Евангелие от Иоанна | 17 глава

БЕСЕДА 80

«После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя» (Ин. 17:1).

1. Опровержение ариан и аномиан, порицавших божество Иисуса Христа. — 2. Сын Божий есть едино с Отцом. — 3. Мы можем приобщаться к славе Иисуса Христа по нашей способности, по нашей вере и делам. Блага, которыми мы владеем, не наши. — Мы все делаем для тела, и ничего для души. — С умножением потребностей умножается число слуг. Господин становится рабом своих слуг. — Истинная свобода состоит в том, чтобы не нуждаться ни в ком.

1. «Кто сотворит и научит», сказано, «тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:19), — и весьма справедливо. Ведь любомудрствовать на словах легко, а показывать на деле — свойственно лишь душе доблестной и великой. Потому‑то и Христос, беседуя о незлобии, представляет в образец самого Себя, повелевая брать с Себя примеры. Поэтому же и теперь, после увещания, Он обращается к молитве, научая нас в искушениях оставлять все и прибегать к Богу. Так как словами: «в мире будете иметь скорбь» (Ин. 16:33) Он поколебал души учеников, то молитвою опять ободряет их. Они все еще смотрели на Него, как на человека, и для них‑то Он и молится, подобно тому, как и о Лазаре, когда высказывает и причину: «сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин. 11:42). Так, скажешь, при иудеях этому и следовало быть: но к чему же это при учениках? Этому следовало быть и при учениках; те, которые после столь многого говорят: «теперь видим, что Ты знаешь все», больше всех нуждались в утверждении. А впрочем, евангелист и не называет этого действия молитвою, но как говорит? «Возвел очи Свои на небо». Значит, по его словам, это скорее была беседа с Отцом. Если же в других местах он и говорит о молитве, и представляет Христа то преклоняющим колена, то возводящим очи на небо, — не смущайся. Из этого мы научаемся, с каким усердием должно приносить молитвы, научаемся, и стоя, взирать очами не только телесными, но и душевными, и преклонять колена с сокрушением сердца. В самом деле, Христос пришел не для того только, чтобы явить Себя, но и для того, чтобы научить неизреченной добродетели; а учитель должен учить не словами только, но и делами. Итак, послушаем, что Он говорит здесь. «Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя». Снова показывает нам, что Он не неволею идет на крест. Иначе, как бы Он стал молиться о том, чтобы это сбылось, и называет крест славою не для самого только Распинаемого, но и для Отца? Так действительно и было: не Сын только прославился, но и Отец. До креста даже и иудеи не знали Его: «а Израиль», сказано, «не знает [Меня]» (Ис. 1:3); а после креста притекла вся вселенная. Затем Христос говорит и о самом образе славы, и как Он прославит Отца. «Так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему» не погибнет (ст. 2). Слава Божия в том, действительно, и состоит, чтобы всегда благодетельствовать. Что же значит: «так как Ты дал Ему власть над всякою плотью»? Этим показывает, что дело проповеди не ограничится одними иудеями, но прострется на всю вселенную, и полагает начало призванию язычников. Так как Он сказал: «на путь к язычникам не ходите» (Мф. 10:5), а впоследствии скажет: «идите, научите все народы» (Мф. 28:19), то теперь показывает, что это угодно и Отцу. В самом деле, проповедь язычникам весьма соблазняла иудеев и даже учеников. Ученики и впоследствии не легко дозволяли себе входить в общение с язычниками, пока не получили наставления от Духа, — так как отсюда происходил не малый соблазн для иудеев. Оттого‑то даже после столь великого явления Духа, Петр, пришедши в Иерусалим, едва мог избегнуть порицаний, рассказав о плащанице (Деян. 11:1‑19). Что же значит: «дал Ему власть над всякою плотью»?

А когда, — спрошу я еретиков, — Он получил эту власть? Прежде ли создания людей, или после создания? Сам Он говорит: после распятия и воскресения, так как тогда сказал: «дана Мне всякая власть. Идите, научите все народы» (Мф. 28:18, 19). Что ж? Ужели Он не имел власти над делом Своим? Ужели Он только сотворил людей, а власти над ними после сотворения не имел? Но и в предшествующие времена Он, как видно, все делает Сам: одних наказывает, как грешников; других, обращающихся, исправляет: «утаю ли», — говорит, — «от Авраама, что хочу делать» (Быт. 18:17); а иных и удостаивает чести, как праведников. Или тогда Он имел, а теперь потерял и опять получил? Но какой демон может сказать это? Если же одна и та же власть и тогда, и теперь: «как», — говорит, — «Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21), — то что значит сказанное? Он намерен был послать апостолов к язычникам; а чтобы они не почли этого нововведением, — так как Он говорил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15:24), — Он показывает, что это угодно и Отцу. А что Он говорит об этом с великим уничижением, в том нет ничего удивительного: таким образом Он и их (апостолов) тогда назидал, и тех, которые будут после, и, как я уже говорил, такою чрезмерностью уничижения всегда ясно внушал, что Он говорит приспособительно.

2. Что же значит: «над всякою плотью»? Ведь известно, что не все уверовали. Сколько от Него зависело, — все уверовали. Если же не внимали словам Его, то в этом вина не учащего, но не принимающих (учения). «Да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную» (ст. 2). Не удивляйся, что и здесь Он говорит человекообразно. Он поступает так и по вышесказанным причинам, и потому, что всегда остерегался говорить сам о Себе что‑нибудь великое, так как это неприятно было слушающим, которые все еще не думали о Нем ничего великого. Оттого‑то Иоанн, когда говорит от своего лица, поступает не так, но возводит слово до высокого, говоря таким образом: «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть» (Ин. 1:3), и: «была жизнь» (Ин. 1:4), и: «был Свет» (Ин. 1:9), и: «пришел к своим» (Ин. 1:11); не то что Он не имел бы власти, если бы не получил ее, но что Он и другим дал власть «быть чадами Божиими» (Ин. 1:12). Подобным образом и Павел называет Его равным Богу. Сам же Он просит, как обыкновенный человек, говоря так: «да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17:2, 3). «Единого истинного Бога»: говорит так для отличия от ложных богов, так как хотел послать апостолов к язычникам. Если же не согласятся с этим, но на одном этом основании станут отвергать, что Сын есть истинный Бог, то, идя таким образом дальше, они отвергнут и то, что Он есть Бог. В самом деле, (Христос) говорит: «славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44). Что же? Ужели поэтому Сын уже не Бог? Если же Сын — Бог, хотя Отец и называется единым, то явно, что Он и истинный, хотя (Отец) и именуется единым истинным. Притом, когда Павел говорит: «или один я и Варнава» (1 Кор. 9:6), — ужели он исключает Варнаву? Совсем нет; слово: «один» употреблено только для различения от других. И если — не истинный Бог, то каким образом Он есть «истина»? Истина от истинного различается весьма не много. Чем назовем мы, скажи мне, не истинного человека? Конечно уже и не человеком? Так точно, если Сын не есть истинный Бог, то как Он может быть Богом? Да как Он и нас может делать богами и сынами, не будучи Сам истинным? Но об этом подробнее сказано нами в другом месте. Потому пойдем далее. «Я прославил Тебя на земле» (ст. 4). Хорошо сказано: «на земле», потому что на небе Отец уже прославлен, имея славу и по естеству, и будучи поклоняем от ангелов. Следовательно, не о той славе говорит, которая нераздельна с существом Его, — так как эту славу Он всегда имеет вполне, хотя бы и никто не прославлял Его, — но о славе, происходящей от служения людей. Поэтому и выражение: «прославь Меня» нужно разуметь точно также. И чтобы убедиться, что Он говорит об этом роде славы, послушай далее. «Совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить» (ст. 4). Но ведь дело только было еще начато или даже еще и не начато: как же Он говорит: «совершил»? Это — или потому, что Он с Своей стороны сделал все, или потому, что о будущем говорит, как уже о совершившемся, или — что всего лучше сказать — потому, что все, действительно, было уже совершено, когда положен был корень благ, из которого непременно должны были произрасти плоды и Он уже соприсутствует, соприкасается тому, что должно было совершиться впоследствии. При этом Он опять выражается приспособительно: «которое Ты поручил Мне». Если бы, действительно, Он ожидал, пока не услышит и не узнает, — это было бы гораздо ниже Его славы. Но что Он пришел на это по Своему произволению, явно из многих мест. Так, например, Павел говорит: Он так возлюбил нас, что предал Себя самого за нас (Еф. 5:2), и: «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Фил. 2:7). И опять: «как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас» (Ин. 15:9). «Прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (ст. 5). Где же слава? Пусть у людей Он действительно, был не славен, облекшись в одежду (плоти); но каким образом Он ищет прославления и у Бога? О чем же Он здесь говорит? Речь — о воплощении. Естество плоти, действительно, не было еще прославлено; оно не сподобилось еще нетления и не приобщилось царского престола; поэтому Он не сказал: «на земле»; но: «у Тебя».

3. Этой славы сподобимся и мы в свою меру, если будем бодрствовать. Потому и Павел говорит: «если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8:17). Итак, бесчисленных слез достойны те, которые, не смотря на предстоящую им такую славу, леностью и сонливостью вредят самим себе. Если бы и геенны не было, и тогда несчастнее всех были бы те, которые, имея возможность царствовать и прославляться вместе с Сыном Божиим, сами себя лишают столь великих благ. Подлинно, если бы надобно было подвергнуться растерзанию и умереть тысячью смертей, и отдать каждый день тысячу душ и столько же тел, — не следовало ли бы перенести все это за столь великую славу? А между тем, мы не пренебрегаем и богатством, которое впоследствии и по неволе оставим, — не пренебрегаем богатством, которое навлекает на вас тысячу зол, останется здесь и не принадлежит нам, потому что мы не своим распоряжаемся, хотя бы получили его и от отцов. А когда есть еще и геенна, и червь нескончаемый, и огонь неугасимый, и скрежет зубов, — то как, скажи мне, мы будем терпеть это? Доколе не откроем глаз и будем тратить все время на ежедневные распри, ссоры и пустые слова? Доколе будем питать землю, утучнять тело и нерадеть о душе, не обращая никакого внимания на необходимое, и прилагая великую заботу об излишнем и пустом? Мы строим себе блистательные гробницы, покупаем дорогие дома, влачим за собою толпы всякого рода слуг и выдумываем разных распорядителей, поставляя начальников над домами, деньгами, и начальников над начальниками; а о запустевшей душе нет у нас никакой заботы. И где этому будет конец? Не одно ли чрево наполняем мы? Не одно ли тело одеваем? К чему же это множество хлопот? Зачем и для чего душу, которую получили, мы разрываем и раздираем на столь разнообразные службы, вымышляя сами для себя жестокое рабство? Кто нуждается во многом, тот, действительно, раб многого, хотя, по‑видимому, и владеет всем этим. Так и господин есть раб своих слуг и вводит новый более тяжкий род рабства. Но он раб еще и в том отношении, что без них не смеет выйти ни на площадь, ни в баню, ни в поле. Слуги и без него часто ходят повсюду, а он, считающийся господином, если нет при нем рабов, не смеет выйти из дома один, а если и выступит из дома один, считает себя смешным. Может быть, некоторые станут смеяться над нами за эти слова, но поэтому‑то самому они и достойны бесчисленных слез. А чтобы показать, что это, действительно, рабство, я охотно спрошу тебя: захотел ли бы ты нуждаться в том, чтобы кто‑нибудь клал кусок хлеба в твой рот или подставлял чашу к твоим устам? Не считал ли бы ты такого рода услугу достойною слез? Или, если бы для того, чтобы пойти куда‑нибудь, ты всегда имел нужду в каких‑нибудь носильщиках, — не счел ли бы ты себя поэтому самым несчастным и жалким из людей? Так точно тебе следовало бы рассуждать и теперь, — потому что нет никакого различия в том, носят ли кого бессловесные животные, или люди. И не тем ли, между прочим, скажи мне, отличаются от нас ангелы, что они не нуждаются в столь многом, как мы? Следовательно, чем меньше мы имеем нужд, тем более приближаемся к ним, а чем больше, тем глубже ниспадаем в эту тленную жизнь. И чтобы убедиться, что это действительно так, спроси у стариков, какую жизнь они считают счастливою, ту ли, когда они были под властью этих суетных вещей, или ту, кода они уже сами владеют ими? Мы потому обратились к старикам, что люди, упоенные молодостью, не чувствуют даже чрезмерности этого рабства. А одержимые лихорадкой? Тогда ли они считают себя счастливыми, когда, томясь сильною жаждою, много пьют и многого просят, или тогда, когда, выздоровев, избавляются от этой потребности? Видишь, что во всех случаях нуждаться во многом — дело жалкое и не свойственное любомудрию, и что чрез это усиливается рабство и пожелание. Зачем же мы добровольно увеличиваем для самих себя бедственность нашего положения? Скажи мне, в самом деле, если бы тебе можно было без всякого вреда жить без кровли и стен, не согласился ли бы ты лучше на это? Для чего же ты умножаешь знаки своей немощи? Не за то ли мы называем блаженным Адама, что он не нуждался ни в чем, ни в жилищах, ни в одеждах? Так, скажешь; но теперь мы уже имеем нужды. Зачем же мы умножаем эти нужды? Если многие отказывают себе и во многом нужном, например: в рабах, жилищах, деньгах — то какое мы будем иметь оправдание, преступая пределы нужды? Чем больше ты окружишь себя нуждами, тем большему подвергнешься рабству, потому что, чем в большем будешь нуждаться, тем более сократишь свою свободу. Совершенная свобода состоит в том, чтобы вовсе ни в чем не нуждаться, а следующая за нею — нуждаться в немногом, и эту‑то свободу имеют преимущественно ангелы и их подражатели. А достигнуть этого, пребывая в смертном теле, — подумай, сколько в этом славы! Это выразил и Павел, написав Коринфянам: «мне вас жаль», и: да не будут «иметь скорби по плоти» таковые (1 Кор. 7:28). Деньги потому и называются деньгами ^[1], что их следует употреблять на нужды, а не хранить и не зарывать в землю; это значит уже не владеть, но быть во владении. Если мы станем только то иметь в виду, как бы их побольше приобрести, а не то, чтобы пользоваться ими на нужды, то порядок уже извращается, и они владеют нами, а не мы ими. Освободимся же от этого жестокого рабства и сделаемся, наконец, свободными. Зачем мы сами для себя выдумываем множество разнообразных уз? Не довольно ли для тебя уз естественных, житейских необходимостей и скопления бесчисленных дел? А ты сплетаешь для себя еще другие сети и связываешь себя ими по ногам! Когда ты достигнешь неба и будешь иметь силу стоять на такой высоте? Вожделенно, истинно вожделенно, чтобы ты, разорвав все эти связи, мог достигнуть высшего града. Препятствий так много и других. Чтобы победить их, будем соблюдать уверенность. Через это мы достигнем и вечной жизни, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 81

«Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое» (Ин. 17:6).

1. Еще о равенстве и единосущии Сына с Отцом. — 2. Иисус Христос, приспособляясь к разумению своих учеников, поручает их попечению Отца, как будто сам не имел возможности защитить их. — 3. Не нужно быть младенцем в мудрости. — Нужно следовать совету апостола не только для того, чтобы приобресть разумение, но для того, чтобы праведно вести свою жизнь. — Не слушая небесного, большинство людей, подобно детям, увлекаются земным. — Грех любостяжания. — В чем состоит истинное богатство. — Увещание к милостыне. — Слава и действенность милостыни.

1. Сын Божий называется ангелом великого совета, как по причине других (истин), которые Он открыл, так особенно потому, что Он возвестил людям об Отце. Вот об этом‑то Он и теперь говорит: «Я открыл имя Твое человекам». Сказав: Я совершил Твое дело, Он снова подробнее говорит о том же, объясняя, какое это дело. Но ведь имя было уже известно? Исаия, например, говорит: «кто будет клясться на земле, будет клясться Богом истины» (Ис. 65:16). На это я и теперь скажу тоже, что много раз говорил, то есть: оно было известно, но только иудеям, и то не всем; а теперь говорит о язычниках. Притом Он показывает не только это, но и то, что они познали Бога, как Отца; а не одно и тоже значит, что (Бог) есть Творец, и — что Он имеет Сына. Явил же Христос имя Его и словами, и делами. «Которых Ты дал Мне от мира». Как прежде сказал: «никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему», и: «если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6:65, 44), так и здесь говорит: «Которых Ты дал Мне». Но так как Он же говорит, что Он сам есть путь, то отсюда явно, что в этих словах Он высказывает две (мысли), именно, что Он не противен Отцу, и — что такова воля Отца, чтобы люди веровали Сыну, «Они были Твои, и Ты дал их Мне». Этим Он хочет научить, что Отец весьма любит Его. А что Ему, действительно, не нужно было принимать их, это видно из того, что сам Он и сотворил их, сам постоянно и промышляет о них. Как же возможно, чтобы Он принял их? Нет; это, как я сказал, означает только единомыслие Его с Отцом. Если же кто захочет понимать это по‑человечески и так, как сказано, то (люди) не будут уже принадлежать Отцу. В самом деле, если в то время, как Отец имел их, Сын их не имел, то очевидно, что, когда Он отдал их Сыну, сам перестал ими владычествовать. А отсюда опять выйдет еще большая нелепость, именно: доколе они были у Отца, они были несовершенны; а как скоро перешли к Сыну, стали совершенными. Но смешно это и сказать! Итак, что же Он выражает этим? То, что и Отцу угодно, чтобы они веровали Сыну. «И они сохранили слово Твое. Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть» (ст. 7). Каким образом они слово Твое сохранили? Они уверовали в Меня и не внимали иудеям, потому что кто верует в Него, тот «запечатлел», как он говорит, «что Бог истинен» (Ин. 3:33). Некоторые, правда, читают так: «Ныне уразумел Я, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть»; но этого нельзя допустить. Как, в самом деле, возможно, чтобы Сын не знал того, что принадлежит Отцу? Нет, это сказано об учениках. Как скоро, говорит, Я сказал, — они уразумели, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть; что нет у Меня ничего чуждого, ничего особенного от Тебя. — потому что особенное как бы предполагает уже много чуждого, Итак, они уразумели, что все, чему Я учил, — Твое, — и наставления, и догматы. Но откуда они узнали? Из Моих слов, потому что Я так и учил. И не только это, но и то, что Я от Тебя пришел (ст. 8), — как это, действительно, Он и старался внушить во всем Евангелии. «Я о них молю» (ст. 9). Что Ты говоришь? Ты учишь Отца, как бы неведущего, Ты беседуешь, как будто с человеком незнающим? Что, в самом деле, значит это разделение? Видишь ли, что не для чего иного Он молится, как только для того, чтобы показать, какую любовь Он имеет к ним? Кто не только подает свое, но и другого умоляет о том же, тот, действительно, высказывает великую любовь. Итак, что же значит: «о них молю: не о всем», то есть, «мире, но о тех, которых Ты дал Мне». Он часто повторяет слово: «Ты дал», чтобы показать, что это угодно Отцу. Потом, так как Он многократно говорил: «они Твои» и Ты «дал их Мне», то чтобы не подумал кто‑нибудь, что власть Его недавняя и что Он только теперь принял их, — Он, устраняя эту неправую мысль, говорит: «Все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них» (ст. 10).

Видишь ли равночестие? Чтоб ты, слыша: «Ты дал Мне», не подумал, что они отчуждаются теперь от власти Отца или — еще прежде — Сына, Он уничтожил и то и другое, сказав те слова. Он как бы так говорит: когда ты слышишь: «Ты дал их Мне», — не думай, что они становятся уже чуждыми Отцу (потому что все Мое принадлежит Ему); равным образом, когда слышишь слова: «они были Твои», — не думай, что они были чужды Мне, потому что все, принадлежащее Ему, есть Мое. Таким образом «Ты дал» сказано только по одному приспособлению; все, что имеет Отец, принадлежит Сыну, и все, что имеет Сын, принадлежит Отцу. Этого нельзя сказать даже о Сыне по человечеству; но (говорится о Нем), так как Он больше (человека). Всякому известно, что принадлежащее меньшему принадлежит и большему, но — не наоборот; а здесь говорится и наоборот, что и показывает равенство. Это же Христос показал и в другом месте, когда, беседуя о ведении, сказал: «Все, что имеет Отец, есть Мое» (Ин. 16:15). А выражения: «Ты дал Мне», и все подобные, — чтобы показать, что Он, не как чуждый, пришел и привлек их к Себе, но принял их, как своих. Затем Он представляет причину и доказательство, говоря: «и Я прославился в них», то есть, что Я имею власть над ними, или что они прославят Меня, верую Тебе и Мне, и прославят одинаково. Если же Он прославился в них не одинаково, то принадлежащее Отцу не принадлежит уже Ему. А никто не прославляется тем, над чем не имеет власти.

2. Как же Он прославился одинаково (с Отцом)? Все одинаково умирают за Него, как и за Отца, проповедуют Его, как и Отца, и как говорят, что все совершается именем Отца, так — и именем Сына. «Я уже не в мире, но они в мире» (ст. 11), то есть: хотя Я и не буду видим во плоти, однако через них буду прославляться. Но почему Он непрестанно говорит: «Я не в мире», — и: так как Я оставляю их, то поручаю их Тебе, — и: «Когда Я был в мире, Я соблюдал их» (ст. 12)? Кто станет понимать эти слова просто, тот придет ко многим нелепостям. Возможно ли, в самом деле, допустить, чтобы Его действительно не было в мире и чтобы, отходя, Он поручал их другому? А те слова сказаны как бы простым человеком, который навсегда разлучается с ними. Видишь ли, что Он говорит весьма многое по‑человечески и приспособляясь к их понятиям, так как они думали, будто в Его присутствии они будут безопаснее? Потому‑то Он и говорит: «Когда Я был, Я соблюдал их». Но ведь Он же сказал: «приду к вам» (Ин. 14:18), и: «Я с вами до скончания века» (Мф. 28:20). Почему же теперь говорит так, как бы действительно намеревается разлучиться? Это, как я уже сказал, приспособление к их мнению, — для того, чтобы они несколько успокоились, слыша, что Он говорит так и поручает их Отцу. Так как они, после многих с Его стороны утешений, не убеждались, то Он, наконец, обращается с беседой к Отцу, выказывая сильную любовь к ним. Он как бы так говорил: так как Ты призываешь Меня к Себе, то утверди их в безопасности, потому что Я к Тебе иду. Что Ты говоришь? Разве сам не можешь хранить их? Конечно, могу. Для чего же говоришь это? «чтобы они имели радость Мою совершенную» (ст. 13), то есть, чтобы они не смущались, будучи еще несовершенны. Этими словами Он показал, что все это говорил так для их успокоения и радости: иначе слова Его представляются противоречащими. Ныне же «Я не в мире, но они в мире». Так, действительно, думали ученики; а Он приспособляется к ним. Если бы Он сказал: Я соблюду их, — они не столько поверили бы; поэтому говорит: «Отче Святый! соблюди их во имя Твое» (ст. 11), то есть Твоею помощью. «Когда Я был в мире, Я соблюдал их во имя Твое» (ст. 12). Опять беседует, как человек и как пророк, потому что нигде не видно, чтобы Он делал что‑нибудь именем Божиим. «Тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание» (ст. 12). И в другом месте Он говорит: «из того, что Он Мне дал, ничего не погубить» (Ин. 6:39). Но ведь не один только тот (Иуда) погиб, но и многие впоследствии. Как же Он говорит: «не погубить»? Сколько от Меня зависит, — не погублю. В другом месте Он показывает это еще яснее, говоря: «не изгоню вон» (Ин. 6:37). Не Моя вина; Я не отгоняю и не оставляю; если же кто сам собою отпадает, Я насильно не влеку. «Ныне же к Тебе иду» (ст. 13). Видишь, как по‑человечески составлена эта беседа? Потому, если кто захочет на этом основании унижать Сына, тот унизит и Отца. Смотри, в самом деле, как Он с самого начала то как бы учит Его и поясняет Ему, то как бы заповедует. Как бы учит, когда говорит: «не о мире молю»; а как бы заповедует, когда говорит: «Я соблюдал их» доселе «и никто из них не погиб», и: так и Ты «соблюди их». И опять: «они были Твои, и Ты дал их Мне», и: «Когда был в мире, Я соблюдал их». Но разрешение на все в том, что все эти слова сказаны были приспособительно к их немощи. Сказав, что «никто из них не погиб, кроме сына погибели», Он прибавил: «да сбудется Писание». О каком Он говорит Писании? О том, которое многое о Нем предсказывает. Но (Иуда) погиб не потому, чтобы чрез это исполнилось Писание. Касательно этого я уже много и прежде говорил, что это особенный оборот, свойственный Писанию — представлять как бы причиною то, что сбывается впоследствии. И если мы не хотим ошибаться, то должны все тщательно исследовать — и свойство говорящего, и предмет (речи), и законы, свойственные Писанию. «Братия! не будьте дети умом» (1 Кор. 14:20).

3. Но это надобно прилагать не к разумению только Писания, но и к жизни. Малые дети не ищут, действительно, великого, а обыкновенно удивляются ничего не стоящему. Так, они с радостью смотрят на колесницы, коней, возничего и колеса, когда все это сделано из глины; а если видят действительно царя, сидящего на золотой колеснице, и запряженных белых лошаков, и великую пышность, — не обращают и внимания. Или еще: получив куклу, сделанную из того же вещества и представляющую невесту, они наряжают ее; а на невест настоящих и блистающих красотою и не взглянут. Так поступают они и во многих других случаях. Этому же ныне подвержены многие и из взрослых. Слыша о небесном, они не обращают и внимания, а ко всему бренному пристрастны, как дети, — изумляются земному богатству, высоко ценят и славу, и наслаждение в настоящей жизни, хотя все это — такие же детские (игрушки), как и те, а небесное доставляет жизнь, и славу, и успокоение. И как дети, лишаясь игрушек, плачут, а небесного и пожелать не умеют, так точно и многие из тех, которых считают мужами. Поэтому‑то сказано: «не будьте дети умом». Ты любишь, скажи мне, богатство? Зачем же ты любишь не богатство пребывающее, а детские игрушки? Ведь, если бы ты увидел, что кто‑нибудь дорожит свинцовой монетой и наклоняется, чтобы поднять ее, — не заключил ли бы ты о его большой бедности? А ты собираешь вещи еще более ничтожные. и считаешь себя в числе богатых! Есть ли в этом какой‑нибудь смысл?

Нет, богатым мы назовем того, кто презирает все настоящее, потому что никто, поистине никто не решится пренебречь этими ничтожными вещами — серебром, золотом и другими призрачными благами, если не имеет любви к большему, точно так же, как — и свинцовой монетой, если не имеет золотых монет. Потому и ты, когда видишь человека, оставляющего без внимания весь мир, будь уверен, что он это делает не по чему‑нибудь другому, а именно потому, что имеет в виду мир лучший. Так и земледелец пренебрегает небольшим количеством пшеницы, потому что надеется на большую жатву. Если же, при неверной еще надежде, мы пренебрегаем тем, что имеем, то тем более должны поступать так при ожидании несомненном. Потому‑то я прошу и умоляю — не вредите самим себе и, владея грязью, не лишайте себя сокровищ горних, не ведите в пристань корабля с соломою и мякиною. Пусть, что хотят, говорят обо мне, пусть сердятся на меня за частое повторение этого увещания, пусть называют меня пустословом, докучливым, несносным: я никогда не перестану увещевать в этом и постоянно буду повторять всем вам эти пророческие слова: «искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным» (Дан. 4:24). Как это тело требует ежедневной пищи, так — или еще гораздо более — и душа. И если мы не будем питать ее, она становится слабее и постыднее. Не станем же презирать ее, когда она гибнет и томится голодом. Много ран она получает каждый день — от пожеланий, от гнева, от нерадения, от злословия, мщения и зависти: надобно, следовательно, приготовлять для нее и лекарства. А не маловажно лекарство милостыни: его можно прилагать ко всем ранам. «Подавайте», сказал (Господь), «милостыню, тогда все будет у вас чисто» (Лк. 11:41), — милостыню, но не то, что приобретено любостяжанием потому что уделяемое от приобретенного любостяжанием не имеет значения, хотя бы ты подавал и нуждающимся. Так, истинная милостыня свободна от всякой неправды, и она‑то все делает чистым. Такая милостыня лучше и поста, и лежанья на земле. Хотя эти подвиги тяжелее и труднее, но она — плодотворнее. Она просвещает душу, утучняет ее и делает благообразною и прекрасною. Не столько плод маслины оживляет силы борцов, сколько этот елей укрепляет подвижников благочестия. Будем же умащать им свои руки, чтобы успешно поднимать их на противника. Кто старается быть милосердым к нуждающемуся, тот скоро отстанет и от любостяжания. Кто постоянно подает бедным, тот легко и от гнева отстанет, и никогда не будет высоко думать о себе. Как врач, постоянно пользующий раненых, легко смиряется, вглядываясь в человеческую природу при несчастных случаях с другими, так и мы, если решимся помогать бедным, удобно научимся любомудрствовать, не будем дивиться богатству и не станем считать настоящего чем‑нибудь великим; но будем пренебрегать всем и, воспарив к небу, удобно достигнем вечных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 82

«Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира» (Ин. 17:14).

1. Ученики Христовы не от мира сего. — О равенстве Сына с Отцом. — 2. Иисус Христос призывает своих учеников к миру и единению, которые скорее привлекут к ним людей, чем чудеса. — 3. Никто не знает Бога, кроме тех, кто знает Сына. — 4. Должно веровать в Бога и любить Его. Бог дает нам случаи для делания добра. — Пороки христиан. — Они в церковь часто приходят только для того, чтобы поглазеть и показать себя другим. — Жестокость к бедным. — Видя зло, никто не старается устранить его; напротив, многие завидуют тем, кто делают его, и сердятся, что не могут сами делать того же.

1. Когда мы, живя добродетельно, подвергаемся преследованию людей злых и за привязанность к добродетели терпим от них осмеяние, — не будем печалиться и скорбеть. Таково уже свойство добродетели, что она, обыкновенно, в людях злых возбуждает к себе ненависть. Завидуя тем, кто хочет жить праведно, и думая самим себе приготовить оправдание, если очернят добрую славу других, злые люди ненавидят (добрых), как идущих противоположным путем, и всячески стараются обесславить их жизнь. Но не будем сокрушаться, потому что ненависть злых служит знаком добродетели. Потому‑то и Христос говорит: «если бы вы были от мира, то мир любил бы свое» (Ин. 15:19), и опять в другом месте: «горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо» (Лк. 6:26). Поэтому же и здесь Он говорит: «передал им слово Твое; и мир возненавидел их». Этим опять высказывает причину, по которой они достойны великого попечения Отца. За Тебя, говорит, и за слово Твое они подверглись ненависти; поэтому достойны всего промышления. «Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла» (ст. 15). Снова поясняет Свою речь, снова делает ее вразумительнее, — чем не иное что показывает, как только то, что Он много заботится об учениках, так как молится за них с таким тщанием. Но ведь Он сказал, что Отец все сделает, чего бы они ни попросили. Почему же здесь сам молится за них? Это, как я сказал, только для того, чтобы выразить любовь к ним. «Они не от мира, как и Я не от мира» (ст. 16). Как же Он в другом месте говорит: «которых Ты дал Мне от мира; они были Твои» (ст. 6)? Там Он разумеет природу, а здесь — злые дела. Таким образом многое говорит в похвалу учеников, и во‑первых, что они «они не от мира», потом, что сам Отец дал их, что они соблюли слово Его и что за это их ненавидят. А что Он говорит: «как и Я не от мира», — этим не смущайся. Слово: «как» не означает здесь совершенного сходства. Как в таком случае, когда говорится о Христе и об Отце, словом: «как» выражается полное равенство, по сродству Их естества, так и тогда, когда говорится о нас и о Христе, оно допускает великое различие, по причине великой и беспредельной разности между Его и нашим естеством. И если Христос «не сделал греха, и не было лжи в устах Его» (Ис. 53:9), то как могут быть сравниваемы с Ним апостолы? Что же значат слова Его: «они не от мира»? Они имеют в виду другой (мир), — у них ничего нет общего с землею, — они сделались небесными гражданами. И этим также Он показывает Свою любовь, — так как хвалит их пред Отцом и поручает их Родившему. Сказав же: «соблюди их», Он сказал не только об избавлении их от опасностей, но и об утверждении в вере. Потому и прибавил: «освяти их истиною Твоею» (ст. 17), — сделай святыми преподанием Св. Духа и правых догматов. Как прежде сказал: «вы очищены через слово, которое Я проповедал вам» (15:3), так и теперь говорит тоже самое: наставь их, научи истине. Но ведь Он сказал, что это делает Дух: как же теперь просит об этом Отца? Это опять для того, чтобы ты познал равночестие. А исповедание правых догматов о Боге, действительно, освящает душу. Не удивляйся и тому, что Он приписывает освящение слову. А что Он говорит о догматах, это видно из того, что Он прибавил: «слово Твое есть истина», то есть, нет в нем ничего ложного, но все сказанное должно непременно исполниться; нет также ничего образного, ничего телесного. Так и Павел говорит о Церкви, что Христос освятил ее — «посредством слова» (Еф. 5:26). Значит и глагол Божий может очищать. Впрочем. Мне кажется, что выражение: «освяти их» значит и нечто другое, именно: отдели их для слова и проповеди. И это опять видно из дальнейших слов. «Как Ты послал Меня», говорит Христос, «в мир, [так] и Я послал их в мир» (ст. 18). Тоже говорит и Павел: «дал нам слово примирения» (2 Кор. 5:19). Действительно, для чего пришел Христос, для того и апостолы обошли вселенную. Но слово: «как» опять и здесь не означает равенства между Им и апостолами: иначе каким бы образом люди могли быть посланы? А говорить о будущем, как о прошедшем, — дело Ему обыкновенное. «И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною» (ст. 19). Что значит: «посвящаю Себя»? Приношу Тебе жертву. Жертвы же все называются святыми, как и действительно свято все, принесенное Богу. Но так как в ветхом завете освящение было в прообразе, под видом овцы, а теперь оно уже не в прообразе, но в самой истине, то Он говорит: «чтобы и они были освящены истиною» Твоею. И их самих Я посвящаю Тебе, и делаю приношением. Это Он говорит или потому, что Глава их делается жертвою, или потому, что они и сами будут жертвою. «Представьте», сказано, «тела ваши в жертву живую, святую» (Рим. 12:1), и еще: «считают нас за овец, [обреченных] на заклание» (Пс. 43:23). Таким образом и без смерти Он делает их жертвою и приношением. А что словом: «посвящаю» Он намекал на Свою жертву, это видно из того, что следует далее. «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их» (ст. 20). Так как Он умер за верующих, а между тем сказал: «за них Я посвящаю Себя», то, чтобы кто не подумал, что Он умер только за апостолов, Он прибавил: «не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их» (ст. 20).

2. Чрез это Он опять ободрил их души, показав, что будет много учеников. Так как Он сделал общим достоянием то, что им принадлежало по преимуществу, то опять утешает их, объявляя, что они же будут виновниками и спасения других. А сказав и о спасении их, и об освящении верою и жертвою, Он говорит, наконец, о единомыслии и тем заключает Свое слово. Этим Он начал, этим и оканчивает. В начале Он сказал: «заповедь новую даю вам» (13:34), а теперь: «да будут едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе» (ст. 21). Слово: «как» опять не означает, по отношению к ученикам, точного равенства, потому что для них таковое и невозможно было. Оно значит: сколько возможно для людей, — подобно тому, как и в словах: «будьте милосерды, как и Отец ваш» (Лк. 6:36). А что значит: «в Нас» (ст. 21)? По вере в Нас. Так как ничто столько не соблазняет всех, как раздор, то он старается, чтобы были едино. Что же, скажешь, — достиг ли Он этого? И очень достиг, — потому что все, уверовавшие чрез апостолов, суть едино, хотя некоторые из них и отделились. Впрочем, и это (отделение) не укрылось от Него; напротив, Он предсказал и о нем, и показал, что оно происходит от человеческого нерадения. «Да уверует мир, что Ты послал Меня» (ст. 21). Это же самое Он говорит и в начале: «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (13:35). Но каким образом другие могли чрез это уверовать? Уверуют, говорит, потому что Ты — Бог мира. Итак, если они будут соблюдать все то, чему научились, то слушающие их узнают Учителя по ученикам. Если же они будут в несогласии, то никто не скажет, что они — ученики Бога мира? А не признавая Меня миротворцем, никто не будет исповедывать и того, что Я послан Тобою. Видишь ли, как до самого конца Он старается утвердить Свое единомыслие с Отцом? «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им» (ст. 22), то есть, славу чудес, славу учения и славу — да будут единодушны, потому что и в том слава «да будут едино» и слава — больше чудес. Как по отношению к Богу мы изумляемся, что в естестве Его нет ни несогласия, ни борьбы, и это — величайшая слава, так, говорит, и они да прославятся тем же. Но почему же, скажешь, Он просит Отца даровать им это, тогда как, по Его же словам, дает сам? Говорит ли Он, действительно, о чудесах, или о единомыслии, или о мире, — везде видно, что Он сам преподал им это. Все это показывает, что Он просит для утешения их. «Я в них, и Ты во Мне» (ст. 23). Каким образом Он дал славу? Тем, что Он пребывал в них сам, имея с Собою и Отца, чтобы теснее соединить их. А в другом месте Он говорит не так: не чрез Него Отец придет, но сам Он и Отец придут, и обитель у него сотворят (Ин. 14:23). Таким образом там Он уничтожает мнение Савеллия, а здесь — Ария. «Да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня» (ст. 23). Часто повторяет это, чтобы показать, что мир может привлекать больше, чем чудеса. И действительно, как вражда имеет силу разделять, так согласие — соединять. «И возлюбил их, как возлюбил Меня» (ст. 23). Опять и здесь слово: «как» означает — столько, сколько человек может быть любим. А доказательство этой любви то, что Он Себя самого предал за них. Сказав таким образом, что будут в безопасности, что они не совратятся, что они будут святы, что многие уверуют чрез них, что они сподобятся великой славы, что не только сам Он возлюбил их, но и Отец, — Христос говорит, наконец, и о том, что будет (с ними) по отшествии отсюда, о наградах и венцах, им уготованных. «Отче!», говорит Он, «которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною» (ст. 24). А этого они всегда и домогались, говоря: «куда идешь» (Ин. 14:5)? Но что Ты говоришь? Ты просишь, чтобы получить это, а сам еще не имеешь? Как же Ты сказал им: «сядете на двенадцати престолах» (Мф. 19:28)? Как обещал много и другого, еще большего? Видишь ли, что Он говорит все это приспособительно? Иначе, как бы Он мог сказать: «после пойдешь» (Ин. 13:36)? Очевидно, Он говорит так для большего удостоверения в любви. «да видят славу Мою, которую Ты дал Мне» (ст. 24). Это опять доказательство единомыслия с Отцом. Оно, конечно, выше прежних, потому что Он сказал: «прежде основания мира»; но и в нем есть некоторое приспособление, так как Он говорит: «Ты дал Мне». Если же это не так, то я очень желал бы спросить противников: тот, кто дает, — дает конечно, кому‑либо существующему? Итак, неужели Отец прежде родил Сына, и уже после дал Ему славу, а сначала оставил Его без славы? Но как можно допустить это? Видишь ли, что слово: «дал» значит тоже, что родил?

3. Почему же Христос не сказал: да будут причастниками славы, но: «да видят славу»? Этим Он намекает на то, что все блаженство состоит именно в созерцании Сына Божия; а отсюда происходит уже и слава. Так и Павел говорит: «открытым лицем взирая на славу Господню» (2 Кор. 3:18). В самом деле, как те, которые смотрят на солнечные лучи и наслаждаются прозрачнейшим воздухом, получают удовольствие через зрение, так и тогда, но гораздо в высшей степени, созерцание доставит нам наслаждение. В то же время Христос здесь показывает, что предметом созерцания будет не то, что подлежит обыкновенному зрению, но некая поразительная сущность. «Отче праведный! и мир Тебя не познал» (ст. 25). Что это значит? Какая здесь последовательность? Этим показывает, что никто не знает Бога, кроме тех, которые познали Сына. Смысл слов Его следующий: Я хотел бы, чтобы все были в этом состоянии; но не (все) познали Тебя, хотя и ничего не могут сказать в свое оправдание. Вот это именно и значат слова: «Отче праведный». В этих словах, мне кажется, Он выражает и негодование на то, что не хотели познать столь Благого и Праведного. Так как иудеи говорили, что Бога они знают, а Его не знают, то против этого Он говорит: «потому что возлюбил Меня прежде основания мира» (ст. 24), и тем защищает Себя от иудейских обвинений. В самом деле, тот, Кто приял славу, Кто возлюблен прежде сложения мира, Кто желает их самих иметь свидетелями этой славы, — как мог быть Он противником Отцу? Несправедливо, значит, то, что говорят иудеи, будто они знают Тебя, а Я не знаю; напротив, Я знаю Тебя, другие же Тебя не познали. «И сии познали, что Ты послал Меня» (ст. 25). Видишь ли, что Он намекает на тех, которые говорили, будто Он не от Бога, и к этому направляет все слово? «И Я открыл им имя Твое и открою» (ст. 26). Но ведь Ты сказал, что совершенное знание даруется Духом? Так; но что принадлежит Духу, то — Мое. «Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (ст. 26). Когда они уразумеют, кто Ты, тогда узнают, что Я не чужд, но весьма любим, что Я истинный Сын и соединен с Тобою. Убедившись же в этом, как должно, они соблюдут и веру в Меня, и твердую любовь. А года они будут любить, как должно, тогда Я буду пребывать в них. Видишь ли, к какому прекрасному Он пришел концу, заключив речь словом о любви, матери всех благ? Будем же веровать и любить Бога, чтобы и о нас не было сказано: «Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются» (Тит. 1:16), и еще: «отрекся от веры и хуже неверного» (1 Тим. 5:8). В самом деле, если неверный оказывает пособие и рабам, и сродникам, и чужим, а ты не заботишься и о принадлежащих к твоему роду, то какое, наконец, будет тебе оправдание, когда чрез тебя Бог подвергается хуле и поношению? Посмотри, сколько Бог дал нам поводов к благотворительности. Одного, говорит Он, милуй, как сродника, другого — как друга, третьего — как соседа, того — как согражданина, этого — как человека. Если же ничто это не трогает тебя, но ты разрываешь все узы, то узнай от Павла, что ты хуже неверного. Тот, ничего не слышавший о милостыне, ничего о том, что на небе, превзошел тебя человеколюбием; а ты, обязанный любить самих врагов, смотришь на своих, как на врагов, и деньги бережешь больше, чем людей. Между тем деньги, будучи истрачены, не потерпят никакого вреда; а человек, оставленный без призрения, погибнет. Что это за безумие — беречь деньги и не беречь родных! Откуда вселилась эта страсть? Откуда это бесчеловечие и жестокость?

4. Если бы кто, севши как бы на вершине зрелища, взглянул на весь мир, — или лучше, ограничимся пока, если хотите, одним нашим городом, — так, если бы кто, севши на высоком месте, мог разглядеть все человеческое, — подумай, сколько увидел бы он безрассудства, сколько пролил бы слез, каким посмеялся бы смехом, сколько почувствовал бы ненависти! Мы, действительно, поступаем так, что наши дела и смешны, и глупы, и жалки, и ненавистны. Вот один кормит собак, чтобы ловить диких зверей, а сам впадает в зверство; другой — ослов и волов, чтобы возить камни, а презирает людей, истаивающих от голода: тратит бездну золота, чтобы соорудить каменных людей, а людей настоящих, которые от бедствий сделались каменными, оставляет в небрежении. Иной собирает драгоценные камешки и с большим трудом убирает ими стены, а видя нагие члены нищих, нисколько не трогается. Одни к своим одеждам придумывают еще одежды, а между тем, другие не имеют, чем покрыть и нагого тела. В судах, опять, один пожирает другого. Иной расточает все на блудниц и тунеядцев; другой — на комедиантов и плясунов; иной — на пышные постройки, на покупку сел и домов. Опять, один вычисляет проценты, другой — проценты на проценты; иной сочиняет бумаги, наполненные многими убийствами, и даже ночью не имеет отдыха, неусыпно бодрствуя на пагубу другим. Едва настал день, один бежит на прибыль неправедную, другой — на трату беспутную, а иные — на казнокрадство. Вообще, об излишнем и запрещенном много заботы, а о необходимом нет и мысли. Судящие носят, действительно, имя судей, а поступают, как разбойники и человекоубийцы. Если кто рассмотрит тяжбы или завещания, тот опять и здесь найдет множество зла, — коварство, воровство, злые умыслы. И об этом все попечение, а о духовном нет и мысли. В церковь все приходят только для того, чтобы поглазеть; но от нас требуется не это, — нам нужны дела и чистая душа. Если же ты весь день истратишь на любостяжание, и потом, придя (в церковь), скажешь несколько слов, то не только не умилостивишь Бога, но еще более раздражишь Его. Если ты хочешь преклонить на милость твоего Господа, то покажи дела: познай множество всякого рода бедствий, призри нагих, алчущих, обижаемых. Бог открыл тебе тысячи путей к человеколюбию. Итак, не будем обманывать самих себя, живя напрасно и даром, и не будем небрежны потому, что теперь здоровы. Мы уже не раз подвергались болезни и, дойдя до крайней степени изнеможения, умирали от страха и ожидания будущего. Помышляя об этом, будем думать, что опять можем подвергнуться тому же; приобретем тот же самый страх и сделаемся лучшими, — так как настоящие наши дела достойны тысячи осуждений. Заседающие в судах подобны львам и псам, а торгующие на рынках — лисицам. Да и те, которые живут, не занимаясь никакими делами, — и те пользуются свободою от дел не как должно, но губят весь досуг на театры и происходящие оттуда дурные дела. И нет никого, кто обличал бы за все это; а соревнующих и сокрушающихся, что сами не могут делать наравне с другими, — много. Но и эти последние также подвергнутся наказанию, хотя они и не сделают худого, потому что «не только [их] делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1:32). Наклонности их одинаково растленны, а из слов апостола видно, что будет наказание и за сердечное расположение. Каждый день я говорю это и не перестану говорить. Если кто послушает, — хорошо; а если и никто не обратит внимания, то все же вы услышите это тогда, когда вам не будет от того никакой пользы, и вы станете укорять самих себя, а я буду чист от вины. Но не дай Бог, чтобы я имел только это оправдание; нет, я желал бы, чтобы вы были и похвалою для меня пред судилищем Христовым, чтобы вместе насладиться небесными благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.