Екклесиаст | 2 глава

Провозгласив все суетой, особенно мудрость и знание, и не только не получив радость от их умножения, но и усилив свою печаль, в этой главе Соломон идет дальше и показывает, что он устал от этого мира и что у людей нет повода радоваться ему.

I. Он показывает, что истинное счастье и удовлетворение нельзя обрести в веселье и удовольствиях, в чувственных наслаждениях (ст. 1−11).

II. Он пересматривает притязания мудрости, допускает ее превосходство и полезность, но в то же время видит, что ее достоинства обременены такими трудностями, которые доказывают ее неспособность сделать человека счастливым (ст. 12−16).

III. Он задает вопрос, насколько бизнес и богатство этого мира могут приблизить человека к счастью, и на основании собственного опыта делает вывод: все — суета и томление духа для тех, кто утвердил на них свое сердце (ст. 17−23), и если кто-то и может обрести в них благо, то лишь тот, кто не привязывается к ним (ст. 24−26).

Стихи 1−11. Стремясь обрести summum bonum — человеческое счастье, Соломон оставляет свои занятия, библиотеку, лабораторию, палату совещаний, где он напрасно искал его, и отправляется в парк, театр, свой сад и беседку; он меняет компанию философов и серьезных сенаторов на людей, блистающих остроумием, щеголей, кавалеров и придворных, чтобы испытать, можно ли обрести истинное удовлетворение и счастье среди них. При этом он совершает большой шаг назад, отдав предпочтение низменным животным чувствам перед благородными интеллектуальными наслаждениями. Тем не менее, если он решил провести тщательные исследования, то должен был постучаться в эту дверь, так как большая часть человечества воображает, что именно здесь можно обрести то, что он разыскивает.

I. Он принимает решение испытать, что может дать веселье и наслаждение остроумием: сможет ли он быть счастлив, постоянно развлекая себя и других веселыми историями и шутками, добродушно подшучивая и блистая юмором; сможет ли обеспечить себя милыми оригинальными сценками и остроумными ответами, придуманными или позаимствованными, над которыми можно было бы посмеяться, сможет ли услышать все нелепости, промахи и глупости, над которыми можно было бы посмеяться и благодаря этому всегда быть в хорошем настроении.

1. Эксперимент был поставлен (ст. 1). Обнаружив, что во многой мудрости много печали и что серьезные люди склонны к меланхолии, сказал я в сердце моем (своему сердцу): «Дай, испытаю я тебя веселием — посмотрю, принесет ли это удовлетворение». Ни склад ума, ни обстоятельства не могли помешать ему веселиться; веселье соответствовало его положению, как и другие преимущества, и он двигался дальше. Поэтому он решил начать новую жизнь и сказал: «Насладись добром, наполнись им, отбрось беспокойство и веселись». Таким может быть человек, но ничто из перечисленного не развеселило его; многие бедняки очень веселы; такими же являются нищие в амбаре. Веселье — развлечение фантазии, и, хотя ему не хватает основательных наслаждений разумных сил, в то же время его нужно предпочитать чисто плотским и чувственным наслаждениям. Человек от животного отличается не только тем, что является animal rationale — разумным животным, но и animal risibile — животным, способным смеяться; поэтому автор говорит своей душе: «…покойся, ешь, пей…» и добавляет: «…веселись», ибо именно для этого он ест и пьет. «Поэтому попробуй, — говорит Соломон, — смеяться и быть тучным, смеяться и быть счастливым».

2. Суждение, последовавшее за этим экспериментом: «…но и это — суета, как и все остальное; веселье не приносит истинного удовлетворения (ст. 2). «О смехе сказал я: «глупость!» или «ты глупость», и поэтому я не хочу иметь ничего общего с тобой; а о веселии (обо всех видах развлечений и том, что претендует на забаву): «что оно делает?» Или можно понимать так: «Что ты делаешь?» Невинное веселье, спокойное, своевременное и умеренное — хорошая вещь, подходящая для бизнеса, помогающая смягчить тяжелый труд и разочарования человеческой жизни, но если оно чрезмерно и излишне, то безрассудно и бесплодно.

(1) Оно не делает ничего хорошего. Что оно делает? Cui bono — для чего оно? Оно не поможет успокоить виновную совесть и не сможет облегчить печальный дух; нет ничего более неприятного, чем поющий песни печальному сердцу. Это не удовлетворит душу и не принесет истинного удовлетворения. Это средство лишь смягчающее скорбь в настоящее время. Громкий смех часто заканчивается вздохом.

(2) Оно причиняет значительное зло: это глупость, то есть смех делает человека безумным; оно часто побуждает людей к непристойным поступкам, которые позорят его разум и религию. Кто потакает собственному веселью, тот безумец, ибо оно удаляет сердце от Бога и божественных благ, незаметно истощая силу религии. Кто любит веселиться, тот забывает о серьезности; пока они держат в руках бубен и арфу, они говорят Всевышнему: «отойди от нас» (Иов 21:12,14). Мы можем, как Соломон, испытать себя весельем и по этому оценить состояние своей души. Устоим ли мы перед его влиянием? Сможем ли мы веселиться и оставаться мудрыми? Можем ли мы использовать его как приправу, а не основную пищу? Но нам не обязательно испытывать себя весельем, как Соломон: принесет ли это нам счастье, ибо мы можем поверить его слову: «Это глупость. Что делает оно?» Смех и наслаждение, говорит сэр Вильям Темпл, являются результатом различного настроения разума, ибо люди не расположены смеяться над тем, что им больше всего нравится, или им очень мало нравится то, над чем они смеются.

II. Обнаружив, что потакание своим фантазиям не сделало его счастливым, автор далее принимает решение испытать то, что угождает его вкусу и склонностям (ст. 3). Раз знание творений не удовлетворяет, он посмотрит, к чему приведет неограниченное их использование: «Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое», то есть хорошей пищей и напитками. Многие делают это, не посоветовавшись с сердцем и не видя дальше удовлетворения чувственных желаний. Но Соломон приступил к этому вопросу разумно, критически, как мужчина, а не только поставил эксперимент. Обратите внимание:

(1) Он не позволяет себе неограниченно предаваться чувственным наслаждениям, предварительно не утомив себя их изучением. Пока его скорбь не умножилась, он не принимает решения услаждать себя вином. После того, как мы совершили доброе дело, мы можем с удовольствием освежить себя дарами Божьей щедрости. Мы правильно используем чувственные наслаждения в том случае, когда применяем их в качестве целительного средства — только в случае необходимости, как Тимофей, который пил вино только ради здоровья (1Тим 5:23). «Я думал соблазнить свою плоть вином, — написано на полях, — или к вину». Кто приучил себя к пьянству, вначале сделал над собой насилие; таковые соблазнили к нему плоть и соблазнили пьянством, но они должны осознавать, в какие бедствия они тем самым вовлекли себя.

(2) Он рассматривает свой поступок как безрассудство, так как с неохотой занялся этими исследованиями, как св. Павел, который, расхваливая себя, называл это слабостью и хотел, чтобы люди снисходили к его неразумию (2Кор 11:1). Соломон старался придержаться и глупости, чтобы посмотреть, насколько счастливым безрассудство может сделать человека; но, похоже, в этой шутке (как мы сказали бы) ему пришлось зайти слишком далеко. Он решил, что глупость не должна завладеть и господствовать над ним, но хотел придерживаться глупости и держать ее на расстоянии, хотя увидел, что это довольно сложно для него.

(3) В то же время он позаботился, чтобы руководствоваться мудростью, и, предаваясь наслаждениям, мудро управлять собой, чтобы те не нанесли вреда и не лишили способности непредвзято судить о них. Когда он вздумал услаждать вином тело свое, сердце его руководилось мудростью (дословно), поддерживало его стремление к познаниям, не позволяло стать пьяницей и рабом собственных удовольствий; его занятия и пиршества служили контрастом друг друга и благодаря этому он испытывал, могут ли они вместе дать ему ту удовлетворенность, которой не смогли дать по отдельности. Такое исследование провел Соломон на себе, но увидел, что это суета, ибо тот, кто думает услаждать себя вином, но при этом желает, чтобы сердце руководилось мудростью, скорее всего обманет себя, как и те, которые планируют служить и Богу, и мамоне. Вино — глумливо; это великий обманщик; очень трудно человеку сказать, что до сих пор он дойдет, а дальше не пойдет.

(4) Его целью не было потакание своим желаниям, он лишь хотел найти человеческое счастье, а так как услаждение вином претендовало на это, то он должен был среди прочего испытать и это. Обратите внимание, как он описывает человеческое счастье: это то, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.

[1] Мы должны не столько интересоваться благом, которым должны обладать (это мы должны предоставить Богу), а которое должны делать; это должно быть нашей заботой. Добрый Учитель, что хорошего я должен сделать? Наше блаженство заключается не в праздности, а в том, чтобы поступать правильно и быть занятым правильным делом. Если мы делаем то, что хорошо, то несомненно будем иметь утешение и похвалу от него.

[2] Это добро мы должны сделать под небом, находясь здесь, в этом мире, пока день, пока длится время, когда мы можем делать. Мы должны пребывать в труде и служении, а в другом мире ожидать воздаяния. Наши дела туда последуют за нами.

[3] Мы должны совершать их во все дни жизни своей (англ. пер.). Мы должны до самого конца постоянно совершать добрые дела, пока время действий длится — число наших дней (написано на полях); число наших дней исчислено Тем, в чьих руках находится наше время, и они должны быть потрачены так, как Он велит. Надежда на то, что, услаждая себя вином, человек может обрести счастье в этом мире, является абсурдом; и, рассуждая об этом, Соломон осуждает себя за нее. Разве может так поступать благочестивый человек? Нет, очевидно, что это очень плохо.

III. Быстро осознав, что глупо услаждать себя вином, он далее испытывает самые изысканные развлечения владык и великих мужей. У царя был огромный доход; государственные доходы были очень большие, и он решил потратить их на то, что больше всего угодило бы его склонностям и сделало величественным в глазах других.

1. Он посвятил себя строительству в городе и в стране в целом; но так как в самом начале своего правления он понес огромные расходы на строительство дома Божьего, то впоследствии его вполне можно было извинить за то, что он решил угодить собственной прихоти и построить дворец для себя. Он начал это дело, следуя правильной цели (Мф 6:33), а не как те, которые украшали свои дома (Агг 1:4), в то время как дом Божий был в запустении, и оно, соответственно, процветало. Во время строительства ему нравилось нанимать бедных и делать добро для потомства. Мы читаем, что все строения Соломона были величественными (3Цар 9:15−19), так как соответствовали его богатству, духу и положению. Отметьте его заблуждение: он искал, что бы хорошего сделать (ст. 3), и, стремясь найти ответ на вопрос, предпринял большие дела. Добрые дела несомненно являются большими, но многие считают большими те, которые никак не являются добрыми, а чудесами то, что не имеет благодати (Мф 7:22).

2. Он решил полюбить сад — занятие, очаровывающее некоторых так же, как и строительство. Он насадил всякие плодовитые дерева, которым благоприятствовала почва и климат Ханаана. Он устроил себе сады и рощи (ст. 5), и, похоже, искусство садоводства в то время не уступало нынешнему. У него были не только рощи строевого леса, но и всякие плодовитые дерева, которые он сам насадил; и если хоть какое-то человеческое занятие может принести человеку счастье, то только то, которым занимался Адам, пока был в состоянии невинности.

3. Он потратил много денег на устройство прудов и каналов, а не на веселье и развлечение, — для пользы, чтобы орошать из них рощи (ст. 6). Он не только насадил, но и поливал, а затем предоставил Богу произвести урожай. Источники воды — великое благословение (Нав 15:19), но там, где природа обеспечила этим, изобретательность должна направить их и сделать пригодными для употребления (Притч 21:1).

4. Он увеличил свою семью. Когда Соломон решил предпринять большие дела, ему пришлось нанять много рук, поэтому он обеспечил себя слугами и служанками, которые были куплены за деньги, и от них уже появились слуги, рожденные в доме его (ст. 7). Так его свита была увеличена, а двор стал величественнее (см. Ездра 2:58).

5. Он не пренебрегал государственными делами, а с удовольствием занимался ими, обогащая себя, и не отвлекался от них из-за своих занятий или удовольствий. У него было много крупного и мелкого скота, отары и стада, как у его отца до него (1Пар 27:29), и Соломон не забывал, что его отец вначале содержал овец. Поэтому пусть ухаживающие за скотом не стыдятся своего занятия и не изнывают от него, а помнят, что Соломон причислял обладание большим количеством скота к своим большим делам, которые доставляли радость.

6. Он стал очень богат и не обеднел, как многие, из-за строительства и садоводства лишь потому, что покаялся в них и назвал суетой и томлением. Соломон сеял, но тем не менее обогащался. Он наполнил свою казну серебром и золотом, которые в то же время не лежали там без движения, а пускались в оборот по всему царству, так что стало серебро в Иерусалиме равноценным с простыми камнями (3Цар 10:27); более того, он имел segullah, где хранились особые драгоценности от царей и областей — раритеты, ценившиеся за свою исключительность и богатство больше серебра и золота. Цари соседних стран и отдаленных областей слали ему драгоценные подарки, чтобы обрести его благоволение и получить наставления мудрости.

7. В его распоряжении было все, что могло очаровать и отвлечь, — все виды музыки, пение, музыкальные инструменты, певцы и певицы, наилучшие голоса, которые он смог найти, всевозможные духовые и оркестровые инструменты, использовавшиеся в то время. Его отец был талантливым музыкантом, но, похоже, больше использовал музыку для поклонения, а его сын — для развлечения. Это все называлось услаждения сынов человеческих; для услаждения чувств применяется то, что больше всего нравится людям и от чего они больше всего получают удовольствия. Услаждения детей Божьих имеют другую природу — чистую, духовную, небесную, а также ангельские наслаждения.

8. В то же время он больше любого другого человека приложил усилий для объединения рациональных и чувственных удовольствий. В этом плане он стал великим и богатым больше всех, бывших прежде него, так как поступал мудро, несмотря на тысячи земных радостей. Это было странно и ранее такого не было, (1) чтобы удовольствия не извращали суд и совесть. Его мудрость пребывала с ним (ст. 9) посреди этих наслаждений. Среди всех этих детских удовольствий он сохранил свой мужественный дух, свою собственную душу и преобладание разума над чувственными аппетитами; он обладал такой внушительной мудростью, что она не истощилась и не ослабла из-за подобного образа жизни, как у любого другого человека. Но это не должно ободрять нас отпускать поводья своих желаний, полагая, что мы сможем сделать то же и сохраним свою мудрость, так как не имеем той силы мудрости, которая была у Соломона. Более того, сам Соломон обманулся, ибо как могла его мудрость пребывать с ним, если он настолько оставил свою религию, что строил алтари чужим богам, потакая своим женам? Но мудрость, пребывавшая с ним, позволила ему остаться хозяином своих наслаждений, а не стать их рабом; он мог здраво судить о них. Он отправился во вражескую страну не как дезертир, а как соглядатай, чтобы высмотреть наготу земли сей.

(2) В то же время его суждения и совесть не ограничивали его наслаждения и не препятствовали требовать самых изысканных чувственных удовольствий (ст. 10). Сомневаясь в истинности его суждений в этом вопросе, можно было бы возразить, что его мудрость пребывала с ним и он не обладал той свободой, которая необходима для полного исследования их на собственном опыте. «Нет, — говорит автор, — я обладал той свободой, которая доступна человеку, и чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, если только эти желания можно было осуществить законными средствами, какими бы сложными и дорогими они ни были. Я не только не возбранял сердцу моему никакого веселия, но и не возбранял ему радоваться, а бесконтрольно и полностью испытывая свою мудрость, я высоко оценил свои наслаждения, порадовался и получил удовольствие, как любой эпикуреец». Ничто в обстоятельствах, в его положении или в настроении его духа не портило и не придавало им горечи или добавляло какую-то примесь. Вкратце:

[1] В этих экспериментах он получал такое же удовольствие, как и любой другой человек: «…сердце мое радовалось во всех трудах моих, и поэтому тяжелый труд и усталость не препятствовали получению удовольствий».

[2] Из-за этого его доход не уменьшился. Подобный образ жизни не принес ему разочарований или беспокойства: «…это было моею долей от всех трудов моих». Ко всем своим наслаждениям он добавляет эту фразу, так как не только видел, но и вкушал плоды своих трудов; он имел все это (и это было все, чего он мог ожидать) благодаря своему труду. Работа становится приятнее, если ты можешь насладиться ее успешностью, а наслаждения становятся приятнее от того, что являются результатом работы. Поэтому, исходя из всего выше сказанного, полагаем, что он был счастливым человеком, насколько мир может сделать таковым.

9. И наконец он дает взвешенную оценку всем этим исследованиям (ст. 11). Когда Творец завершил Свои великие дела, то Он осмотрел их и сделал вывод: «Вот, хорошо весьма»; Ему все понравилось. Но когда Соломон оглянулся на все дела свои, которые сделали руки его, потратив много денег и заботы, когда оглянулся на труд, которым трудился, чтобы сделать себя беспечным и счастливым, то ничто не соответствовало его ожиданиям: вот, все суета и томление духа. Он не получил от них ни удовлетворения, ни выгоды: нет от них пользы под солнцем — ни от работы, ни от развлечений этого мира.

Стихи 12−16. Соломон, вначале испытав, какое удовлетворение можно получить от знаний, а затем — от чувственных наслаждений, теперь объединяет их вместе, и в этих стихах сравнивает одно с другим и оценивает их.

I. Он решает поразмыслить о мудрости и безрассудстве. Хотя автор и ранее размышлял о них (Еккл 1:17), но чтобы не казалось, что он слишком быстро выносит суд, он вновь возвращается к ним, чтобы понаблюдать и сделать вывод, можно ли во второй раз, повторно обдумав, получить больше удовлетворенности в исследованиях, чем в первом случае. Он устал от своих развлечений, начал испытывать к ним отвращение и отвернулся от них, чтобы вновь посвятить себя размышлениям; и, если при повторном слушании дела выносится тот же приговор, тогда суд не вызывает сомнений, ибо что может сделать человек после царя, особенно после царя, обладавшего такими мирскими благами, что можно было поставить эксперимент, и такой мудростью, чтобы можно было справиться с ними? Неуспешные испытания не нужно повторять. Ни один человек не должен надеяться обрести в этом мире больше удовлетворенности, чем Соломон, как и глубже него проникнуть в принципы нравственности; когда человек сделал все, что в его силах, то окажется, что это уже было сделано. Давайте же (1) научимся не потакать себе и не увлекаться мыслью, что мы можем улучшить то, что уже было улучшено до нас. Давайте ценить других выше себя и считать себя неспособными улучшить то, что сделали другие руки и головы, а признавать, что мы многим обязаны им (Ин 4:37−38).

(2) Согласимся с суждением Соломона о мирских благах и не будем пытаться повторить его исследования, так как должны понимать, что никогда не будем иметь такие же, как у него, преимущества для проведения этих экспериментов и не сможем быть такими же благоразумными и избежать опасности.

II. Он отдает большое предпочтение мудрости перед безумием. И пусть в его адрес никто не заблуждается, словно, говоря о суетности человеческого восторга, его цель — развлечь людей парадоксом или написать (как однажды это сделал великий ум) encomium moriae — панегирик во славу глупости. Нет, он отстаивает святые истины и поэтому старается всегда быть правильно понятым. И вскоре увидел я (говорит он), что преимущество мудрости над глупостию такое же, как у света перед тьмою. Хотя наслаждения мудрости и недостаточны, чтобы сделать людей счастливыми, в то же время они значительно превосходят удовольствие от вина. Мудрость освещает душу поразительными открытиями и необходимыми наставлениями для управления собой, а чувственность (похоже, здесь имеется в виду именно это безрассудство) омрачает разум и является тьмою для него; она выкалывает у человека глаза, заставляет спотыкаться на пути и уводит с него. Хотя мудрость и знания не могут сделать человека счастливым (св. Павел показывает более превосходный путь, чем дары, а именно: благодать), тем не менее намного лучше их иметь, чем не иметь (что касается нашей нынешней безопасности, утешения и полезности), ибо у мудрого глаза его — в голове его (ст. 14), где они и должны находиться, чтобы видеть опасности, которых нужно избегать, и преимущества, которыми нужно воспользоваться. Мудрому не нужно искать, когда уже можно использовать; он смотрит вокруг и быстро схватывает; он знает, где ступать и где остановиться, в то время как глупый ходит во тьме и время от времени либо испытывает затруднения, либо бросается вперед, либо приходит в замешательство, не зная, куда идти, либо огорчается из-за того, что не может идти дальше. Человек рассудительный и благоразумный знает требования своего бизнеса и поступает пристойно, не рискуя, как те, которые ходят днем, а кто безрассуден, невежествен и отупел от пьянства, тот постоянно совершает ошибки, бегая от одного обрыва к другому. Его планы и сделки безрассудны и губят его дела. Поэтому приобретай мудрость, приобретай разум.

III. В то же время он придерживается мнения, что в отношении длительного блаженства и удовлетворенности мудрость этого мира дает человеку не много преимуществ, ибо (1) участь мудрого и глупого похожи. «Правда, что мудрый имеет много преимуществ перед глупым в плане предвидения и проникновения в суть, тем не менее с огромной долей вероятности он часто не достигает успеха, и поэтому узнал я на собственном опыте, что одна участь постигает их всех (ст. 14). Тот, кто больше всего заботится о своем здоровье, заболевает так же быстро, как и тот, кто не обращает на него внимания, а самых подозрительных тоже обманывают». Давид обратил внимание, что и мудрые умирают и подвергаются тем же бедствиям, что и глупые животные твари (Пс 48:13; см. Еккл 9:11). Более того, еще древние обратили внимание, что фортуна благоволит ко глупым, а чаще всего процветают посредственные люди, в то время как участь великих умов наихудшая. Одна и та же болезнь, один и тот же меч пожирает и мудрых, и глупых. Соломон применяет это смиряющее наблюдение к себе (ст. 15): хотя он мудрый человек, но не должен хвалиться своей мудростью. И сказал я в сердце моем (когда возгордился или стал уверенным): «и меня постигнет та же участь, что и глупого, — даже меня». Так патетически он выражается в оригинале: «Это постигло и меня. Я богат? Но есть много «навалов», чья участь так же превосходна, как и моя. Глупец заболел, не оказывается ли он в беде? То же самое происходит и со мной, даже со мной; ни богатство, ни мудрость не избавят меня от этого. К чему же я сделался очень мудрым? Зачем прилагал так много усилий, чтобы обрести мудрость, раз в этой жизни она приносит мне так мало пользы? Тогда сказал я в сердце моем, что и это — суета». Некоторые считают это поправкой к тому, что было сказано ранее (Пс 76:11): «И сказал я: «вот мое горе» — безрассудно считать, что мудрый и глупый на одном уровне». Но действительно это так, что касается событий, и поэтому этот стих является подтверждением ранее сказанного, что человек может быть мудрейшим философом и политиком, но несчастливым человеком.

(2) И мудрого, и глупого быстро забудут (ст. 16): «…мудрого не будут помнить вечно, как и глупого». Праведнику обещано, что в вечной памяти будет праведник и память праведника пребудет благословенна; они вскоре будут сиять, как звезды, но в адрес мудрости этого мира не дано подобных обетований о том, что имена мудрых людей сохранятся, ибо сохранятся лишь те имена, которые записаны на небесах, а имена мирских мудрецов написаны на прахе вместе с именами глупцов. В грядущие дни все будет забыто. То, о чем много говорило одно поколение, забудется следующим, словно этого не было. Новые люди и новые вещи вытеснят само воспоминание о старых временах, на которые вскоре будут смотреть с презрением, а впоследствии похоронят в забвении. Где мудрец? Где совопросник века сего? (1Кор 1:20). И в связи с этим автор задает вопрос: «Как умирает мудрый? — Наравне с глупым» (англ. пер). Между смертью благочестивого и нечестивца существует большое различие, но не между смертью мудрого и глупого: глупого хоронят и забывают (Еккл 8:10), и никто не вспомнил о бедняке, который спас своею мудростью город (Еккл 9:15); поэтому для обоих могила — место тления. Мудрые и образованные люди, исчезнув на какое-то время из поля зрения, забываются, и новое поколение не помнит их.

Стихи 17−26. Многие мудрые люди получают удовольствие от бизнеса. Занимаясь делом, они находятся в своей стихии и жалуются, если их лишают дела. Иногда они могут уставать от своей работы, но никогда не изнывают от нее и не желают расставаться с ней. Поэтому можно было бы надеяться обрести в ней то хорошее, что должен делать человек, но Соломон испытал и это. После созерцательной и роскошной жизни царь решает посвятить себя активной жизни, но в этом нашел удовлетворения не больше, чем в чем-то другом. Это тоже оказалось суетой и томлением духа, что он и описывает в этих стихах, где обращает внимание:

I. На то, какое именно дело он испытывал. Это были дела под солнцем (ст. 17−20), совершаемые ради благ этого мира, земные дела ради обретения богатства, славы и удовольствий нынешнего времени; это были царские занятия. Есть дела, совершаемые выше солнца, — вечные дела, приносящие вечные благословения; и то, что мы делаем в этой сфере (совершая волю Божью на земле, как на небе), стремясь обрести небесные благословения, послужит нам во благо. У нас нет повода ненавидеть этот труд или отчаиваться. Но здесь Соломон говорит о труде под солнцем, труде ради пищи тленной (Ин 6:27; Ис 55:2), которая приносит мало удовлетворения. Лучше трудиться мудро, со знанием и успехом (ст. 21), чем рубить дрова и черпать воду (неудивительно, что люди ненавидят подобного рода труд). Он занимался разумным делом, которое касалось управления царством и способствовало его процветанию. В своих поступках он руководствовался мудростью, данными природой и приобретенными знаниями и принципами справедливости. Он участвовал в заседаниях совета и судах справедливости. Это был труд, которым он показал себя мудрым (ст. 19); этот труд настолько превосходит тот, которым люди демонстрируют лишь свою силу, насколько умственные способности (которые делают нас схожими с ангелами) превосходят возможности тела, которые присущи также и животным. Стремясь добиться успеха в мирском бизнесе, многие люди прежде всего стремятся показать себя мудрыми, обрести репутацию находчивых, умных и изобретательных людей.

II. На его отстранение от этих дел. Он скоро устал от него и (1) возненавидел весь труд свой, так как не получил ожидаемого удовлетворения. После того как в свое распоряжение он получил красивые дома, сады, водоемы, вскоре он начал испытывать к ним отвращение и смотреть на них с презрением, как ребенок, который вначале сильно хочет игрушку и любит ее, но спустя какое-то время, наигравшись, устает и забрасывает, требуя новую. Здесь выражается не благодатная ненависть (которая является нашим долгом) к тем вещам, которые мы должны любить меньше Бога и религии (Лк 14:26), не греховная ненависть к ним, которая является нашим безрассудством, если нам не нравится место, определенное для нас Богом, и труд, которым должны заниматься, а естественное отвращение в результате пресыщения и чувство разочарования в нем.

(2) Он побудил свое сердце отречься от всего труда (ст. 20); он приложил усилия, чтобы глубоко осознать суетность мирских дел, так как они не дают преимуществ и удовлетворенности, которые он надеялся обрести. Наши сердца с большой неохотой расстаются с надеждой получить большие блага от творений; мы должны повсюду ходить, прилагать усилия, спорить с людьми, чтобы убедить их в том, что в благах этого мира нет того, что они надеются получить от него. Как часто мы сверлили скважину и погружались в землю, чтобы добраться до богатой жилы удовлетворенности, но не находили ни малейшего признака или доказательства ее существования, а лишь расстраивались поиском, так не должны ли мы наконец успокоить свои сердца и отказаться от надежды когда-либо найти ее?

(3) Наконец Соломон пришел к выводу, что возненавидел жизнь (ст. 17), так как она связана с тяжелым трудом и многими трудностями, а на всей ее протяженности ей сопутствуют разочарования. Бог даровал Соломону такое большое сердце и такие обширные возможности разума, что он испытал больше любого другого человека и убедился, что все блага этой жизни по своей природе не могут удовлетворить человека и не способны сделать его счастливым. Сама по себе жизнь, которая так драгоценна для человека и является благословением для благочестивого, может стать бременем для делового человека.

III. На основания для его недовольства жизнью и трудом. Он устал от двух вещей, связанных с ними:

1. Чтобы заниматься делом, он должен был много трудиться: «…противны стали мне дела, которые делаются под солнцем» (ст. 17). Его дело требовало, чтобы он постоянно думал о нем и заботился, чтобы его мысли постоянно вращались вокруг него, и оно стало для него бременем, изматывая и изнуряя его, особенно когда он состарился. Мы вынуждены работать из-за проклятия. Наше дело в работе нашей и в трудах рук наших при возделывании земли, которую проклял Господь (Быт 5:29); наши способности и силы, которые мы применяем, ослабевают, а вынесенный нам приговор гласит, что мы должны есть хлеб свой в поте лица своего. Наш труд назван заботой нашего сердца (ст. 22); к нему мы прилагаем больше всего усилий — так естественно для нас любить свой покой. Занятый бизнесом человек испытывает беспокойство (ст. 23) при выходе своем и при входе своем.

(1) Он лишен возможности наслаждаться днем, ибо все дни его — скорби, не только скорбные, но скорбь, более того, многие и разнообразные скорби. Его муки и труд на протяжении дня — скорбь. Люди бизнеса время от времени испытывают раздражение, что приводит ко гневу или скорби. Люди, склонные к недовольству, видят, что чем больше дел они имеют в этом мире, тем чаще раздражаются. Этот мир — долина слез даже для тех, кто обладает его значительными благами. Писание говорит, что тот, кто много трудится, обременен, и поэтому Христос приглашает таковых прийти и обрести покой (Мф 11:28).

(2) Он испытывает беспокойство, отдыхая ночью. Истощенный суматохой дня, он надеется получить облегчение, положив голову на подушку, но разочаровывается, так как заботы не дают сомкнуть очей, или, если он и спит, то его сердце бодрствует и даже ночью не знает покоя. Посмотрите, какими глупцами являются те, кто делает себя рабами этого мира, а не Бога — своим покоем; они не знают покоя ни днем ни ночью. Поэтому в общем можно сказать, что все — суета (ст. 17). Все это суета в отдельности (ст. 19,23), более того: суета и зло великое (ст. 21). Это большое оскорбление для Бога и огромный вред для нас самих, поэтому и зло великое. Напрасно вы рано встаете, поздно просиживаете, стремясь к мирским благам, которые никогда не были предназначены быть нашим основным благом.

2. Вся прибыль, полученная от бизнеса, достанется другому. Возможность получить выгоду является пружиной наших действий и побуждает к трудолюбию. Человек трудится, так как надеется получить прибыль; если надежда не сбывается, то труд становится менее привлекательным; и поэтому Соломон бросает работу, свои великие дела, которые совершил, так как ничто не могло дать ему длительные преимущества.

(1) Ему пришлось оставить их. После смерти он не сможет взять их с собой, или какую-то их часть, или вновь возвратиться к ним (Иов 7:10); воспоминания о них также не доставят радости (Лк 16:25). Я должен буду оставить его человеку, который будет после меня, — поколению, которое займет место этого уходящего поколения. Как до нас было много людей, построивших дома, в которых мы живем, чьими приобретениями и трудами мы пользуемся, так и после нас будет много людей, которые будут жить в построенных нами домах и наслаждаться плодами наших приобретений и трудов. Никогда земля не оставалась заброшенной из-за отсутствия наследника. Но благодатной душе это вообще не причиняет беспокойства; почему мы должны завидовать участи других людей, наслаждающихся этим миром, а не радоваться тому, что после нашего ухода их участь будет лучше благодаря нашей мудрости и трудолюбию? Но мирской ум, который ищет собственного блаженства в творении, испытывает большое беспокойство, думая о том, что ему придется оставить возлюбленное богатство в такой неопределенности.

(2) Ему придется оставить его тем, кто не прилагал усилий для его приобретения, и поэтому он вообще освобождает себя от каких-либо усилий. Кто зарабатывал состояние, тот трудился мудро, с знанием и успехом, а тот, кто наслаждается им и тратит его (так может быть), не трудился в том (ст. 21), более того, не будет трудиться. Пчела трудится, чтобы содержать трутня. Более того, это оказывается для него сетью, так как оставляется ему, как бы часть его, получив которую он успокаивается и удовлетворяется. Но если бы состояние не досталось ему так легко, кто знает, может быть он был бы трудолюбив и религиозен? В то же время мы не должны смущать себя этим, так как может случиться наоборот и богатство может попасть к человеку, который будет правильно использовать его и поступать хорошо.

(3) Он не знает, кому оно достанется (ибо Бог делает наследниками), или, по крайней мере, не знает, кем окажется тот, кому он оставит его, мудрый ли будет он, или глупый: мудрый, который умножит его, или глупый, который растратит его. В то же время он будет распоряжаться всем трудом моим и безрассудно погубит все, что сделал мудрый отец. Возможно, Соломон писал это с чувством, так как боялся, что Ровоам так и поступит. Св. Иероним, комментируя этот отрывок, полагает, что эти слова относятся к хорошим книгам, написанным Соломоном, в которых он продемонстрировал свою мудрость, но он не знал, воспользуется ли ими правильно глупец, в чьи руки попадут эти мудрые книги, так как сердце его извращено. Поэтому в отношении всего вышесказанного он спрашивает (ст. 22): «Что будет иметь человек от всего труда своего?» Что достанется ему самому для его употребления? Что останется тому, кто пойдет с ним в другой мир?

IV. Поэтому наилучшим образом мы воспользуемся богатством этого мира, если будем получать от него радость, утешения и творить им добро. Этой мыслью он заканчивает главу (ст. 24−26). Во всем этом нельзя обрести истинное счастье. Все они — суета, и если от них ожидать счастья, то результатом будет разочарование и томление духа. Но он ставит нас на путь, где от мирских благ можно добиться наилучшего и избежать беспокойств, которые он наблюдал. Мы не должны чрезмерно обременять себя трудом, стремясь иметь больше, чтобы не лишить себя утешений; не должны слишком много откладывать на будущее, но и не терять радость от того, что собираем для своих потомков, а прежде всего служить самим себе. Обратите внимание:

1. Что представляет собой то хорошее, о котором здесь похвально отзывается автор, и какое наибольшее удовольствие и выгоду можно надеяться извлечь из бизнеса и прибыли этого мира; насколько далеко мы можем зайти, чтобы спасти это хорошее от суеты и томления, присутствующих в нем.

(1) В отношении своего состояния мы должны исполнять свой долг и больше беспокоиться о том, чтобы правильно использовать его для достижения целей, ради которых оно было вверено нам, а не волноваться, как заработать или умножить состояние. Это подразумевается в ст. 26, где говорится, что утешение в этой жизни имеет лишь тот, кто добр пред лицем Бога, и вновь, кто добр пред лицем Божиим, действительно добр, как Ной, которого Бог увидел праведным перед собой. Мы всегда должны иметь Бога перед глазами и быть усердны во всем, чтобы представить себя Ему. Халдейское толкование говорит: «Человек может порадовать свою душу добром, придерживаясь заповедей Божьих и ходя путями, которые правы перед Ним, а также (ст. 25) изучая слова закона и беспокоясь о дне великого суда, который грядет».

(2) Мы должны утешаться этими благами. Сами по себе они не сделают душу счастливыми; из них мы можем извлечь хорошее лишь для тела; но если мы используем их, чтобы достаточно поддержать его и в дальнейшем оно могло послужить душе и наравне с ней служить Богу, тогда вы извлекли из них хорошую пользу. Поэтому, что касается этих благ, нет ничего лучше для человека, чем радостно использовать их соответственно своему положению и условиям: благодаря им иметь пищу и питье для себя, своей семьи, своих друзей и услаждать душу свою; это все то хорошее, что из них можно извлечь; не забывай об этом, стремясь к тем благам, которые они не могут тебе дать. Но обратите внимание: он не хочет, чтобы мы бросали свое дело, жили беспечно, ели и пили; нет, мы должны услаждать душу свою от труда своего; использовать их, но не освобождаться от них, а быть усердными и радостными в своем мирском бизнесе.

(3) Мы должны в этом признать Бога, что это — от руки Божьей; то есть:

[1] То хорошее, чему мы радуемся, является не только продуктом Его сотворяющей силы, но и даром Его предопределенной для нас щедрости. Эти блага действительно приятны для нас, когда мы получаем их из руки Бога, как от Отца, когда взираем на Его мудрость, дающую то, что больше всего нам подходит, и соглашаемся с этим, когда вкушаем Его любовь и благость, наслаждаемся ими и благодарим за них.

[2] То же касается сердца, которое радуется им; это дар Божьей благодати. Наши души не смогут насладиться благами, присутствующими в них, пока Он не даст нам мудрости, чтобы мы правильно использовали то, что Он имеет в Своем провидении, дарованном нам, и мир в совести, чтобы мы могли различить Божье благоволение в улыбках этого мира.

2. Почему, формируя свое отношение к миру, мы должны помнить об этом и взирать на Бога.

(1) Так как сам Соломон, обладающий огромными богатствами, не стремился к большему и не желал ничего лучшего (ст. 25): «Кто может стремиться к этому больше, чем я? Именно этого я жажду; мне не нужно больше ничего, а тот, кто по сравнению со мной имеет мало, может также достичь этого, удовлетвориться тем, что имеет, и порадоваться благам, которые они дают». В то же время своей мудростью Соломон не смог бы постичь эту истину без особой благодати Божьей и поэтому направляет нас ожидать благ от Бога и молиться Ему об этом.

(2) Так как богатство может быть благословением либо проклятием в зависимости от того, расположено ли сердце использовать его для добрых дел.

[1] Бог делает богатство наградой для благочестивого человека, если при этом дает мудрость, знание и успех, чтобы он сам мог с радостью насладиться им и щедро поделиться с другими. Тот, кто добр пред лицом Его, кто имеет добрый дух, честный и искренний, кто почитает Бога и нежно беспокоится обо всем человечестве, тому Бог дает мудрость и знание в этом мире, а также радость с праведными в грядущем, — говорит халдейский перевод. Или здесь подразумевается, что Он даст ту мудрость и знание в природных, нравственных, политических и божественных истинах, которые для них будут постоянной радостью и наслаждением.

[2] Он делает богатство наказанием для плохого человека, отказывая ему в сердце, которое дало бы утешение от обладания им; оно будет лишь мучить и тиранствовать над ним: а грешнику Бог дает заботу, предоставляя его самому себе и своим безрассудным советам собирать и копить то, что для него самого будет не только бременем, как плотная глина (англ. пер., Авв 2:6), но и будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь (Иак 5:3); в то время как Бог желает Своим господствующим провидением дать его тому, кто добр пред лицем Его, ибо богатство грешника сберегается для праведника и собирается для благотворителя бедных. Отметьте, во-первых: великое приобретение — быть благочестивым и довольным; истинную радость имеют лишь те, кто добр пред лицем Его, кто получает богатство от Него и в Нем. Во-вторых, неблагочестие часто наказывается неудовлетворенностью и ненасытимой алчностью, которые являются грехами, несущими наказание в самих себе. В-третьих, когда Бог дает изобилие нечестивым, то тем самым намеревается побудить их отказаться от него в пользу Своих детей, когда они достигнут определенного возраста и будут готовы владеть им. Так хананеяне владели хорошей землей, пока не настало для Израиля определенное время, чтобы войти в нее.

[3] Припев песни остался тот же: и это — суета и томление духа. Даже для доброго человека богатство — суета; даже когда он получит все, что грешник накопил, оно не сделает его счастливым без чего-то еще; а грешник испытает томление духа, увидев, что его богатством, накопленным за многие годы, наслаждается тот, кто добр пред лицем Бога, и это вызывает в нем раздражение. Поэтому воспринимайте, как хотите, но вывод остается незыблемым: все — суета и томление духа.