утратили свою гибкость. Голос стал скрипучим и неустойчивым, петь невозможно.

12:5 Развивается акрофобия, то есть высоты будут им страшны, будь то стремянки, вид с крыш высотных зданий или трапы самолетов.

И на дороге ужасы. Старики теряют веру в свои силы, им страшно выходить из дома одним или поздно вечером.

Обычно цветущее миндальное дерево символизирует седину: сначала она покрывает голову, а потом волосы выпадают, как опадает цвет.

Образ кузнечика может быть объяснен двумя способами. Во-первых, отяжелеет кузнечик, то есть, даже самые легкие предметы для старика тяжелы. Или же имеются в виду движения кузнечика, то есть речь идет о старике, который с трудом передвигается рывками, словно подпрыгивая.

Рассыплется каперс — то есть естественные желания ослабевают или вовсе исчезают. Пища кажется невкусной, другие основные удовольствия человека тоже не радуют. Сексуальных желаний больше нет.

Этот процесс старения означает, что человек движется к своему вечному дому, к смерти и могиле, и скоро его похоронная процессия пройдет по улице.

12:6 Так что мудрец советует помнить Создателя, доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. Нам трудно объяснить точное значение всех этих образов.

Вероятно, разорванная серебряная цепочка означает обрыв тонкой нити жизни, когда дух покидает тело. По-видимому, слепая поэтесса так понимала эти слова:

Однажды разорвется серебряная цепочка,
И я не буду больше петь, как сейчас,
Но как я буду радоваться,
Kогда проснусь Во дворце Царя.
Фанни Дж.

Золотая повязка может относиться к деятельности мозга и поэтически указывать на ее прекращение в момент смерти.

Кувшин и колесо вместе могут указывать на систему циркуляции крови, прекращение верхнего и нижнего кровяного давления.

12:7 Смерть вступает в свои права. Тело превращается в прах, а дух возвращается к Богу, Который дал его. По крайней мере, так казалось Соломону. Что касается верующего, то его вывод правилен. Но в случае с неверующим дух отправляется в ад, где ожидает суда великого белого престола. Потом дух воссоединится с телом, и человек будет брошен в озеро огненное (Откр 20:12−14).

12:8 Итак, Екклесиаст совершил полный круг и возвратился к тому, с чего начал: жизнь под солнцем — суета; она бессмысленна, напрасна и пуста. Его патетический повтор напоминает нам о маленькой девочке, которая отправилась на ярмарку и слишком долго там задержалась.

Я хотела, чтобы музыка звучала вечно

— Неужели я слишком долго пробыла на ярмарке? Я хотела, чтобы клоуны все время шутили остроумно,

— Неужели я слишком долго пробыла на ярмарке? Я купила голубые ленты, чтобы вплести их в волосы, Но никто не обратил на это внимания. Карусель уже останавливается,

— Неужели я слишком долго пробыла на ярмарке? Я хотела жить в городе, где всегда карнавал, Где повсюду смех и любовь. Я хотела, чтобы мои друзья были умными и веселыми. Я хотела быть кому-то нужной. Я хотела, чтобы мои голубые ленты были яркими и новыми, Но теперь я вижу, что они уже не сияют. Карусель начинает мне надоедать

— Неужели я слишком долго пробыла на ярмарке? Здесь нечего ждать, и никому я не нужна,

— Неужели я слишком долго пробыла на ярмарке?

Билли Барнс

Сейчас, когда мы дошли до последнего упоминания Соломона о суетности жизни под солнцем, мне вспоминается история, которую часто рассказывал Э. Стенли Джонс. Путешествуя на корабле, он увидел там очень тучную пару, с откормленным лицами, которые жили от одного приема пищи до другого. У них было много денег, но жизнь их была пуста.

«Они рассердились на официанта, который не принес им еду мгновенно. Казалось, они боятся умереть от голода за то время, пока им несут еду. Их физический аппетит был единственной важной вещью для них. Я никогда не видел, чтобы они читали книги или газеты. Когда они не ели, они сидели за столом и смотрели в пустоту, словно ожидая следующего приема пищи. Однажды вечером я видел, как они так сидели и смотрели в никуда, когда затуманенный рассудок мужчины вдруг озарила яркая идея. Он подошел к столу, заглянул в вазы и вернулся к своей жене с известием: «Они пусты!» Я чуть не рассмеялся. Он был прав: «Они пусты!» Пусты были не только вазы! Души и разум этих людей тоже были пусты. У них было много в кошельках, но ничего не было в душе; и таким было их наказание. Они были обречены на скуку — никаких приключений. Их желудки расширялись, а горизонт сужался».

IV. Заключение: лучшее под солнцем (12:9−14)

12:9 Екклесиаст был не только мудр сам, он также делился своим знанием с другими. Он пытался передать свою мудрость народу в форме притчей, тщательно взвешенных и испытанных на истинность.

12:10 Он тщательно подбирал слова, стараясь сочетать утешительное, приятное и истинное. Он словно готовил вкусное блюдо с приправами.

12:11 Учение мудрых подобно заточенному, острому инструменту, они просты, прямы и убедительны. Собрание же высказываний от единого пастыря подобно вбитым гвоздям, или колышкам, которые придают устойчивость шатру. Они укрепляют нас и помогают нам обосновывать свои собственные мысли.

Во многих переводах Библии слово пастырь здесь пишется с прописной буквы — переводчики воспринимали его как относящееся к Богу. Однако, следует также помнить, что в восточном мировоззрении царь часто воспринимался как пастырь. Гомер писал: «Все цари — пастыри народа». Так что царь Соломон мог называть единым пастырем самого себя. Это толкование больше подходит к данному контексту.

12:12 Конечно, Соломон не исчерпал своей темы. Он мог бы написать и больше, но он предупреждает читателей: вывод был бы тем же. Конца не будет книгам, устанешь их все читать. Но зачем утруждать себя? Все они покажут в конечном итоге, что жизнь — суета.

12:13 Его окончательный вывод может произвести впечатление, что наконец-то он поднялся над солнцем. Он говорит: «Бойся Бога и заповеди Его соблюдай», потому что такова основная обязанность человека, все для него. Но мы должны помнить: бояться Бога здесь не значит обладать спасительной верой. Это рабский страх творения перед Своим Творцом. И заповеди не обязательно означают закон Божий, явленный в Ветхом Завете. Скорее это означает любые заповеди, которые Бог начертал в сердцах людей.

Иначе говоря, мы не должны приписывать Соломону большую духовную проницательность, чем та, которой он обладал. Он был всего лишь мудрым человеком, который делал выводы на основании своей природной интуиции и практического опыта.

В этом все для человека — не только все его обязанности, но все, что нужно для полной и счастливой жизни.

12:14 Бояться Бога и повиноваться Ему нужно из-за грядущего суда. Мы, как верующие, можем быть вечно благодарны Богу за то, что Спаситель избавил нас от страха перед этим судом.

«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1Ин 4:18).

Мы верим и повинуемся не из страха, а из любви. Благодаря Его жертве на Голгофе, мы можем быть уверены в том, что никогда не подвергнемся суду, но перешли от смерти в жизнь (Ин 5:24). Теперь мы можем сказать:

Осуждения нет,
Для меня нет ада,
Мои глаза никогда не увидят
Мучений и огня;
Нет для меня приговора,
Нет для меня наказания,
Потому что Господь, любящий меня,
Укроет меня Своим крылом.
Пол Герхардт