Библия тека

Собрание переводов Библии, толкований, комментариев, словарей.


Евангелие от Иоанна | 6 глава

Толкование Иоанна Златоуста


БЕСЕДА 42

«После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, [в] [окрестности] Тивериады. За Ним последовало множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил над больными. Иисус взошел на гору и там сидел с учениками Своими. Приближалась же Пасха, праздник Иудейский» (Ин. 6:1‑4).

1. Полезно иногда удаляться от гонительства. — 2. Чудо умножения хлебов. — Заблуждение маркионитов. — 3. С каким тщанием Иисус Христос назидает своих учеников совершением чудес. — 4. Должно презирать славу человеческую и богатства земли. — Почести и богатства мира сего несравнимы с почестями и благами, обещанными нам Богом. — Нужно любить не эту преходящую славу, а славу бессмертную. — Различие между служением миру и служением Иисусу Христу. — Против зрелищ. — Преступность тратить деньги на женщин худой жизни, вместо того, чтобы раздавать их бедным.

1. Не надобно, возлюбленные, входить в состязания с злыми людьми; но научимся, если только это не повредит нашей добродетели, уступать место их злым наветам. Таким образом укрощается всякая дерзость. Как стрелы, попадая во что‑нибудь упругое, твердое и противодействующее, с большей силой отскакивают назад — на пустивших их; когда же стремительность их полета не встречает противодействия, то скоро теряет силу и прекращается, — так бывает и с дерзкими людьми. Когда мы идем наперекор им, они еще более свирепеют; когда же уступаем им и отстаем от них, тем легко укрощаем их неистовство. Таким образом и Христос, узнав о дошедшем до фарисеев слухе, что Он приобретает Себе учеников и крестит более, чем Иоанн, отошел в Галилею, чтобы погасить в них зависть и Своим удалением укротить их ярость, которая, конечно, родилась в них от этих вестей. Однако же, удалившись опять в Галилею, Он идет уже не в прежние места, — пришел не в Кану, а на ту сторону моря. «За Ним последовало множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил». Какие чудеса? Почему Евангелист не говорит о каждом из них? Потому, что этот Евангелист заботится о том, чтобы большую часть книги наполнить словами и беседами Христа к народу. Вот смотри: в продолжение целого года, даже и в праздник Пасхи, Евангелист не упоминает ни об одном чуде, кроме исцеления расслабленного и еще сына у царедворца. Евангелист не о том заботится, чтобы все пересказать: это и невозможно было бы; но из многого и великого — только немногое. «За Ним последовало, — говорит, — множество народа, потому что видели чудеса, которые Он творил». Это следование за Христом было делом не очень твердого убеждения; иудеи увлекались более чудесами, нежели высотою учения, которое слышали; а это было признаком грубых душ: знамения, сказано, не для верующих, а для неверных (1 Кор. 14:22). Но не таков был народ, упоминаемый у Матфея, а вот, послушай, каков: «народ дивился учению Его, — говорит Матфей, — ибо Он учил их, как власть имеющий». Но для чего Христос восходит теперь на гору и там садится с учениками? Для совершения имеющего быть чуда. А что взошли на гору только ученики, это — вина народа, который не последовал за Ним. Но не для этого только Он восходит на гору, а и для того, чтобы научить нас всегда уклоняться от шума и народной молвы, потому что уединение способствует любомудрию. Впрочем, Он часто и один восходил на гору и проводил там ночь в молитве, научая нас, что особенно приступающему к Богу должно удаляться от всякого шума и искать безмолвного времени и места. «Приближалась же Пасха, праздник Иудейский» (ст. 4). Почему же Он, скажешь, не идет на праздник, но, тогда как все спешат в Иерусалим, отправляется в Галилею, и не сам только, а ведет с Собою и учеников, и оттуда — в Капернаум? Это потому, что Он понемногу начинал уже отрешать закон, имея повод к тому в коварстве иудеев. «Иисус, возведя очи и увидев множество народа» (Ин. 6:5). Здесь Евангелист показывает, что Он никогда не сидел с учениками без дела, но что‑нибудь излагал им, вероятно, с особенною обстоятельностью, учил и привлекал к Себе. Отсюда можно видеть, какое Он имел попечение о них, и как кротко и снисходительно обращался с ними. Они, сидя с Ним, вероятно, смотрели друг на друга. Потом, воззрев, Христос видит народ, идущий к Нему.

Другие Евангелисты говорят, что ученики, приступив к Нему, просили и умоляли Его не отпускать народ голодным (Мф. 14:15; Лк. 9:12); а Иоанн замечает, что Христос предложил об этом вопрос Филиппу. Мне кажется, справедливо и то, и другое; только происходило не в одно и то же время, но одно было прежде другого: поэтому одно было так, а другое — иначе. Почему же Он спрашивает Филиппа? Потому, что знал, которые из учеников Его наиболее требуют научения. А это — тот самый Филипп, который впоследствии говорил: «покажи нам Отца, и довольно для нас» (Ин. 14:8). Потому Христос заранее и наставляет его: если бы чудо совершилось без предварения, то оно не показалось бы столь дивным; но теперь Христос предварительно побуждает Филиппа признаться, что (в пище) скудость, чтобы, сознав, как велика была она, он тем лучше уразумел величие имевшего совершиться чуда. И вот что Христос говорит Филиппу: «где нам купить хлебов, чтобы их накормить» (ст. 5)? Так и в Ветхом Завете Бог говорил Моисею (а совершил чудо не прежде, как спросил его): «что это в руке у тебя» (Исх. 4:2)? Так как события необычайные, неожиданно случающиеся, обыкновенно приводят в забвение предшествовавшие обстоятельства, то Бог предварительно связал Моисея признанием настоящего положения своего, чтобы он, будучи потом поражен удивлением, уже не мог забыть того, что сам признал, и таким образом, через сравнение одного с другим, познал величие чуда. То же и здесь происходит. Спрошенный Филипп отвечает: «им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу». «Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать» (Ин. 6:6, 7). Что значит: «испытывая его»? Разве Христос не знал, что будет сказано Ему Филиппом? Этого нельзя думать.

2. Какой же смысл этого изречения? Его можно понять при пособии Ветхого Завета. Там также говорится: «и было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, которого ты любишь, Исаака» (Быт. 22:1, 2). Но Бог представляется там говорящим это не потому, чтобы хотел чрез искушение узнать последствие, то есть, будет ли Ему повиноваться Авраам, или нет (нужно ли это для Того, Кто ведает «все прежде бытия его» (Дан. 13:42)). Но в том и в другом случае сказано человекообразно. В том случае, когда Писание говорит, что Бог испытует сердца человеческие (Рим. 8:27), оно показывает испытание, свойственное не неведению, а напротив совершенному ведению; и когда говорит: «искушал», выражает не иное что, как ведение совершенное. Можно и иначе объяснить это, — именно, что Бог делает человека чрез искушение более испытанным, — и как тогда Авраама, так теперь Филиппа вопросом приводит Он к точному уразумению чуда. Потому‑то, чтобы ты, остановившись на простоте изречения, не пришел к какой‑либо неуместной мысли о вышесказанном, Евангелист и присовокупляет: «ибо Сам знал, что хотел сделать». Притом надобно и то заметить, что, как скоро могло быть какое‑либо злое подозрение, Евангелист немедленно с великим старанием устраняет его. И вот, как здесь, чтобы слушатели не возымели такого подозрения, он присовокупляет ограничение, заметив: «ибо Сам знал, что хотел сделать», так, когда сказал, что иудеи гнали Его «за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5:18), Евангелист и здесь прибавил бы от себя замечание, если бы это не было намерением самого Христа, подтвержденным делами Его. Если Евангелист всегда предостерегает, чтобы кто не заподозрил слов самого Христа, то, гораздо более, он остерегался бы этого при изложении того, что говорили о Христе другие, когда бы замечал, что о Нем держатся не надлежащего мнения. Но Евангелист в настоящем случае не сделал этого, потому что знал, что такова мысль самого Христа и таково Его непоколебимое определение. Поэтому, сказав: «делая Себя равным Богу», он не сделал никакого замечания, так как это не было их испорченное понятие, а мысль истинная, утвержденная делами Христа. Между тем, когда был спрошен Филипп, Андрей, брат Симона, Петра, сказал: «здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества» (ст. 9)? Андрей становится выше Филиппа; но и он не совсем понял дело. Я думаю, что он и не просто это сказал, а потому, что слышал о чудесах пророков, о том, например, как Елисей совершил чудо над хлебами. Поэтому, хотя Андрей и взошел на некоторую высоту, но не смог достигнуть самой вершины.

Отсюда же познаем мы, преданные сластолюбию, чем питались те великие и дивные мужи; обратим внимание на то, как скудна была их трапеза и по количеству и по качеству пищи, и будем подражать им. Но последние слова Андрея показывают великую немощь. Сказав: «есть пять хлебов ячменных», он присовокупил: «но что это для такого множества»? Он думал, что чудотворец мог бы сделать только из малого малое, а из большего большее. Но было не так. Для Господа равно легко было из большего или меньшего числа хлебов произвести изобилие в них, потому что Он не нуждался для этого в готовом веществе. Но, чтобы не думали, что тварь чужда Его премудрости (как впоследствии говорили клеветники — маркиониты), Он для совершения чудес употребляет в орудие самую тварь. Итак, когда оба ученика не знали, что делать, Он тогда уже и совершает чудо. Признав предварительно трудность дела, они, таким образом, получали более пользы, — именно тем, что, когда оно совершится, они тем более должны были познать силу Божию. Так как должно было совершиться чудо, которое творили и пророки, хотя не одинаковым образом, с другой же стороны Христос, пред совершением его, имел намерение воздать хвалу Богу, это, чтобы ученики не впали в какую‑либо немощную мысль, — смотри, как Христос возвышает чудо над всеми другими самым образом совершения его, и показывает его отличие от чудес пророческих. Еще прежде, чем явились хлебы, Он уже творит чудо, чтобы ты знал, что Ему подчинено и не существующее, как существующее, как говорит Павел: «называющим несуществующее, как существующее» (Рим. 4:17). Как бы уже готова была трапеза, и совсем устроена, Он повелевает народу немедленно возлечь, и уже этим возбуждает мысль учеников. А они, уже получив пользу от сделанного им вопроса, тотчас повиновались, не смутились и не сказали: что это значит? Как Ты повелеваешь возлечь, когда еще ничего пред нами нет? Таким образом те, которые вначале так мало имели веры, что говорили: откуда нам купить хлеба? — те стали верить еще прежде, чем увидели чудо, и теперь охотно размещали народ. Но почему Христос, пред исцелением расслабленного, пред воскрешением мертвого, пред укрощением моря, не молился; а здесь, над хлебами, это делает? Он этим показывает, что, приступая к пище, нам должно воздавать благодарение Богу. С другой стороны, Он делал это обыкновенно в случаях не очень важных, чтобы ты знал, что Он это делает не по какой‑либо нужде. А если бы нуждался (в молитве), то скорее Он делал бы это в чудотворениях важнейших. Но совершавший важнейшие чудеса Своею властью, без сомнения, и молитву совершал по снисхождению.

3. Притом же, тут было много народа, и его надлежало убедить, что Христос пришел по воле Божией. Поэтому, когда Он творит какое‑нибудь чудо наедине, то ничего такого не показывает; а когда совершает чудо при многих, то, чтобы они уверовали, что Он не враг Богу, не противник Родившему Его, чрез возношение хвалы уничтожает такое подозрение. «Роздал возлежавшим, и насытились» (ст. 11, 12). Видишь ли, какое расстояние между рабом и Господом? Рабы чудодействовали, имея благодать только отчасти; а Бог совершает все с полным всемогуществом, во всей обширности. «И сказал ученикам: соберите оставшиеся куски. И собрали, и наполнили двенадцать коробов» (ст. 12, 13). Это не лишнее было доказательство чуда, но сделано было именно для того, чтобы не считали такого дела призраком; для того‑то и совершил Он чудо из готового вещества. Но почему Он дал нести короба не народу, а ученикам? Потому, что хотел в особенности их научить, как будущих учителей вселенной. А народ немного пользы извлекал из чудес; он скоро их забывал и просил потом других чудес; ученики же должны были извлечь немаловажную пользу. Это было немалым осуждением и для Иуды, который также носил короб. А что это было сделано для научения их, видно из сказанного впоследствии, — когда Христос напоминал им об этом случае: «еще ли не понимаете, сколько коробов вы набрали» (Мф. 16:9)? По этой причине и число коробов с остатками хлебов было равно числу учеников. Впоследствии же, когда они уже были научены, остатков было не столько, а семь коробов. Но я дивлюсь не только такому умножению хлебов, но и, при множестве их, определенному количеству остатков. Он произвел их ни больше, ни меньше, а именно столько, сколько хотел, предвидя, сколько будет употреблено, что было делом Его неизглаголанной силы. Итак, самые куски удостоверяли в действенности чуда, показывая и то, что это событие было не призраком, и то, что куски остались именно от тех хлебов, которые народ ел. Что же касается до чуда над рыбами, то оно тогда было совершено из готовых рыб; а после, по воскресении Христа, уже не из готового вещества. Для чего? Чтобы мы знали, что и теперь Он употребил готовое вещество не по нужде, не потому, чтобы нуждался в основе, а чтобы заградить уста еретиков. «Тогда люди сказали: это истинно Пророк» (ст. 14). О, непомерное чревоугодие! Тысячи дел, гораздо более дивных, совершил Христос, и они не исповедали этого, а только теперь, когда насытились. Но из их слов видно, что они ожидали какого‑то особенного пророка, потому что и Крестителю они говорили: ты «пророк»? (Ин. 1:21), — и здесь: «это Пророк. Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, удалился на гору» (ст. 15). Увы, как преобладало в них чревоугодие! Какое было непостоянство в мыслях! Они уже не защищают закон, уже не обращают внимания на нарушение субботы, уже не ревнуют по Боге: они бросили все, лишь только чрево было наполнено. Христос стал для них и пророком, они хотят поставить Его и царем; но Он уклоняется. Для чего? Чтобы научить нас презирать мирские почести, и показать, что Он ни в чем земном не нуждается. Избравший для себя все убогое: и мать, и дом, и город, и воспитание, и одежду — не хотел славиться и земными отличиями. Что имел Он в небесах, то было славно и велико: ангелы, и звезда, и Отец глаголющий, и Дух свидетельствующий, и пророки, издалека предвозвестившие о Нем; а что было у Него на земле, то все было уничиженно, чтобы тем более проявлялась Его сила. Пришел же Он и нас научить — презирать мирское и никогда не увлекаться и не поражаться житейским блеском, но, отвергая все это, стремиться сердцем к будущему. А кто увлекается здешним, тот уже не станет восхищаться небесным. Поэтому Он и Пилату говорил: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36), чтобы не подумали о Нем, будто Он для внушения людям веры к Себе употреблял страх и силу. Но как же пророк сказал: «се Царь твой грядет к тебе, кроткий, сидящий на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9:9)? Здесь пророк говорит о царстве ином, небесном, а не земном. Потому‑то Христос говорил также: «не принимаю славы от человеков» (Ин. 5:41).

4. Научимся же, возлюбленные, презирать человеческие почести и не желать их. Мы почтены величайшею честью, сравнительно с которой почесть земная поистине — бесчестие, смех и шутовство. Как и богатство земное сравнительно с небесным — убожество, и жизнь эта без той — смерть («предоставь, — говорит Христос, — мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8:22)), так и слава здешняя в сравнении с тою — стыд и смех. Не будем же гоняться за нею. Если и те самые, которые воздают ее другим, ничтожнее тени и сновидений, то тем более самая слава. «Слава человеческая — как цвет на траве» (1 Пет. 1:24). А что может быть ничтожнее цвета травного? Но если бы слава земная была и долговечна, — какую пользу могла бы она принести для души? Никакой. Она даже причиняет величайший вред, делая людей рабами, хуже невольников, — рабами, которые повинуются не одному господину, а двум, трем и бесчисленным, дающим различные приказания. Во сколько раз лучше быть свободным, нежели рабом, — свободным от рабства людям, а рабом владычества Божия! Наконец, если хочешь любить славу, люби, но — славу бессмертную, потому что она и блистательнее, и пользы от нее больше. Люди велят тебе угождать им с ущербом для тебя самого; а Христос, напротив, за каждое твое даяние воздает тебе сторицею, и к тому прилагает еще жизнь вечную. Что лучше, на земле ли быть прославляемым, или на небесах, — от людей ли, или от Бога, — со вредом ли для себя, или с пользою, — увенчиваться ли на один день, или на бесконечные веки? Ты подай нуждающемуся, а не давай пляшущему, чтобы с деньгами не погубить тебе и души его. Чрез неуместную щедрость ты становишься виновником его погибели. Если бы плясуны знали, что их искусство останется без прибыли, то они давно перестали бы заниматься им. Но они видят, что ты рукоплещешь, бежишь к ним, входишь в издержки, истрачиваешь все достояние на них; поэтому, хотя бы и не хотели продолжать своего дела, увлекаются, однако же, желанием прибыли. Если бы они знали, что никто не станет хвалить их ремесла, то немедленно оставили бы свои труды, как неприбыльные. Но когда видят, что дело их служит для многих предметом удивления, то похвала других делается для них приманкой. Оставим же бесполезные издержки. Научимся, на что и когда должно издерживать свое достояние, чтобы не прогневить нам Бога в обоих случаях: и собирая, откуда не следует, и расточая, на что не должно. Какого гнева не заслуживаешь ты, когда даешь деньги блуднице, но проходишь мимо нищего без внимания? Если бы ты давал и от праведных трудов, и тогда не грешно ли было бы давать награду за порок, и честь за то, за что следовало бы наказывать? Когда же ты питаешь свое сладострастие, ограбляя сирот и обижая вдов, то подумай, какой огонь ожидает дерзающих на такие дела? Послушай, что говорит Павел: «не только делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1:32). Быть может, мы уже слишком укоряем вас; но, если бы мы и не укоряли, все же наказания ожидают неисправимых грешников. Что же пользы угождать словами тем, которые на самом деле подлежат наказаниям? Ты одобряешь плясуна? Хвалишь, восхищаешься им? Итак, ты хуже и его самого, потому что он может извиняться бедностью, хотя и не основательно, а ты не имеешь и этого оправдания. Если я спрошу его, зачем он, оставив прочие занятия, обратился к этому презренному и непотребному, — он скажет, что в этом занятии, трудясь немного, он может получить прибыли много. А если я спрошу тебя, почему ты восхищаешься человеком распутным, живущим на погибель других, — ты не можешь прибегнуть к тому же оправданию, но принужден будешь поникнуть долу, устыдиться и краснеть. Итак, если нам, требующим от тебя отчета, ты не имеешь ничего сказать, то как мы устоим, когда откроется то страшное и неумолимое судилище, на котором мы должны будем отдать отчет и в помыслах, и в делах, и во всем? Какими очами воззрим на Судию? Что скажем? Чем оправдаемся? Какое представим извинение — благовидное, или неблаговидное? Издержки ли, удовольствие ли, или гибель других, которых мы губим, поддерживая их ремесло? Ничего нельзя будет сказать, но неизбежно подвергнемся казни, не имеющей конца, не знающей предела. Чтобы этого не случилось с нами, отселе будем всячески осторожны, и, таким образом, по отшествии отсюда с благою надеждою, мы достигнем вечных благ, которые и да получим все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 43

«Когда же настал вечер, то ученики Его сошли к морю и, войдя в лодку, отправились на ту сторону моря, в Капернаум. Становилось темно, а Иисус не приходил к ним. Дул сильный ветер, и море волновалось» (Ин. 6:16‑18).

1. Иисус Христос утишает бурю. — Некоторые чудеса Он совершает при одних только учениках. — 2. Непостоянство и легкомыслие народа. — Чудо перехода через Чермное море и отличие его от чуда хождения Иисуса Христа по морю. — От Бога нужно просить только духовных благ. — Почему злодеи и грешники часто бывают богатыми? — Должно любить истинное богатство.

1. Христос, не только находясь телом с учениками Своими, но и будучи далеко от них, устрояет полезное для них. Как всемогущий и премудрый, он и противные случаи направляет к одной цели. Вот смотри, что Он делает и в настоящем случае: Он оставляет учеников и восходит на гору. Они, оставленные Учителем, так как уже было позднее время, сошли к морю и до вечера оставались в ожидании Его возвращения. А когда наступил вечер, они уже не могли удержаться, чтобы не пойти и не поискать Его: так сильна была любовь их к Нему. Они не говорят: теперь вечер, и ночь наступает, куда же теперь мы пойдем? Место опасное и время небезопасное. Но, пламенея любовью к Нему, они сходят на корабль. Евангелист не без цели, конечно, означает и время, а для того, чтобы тем показать пламенную их любовь. Для чего же Христос оставляет их и удаляется, а еще более — для чего является один, идя по морю? В первом случае Он научал их, каково им быть без Него, и хотел усилить в них любовь к Нему; а в другом — Он показывал им опять Свое могущество. Как не с народом только они слушали учение, так не с народом только видели и чудеса. Тем, которые должны были получить власть над вселенной, надлежало иметь нечто более, чем другим. А какие чудеса, спросишь, они видели одни? Преображение на горе, настоящее чудо на море, многие и великие чудеса по воскресении, а по этим я заключаю и о других. Шли же они в Капернаум, не зная наверное, но только надеясь встретить Его там, или даже во время плавания. На это сделал намек и Иоанн, сказав, что «становилось темно, а Иисус не приходил к ним. Дул сильный ветер, и море волновалось». Чего же они смущаются? Многие и различные обстоятельства приводили их в смущение: и время, потому что была тьма, и буря, потому что море воздымалось, и место, потому что они были не близко от земли, но отплыли «около двадцати пяти стадий» (ст. 19), и наконец, необычайность явления, потому что они видят Его ходящим по морю. При этом‑то сильном их смущении, Он говорит им: «это Я; не бойтесь» (ст. 20). Для чего же Он явился? Чтобы показать, что Он есть тот, кто укротит бурю. На это указал Евангелист, сказав: «они хотели принять Его в лодку; и тотчас лодка пристала к берегу» (ст. 21). Значит (Христос) сделал их плавание не только безопасным, но и благопоспешным. Народу Он не показал Себя ходящим по морю, потому что это чудо было выше его немощи. Да и ученики недолго видели Его в этом положении, а едва лишь Он явился им, как и удалился. Мне кажется, это чудо другое, а не то, которое рассказывается у Матфея (гл. 14), и что оно действительно другое, это видно из многого. Христос часто совершал одни и те же чудеса с тем, чтобы не только привести зрителей в великое изумление, но и приготовить их принимать эти чудеса с многою верою. «Это Я; не бойтесь». Сказав эти слова, Он изгнал страх из их душ; а в другом месте Он поступает не так. Потому‑то и Петр говорил: «Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе» (Мф. 14:28). Отчего же они тогда приняли эти слова не вдруг, а теперь поверили? Оттого, что тогда буря продолжала еще качать корабль, а теперь вместе с словами Христа наступала тишина; или, если не по этой причине, то по той, о которой я сказал прежде, т. е., что Христос, часто совершая одни и те же чудеса, чрез чудеса предыдущие делал более удобоприемлемыми чудеса последующие. Для чего же Он не взошел на корабль? Чтобы сделать чудо более поразительным, а вместе с тем яснее открыть им Свое божество, и показать, что и тогда, когда Он благодарил, делал это не потому, чтобы нуждался в помощи, а из снисхождения к ним. Итак, Он попустил быть буре, чтобы они всегда искали Его, потом вдруг прекратил ее, чтобы показать Свою силу, и не взошел на корабль, чтобы сделать чудо поразительнее. «На другой день народ, стоявший по ту сторону моря, видел, что там, кроме одной лодки, в которую вошли ученики Его, иной не было, и что Иисус не входил в лодку», вошел и сам в другие корабли, пришедшие от Тивериады (ст. 22‑24). Для чего же с такою обстоятельностью повествует Иоанн? Почему бы ему не сказать: а на другой день переправился на ту сторону и народ? Этим он хочет показать нам нечто другое. Что же такое? Что Христос и народу, хотя не прямо, но косвенно, дал возможность уразуметь случившееся. Видели, говорит, «что там, кроме одной лодки, иной не было, и что Иисус не входил в лодку», и вошедши в корабли тивериадские, «приплыли в Капернаум, ища Иисуса» (ст. 24). Что другое, в самом деле, можно было подумать, кроме того, что Он перешел море, пешешествуя по нему (потому что нельзя было сказать, что Он переправился на другом каком‑либо корабле: «там, кроме одной лодки, — сказано, — в которую вошли ученики Его, иной не было»). Однако же, и после такого чуда, они, пришедши, не спросили Его, как Он переправился, как прибыл, и не позаботились узнать о таком чуде; а что говорят? «Равви! когда Ты сюда пришел» (ст. 25)? Разве кто станет утверждать, что слово: «когда» ими сказано здесь вместо «как».

2. Следует и здесь обратить внимание на непостоянство их мыслей. Те, которые говорили: «это Пророк», которые старались восхитить Его и сделать царем, нашедши Его, не думают ни о чем таком, но забыв, как мне кажется, о чуде, более уже не удивляются ничему прежде бывшему. Они искали Его, но, конечно, потому, что хотели опять насладиться трапезой так же, как прежде. Перешли некогда Чермное море и иудеи, под предводительством Моисея; но большое различие между тем, что было там, и что — здесь. Тот все совершал молясь, и как раб; а этот — со всею властью. Там вода уступила напору ветра, так что можно было перейти посуху; здесь же было большее чудо: море оставалось в своем естественном состоянии и таким образом носило Владыку на своем хребте, подтверждая изречение, которое говорит: «Он ходит по высотам моря» (Иов. 9:8). Между тем благовременно совершил Он чудо над хлебами, намереваясь войти в строптивый и непокорный Капернаум. Он хотел смягчить неверие жителей этого города чудесами, не только бывшими в нем, но и совершенными вне его. Стечение в этот город такого множества народа, выказавшего великое усердие, какого не могло бы смягчить и камня? Но с ними не случилось ничего подобного; нет, — они желали только пищи телесной, а потому Иисус и укоряет их. Зная это, возлюбленные, будем благодарить Бога и за чувственные блага, но еще гораздо более — за духовные. Этого хочет и Он, и ради этих‑то благ дарует и те, привлекая и научая ими несовершенных, как людей еще сильно привязанных к миру. Впрочем, если они, получив эти блага, на них и останавливаются, то подвергаются осуждению и наказанию. Вот и расслабленному Христос хотел дать прежде благо духовное, но присутствующие этого не вынесли. На Его слова: «прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2) они сказали: «Он богохульствует».

Да не будет же с нами, убеждаю вас, ничего подобного; но блага духовные да будут предметом наших особенных забот. Почему? Потому, что когда есть блага духовные, не бывает никакого вреда от неимения благ телесных. А если нет их, то какая нам останется надежда, какое утешение? Потому о них всегда нужно молить Бога и их просить. О них молиться научил нас и Христос. И если мы вникнем в ту молитву, то не найдем в ней ничего плотского, но все духовное. Даже и то немногое чувственное, о чем мы просим в ней, становится от образа прошения духовным. Уже и одно наставление не просить ничего более, как только хлеба «насущного», т. е., ежедневного, было бы знаком ума духовного и любомудренного. Но смотри, что предшествует этому: «да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:9, 10). Затем, сказав о том чувственном, Он тотчас уклонился и опять пришел к учению духовному, говоря: «прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). Ничего (не сказал) о начальстве, ничего о богатстве, ничего о славе, ничего о власти, но включил в молитву все, что клонится к пользе души, — ничего земного, но все небесное. Итак, если нам заповедано воздерживаться от вещей житейских и настоящих, то как будем мы несчастны и жалки, когда станем просить у Бога того, что Он заповедал нам отвергать, если и имеем, чтобы избавить нас от забот, а чего повелел просить, о том не будем иметь никакого попечения, или даже не будем и желать того? Подлинно это значит пустословить. Потому‑то, хотя мы и молимся, но не получаем успеха. Как же, скажешь, богатеют люди злые? Как неправедные, преступные, хищники, лихоимцы? Не Бог дарует им это, — нет. Но как же Бог попускает? Как попускал некогда и богачу, соблюдая его для большего наказания. Вот послушай, что сказано ему: «чадо! ты получил уже доброе твое, а Лазарь — злое; ныне же он утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:25). Итак, чтобы и нам не услышать этого голоса, нам, которые суетно и безрассудно проводим жизнь в роскоши и прилагаем грехи ко грехам, станем заботиться о приобретении истинного богатства и совершенного любомудрия. Чрез это мы получим обетованные блага, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 44

«Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (Ин. 6:26, 27).

1. Должно заботиться не о пище тела, а о пище души. — 2. Нужно просить у Бога того, что пристойно просить у Него. — Удовольствия и скорби, блага и бедствия мира сего не имеют в себе ничего действительного. — Не нужно поэтому желать одних и бояться других. — В другом мире все вечно — наказания и награды. — Изображение благ жизни настоящей и жизни будущей.

1. Снисходительность и кротость не везде полезны; бывают случаи, когда учителю нужна и строгость. Так, когда ученик ленив и упрям, нужно употребить против него и наказание, чтобы возбудить его от лености. Так поступил и Сын Божий, и во многих других случаях, и в настоящем. Когда народ пришел и, найдя Иисуса, стал с лестью говорить Ему: «Равви! когда Ты сюда пришел» (ст. 25), — то Он, чтобы показать, что не ищет чести у людей, а имеет в виду одно только — спасение их, отвечал ему со строгостью. Он хотел этим не только исправить народ, но и открыть и обнаружить его мысли. Что же Он говорит? «Истинно, истинно говорю вам» (определительно и утвердительно), «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились». Поражает словом и обличает, но не жестоко и сильно, а с большим снисхождением. Не сказал: о, сластолюбцы и чревоугодники! Я совершил столько чудес, но вы никогда не последовали за Мной, и не подивились совершенному; но — с некоторой кротостью и спокойствием: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились», указывая не на прежние только чудеса, но и на чудо настоящее. Он как бы так говорит, чем и обличает их: не чудо над хлебами поразило вас, а то, что вы насытились. А что Он говорил о них не по догадке, это они сами тогда же показали. Они, действительно, за тем снова и пришли, чтобы насладиться тою же пищею, а потому‑то и говорили: «отцы наши ели манну в пустыне» (ст. 31), опять привлекая Его к пище плотской, что и заслуживало обвинения и величайшего осуждения. Но Христос не останавливается на обличении, а присоединяет к нему и наставление, говоря: «старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать [Свою] Отец, Бог» (ст. 27). А эти слова имеют такое значение: не заботьтесь нисколько об этой пище, но — о той духовной. Но так как некоторые из людей, желающих жить праздно, злоупотребляют этими словами, как будто бы Христос отвергал в них трудолюбие, то теперь благовременно ответить и им. Они порочат целое, так сказать, христианство и подвергают его осмеянию за праздность. Но прежде надобно обратиться к изречению Павла. Что же он говорит? Поминайте слова Господа, сказавшего: «блаженнее давать, нежели принимать». (Деян. 20:35). Но из чего было бы давать тому, кто сам ничего не имеет? Как же Марфе сказал Иисус: «ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть» (Лк. 10:41, 42), — и еще: «не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6:34)? Необходимо теперь все это разрешить не только для того, чтобы отвратить людей праздных, если только захотят, но и для того, чтобы показать, что слова Божии не противоречат между собою. Вот и в другом месте апостол говорит: «умоляем же вас, более преуспевать и усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать свое [дело], чтобы вы поступали благоприлично перед внешними» (1 Фесс. 4:10‑12); и еще: «кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся» (Еф. 4:28). Здесь Павел заповедал даже не просто заниматься делом, но с таким трудом, чтобы было из чего подать и другому. И в другом месте опять он же говорит: «нуждам моим и [нуждам] бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян. 20:34). И в послании к Коринфянам говорил: «За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую безмездно» (1 Кор. 9:18). И когда он был в том городе (в Коринфе), то находился у Акиллы и Прискиллы, и трудился (Деян. 18:2, 3): «ибо ремеслом их было делание палаток». Все это, по‑видимому, находится в большом противоречии с сказанным, и потому необходимо представить на это разрешение.

Что же нам ответить? Что не печься не значит не трудиться, но — не привязываться к вещам житейским, т. е. не заботиться о покое на завтра, но считать эту заботу излишнею. Можно и трудиться и не собирать ничего на завтра, можно и трудиться и ни о чем не печься. Попечение и труд не одно и то же. Иной и трудится не для того, чтобы полагаться на труд, но чтобы подать нуждающемуся. Равным образом, и слова, сказанные к Марфе, относятся не к труду и занятию делом, а к тому, что надобно знать время (для труда), и времени, определенного для слушания, не употреблять на дела плотские. Значит, Он сказал те слова не с тем, чтобы вовлечь Марфу в праздность, но чтобы привлечь к слушанию. Я пришел, говорит Он, научить вас необходимому; а ты безпокоишься об обеде? Ты хочешь меня принять и приготовить дорогую трапезу? Приготовь другой пир, предложи Мне усердное слушание и подражай ревности сестры. И не с тем это Он сказал, чтобы запретить гостеприимство, — нет, совсем нет, — но чтобы показать, что во время слушания не должно заниматься другими делами. А словами: старайтесь не о пище тленной (не делайте брашна гиблющего) — не то дает разуметь, будто должно жить в праздности (это‑то по преимуществу и есть пища тленная (брашно гиблющее), так как всякому злу научила праздность — Сирах. 33:28), — но то, что должно трудиться и подавать. Вот это пища (брашно) уже не тленная (гиблющее). Напротив, если кто трудясь питает, напаяет и одевает Христа, то не найдется никого столько безчувственного и несмысленного, кто сказал бы, что такой человек делает пища тленная (брашно гиблющее), потому что за эту пищу (брашно) обещано будущее царство и те блага. Эта пища (брашно) остается навсегда. С другой стороны, так как иудеи вовсе не заботились о вере, не старались узнать, кто совершает такие дела и какою силою, а хотели только одного — насыщаться, ничего не делая, то Христос справедливо назвал такую пищу пищей тленной (брашном гиблющим). Я напитал ваши тела, говорит Он, чтобы вы отселе искали пищи другой, пребывающей, питающей душу; а вы опять бежите к пище земной. Значит, вы не понимаете, что Я веду вас не к этой несовершенной пище, а к той, сообщающей не временную жизнь, но вечную, питающей не тело, но душу. Потом, так как Он выразился о Себе столь возвышенно и сказал, что Он дает ту пищу, то, чтобы сказанное опять не показалось им странным, Он подаяние этой пищи относит к Отцу, сообщая тем достоверность Своим словам. Сказав: «которую даст вам Сын Человеческий», Он присовокупил: «ибо на Нем положил печать [Свою] Отец, Бог», т. е. послал с тем, чтобы Он принес вам эту пищу. Впрочем, это изречение допускает и другое толкование, потому что Христос говорит и в другом месте: кто слушает Мои слова, на нем положил печать Отец, «что Бог истинен» (Ин. 3:39), т. е. показал очевидно. Это же, мне кажется, и здесь означает вышеприведенное изречение. В самом деле, «положил печать» Отец — значит не другое что, как — показал, открыл Своим свидетельством. Правда, Христос и сам Себя показал; но, так как говорил с иудеями, то поставил на вид свидетельство Отца.

2. Научимся же, возлюбленные, просить у Бога того, чего должно просить у Него. Те, т. е. житейские обстоятельства, каковы бы ни были, не приносят нам никакого вреда. Обогатимся ли мы, — насладимся только здесь удовольствиями. Впадем ли в бедность, — не потерпим от того никакой беды. Ни отрадные обстоятельства этой жизни, ни печальные не заключают в себе достаточной причины для печали и для удовольствия, но и те и другие не стоят нашего внимания, и протекают с большою скоростью, отчего справедливо называются и путем, так как проходят и не могут оставаться надолго. Между тем будущие, — и то и другое, отымается на веки — как наказание, так и царство. Итак, в отношении к будущему станем прилагать большее старание, чтобы одного избежать, а другого достигнуть. Какая, в самом деле, польза от наслаждения земного? Сегодня оно есть, а завтра — прах рассеянный; сегодня — огонь пылающий, а завтра — пепел остывший. Но не таковы блага духовные: они всегда сияют и цветут и с каждым днем становятся прекраснее. То богатство никогда не гибнет, никогда не переводится, никогда не истощается, никогда не подвергает безпокойству, зависти или порицанию, не губит тела, не растлевает души, не возбуждает зависти, не навлекает ненависти, между тем как все это соединено с богатством. Та слава не доводит до безумия, не рождает надменности, никогда не перестает и не помрачается. Покой и наслаждение на небесах также непрерывны, всегда неизменны и безсмертны: нельзя найти для них ни предела, ни конца. Возжелаем же, убеждаю вас, этой жизни. Если будем ее желать, то не поставим ни во что блага настоящие, но станем презирать их, смеяться над ними. Все, что имеет конец, не очень вожделенно. Все, что прекращается, что сегодня есть и чего завтра нет, хотя бы то было что‑нибудь и очень великое, — все это кажется слишком малым и не стоящим внимания. Итак, будем любить не скоротечные, не преходящие и утекающие блага, но блага постоянные и неизменные, чтобы и сподобиться их, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 45

«Итак сказали Ему: что нам делать, чтобы творить дела Божии? Иисус сказал им в ответ: вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. На это сказали Ему: какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? что Ты делаешь» (Ин. 6:28‑30)?

1. Сластолюбие есть погибель для души. — 2. Что такое хлеб жизни? — 3. Необходимость веры и благодати для спасения. — Иисус Христос часто говорил о воскресении, и причина этого. — 3. Частое напоминание о воскресении побуждает избегать зла и делать добро. — Воскресение и суд разрушают рок. — Ничто не совершается по необходимости или случайно. — Несомненность воскресения и суда: людей без веры постигнет то же, что и неверующих во времена потопа и Лота. — Кончина мира внезапно постигнет людей. — Доказательства несомненности воскресения и Страшного Суда.

1. Нет ничего хуже, ничего постыднее чревоугодия. Оно делает ум тупым; оно делает душу плотскою; оно ослепляет и не позволяет видеть. Вот смотри: это случилось и с иудеями. Так как, будучи преданы чревоугодию, они всецело были заняты предметами житейскими и не думали ни о чем духовном, то хотя Христос возбуждает их множеством слов, исполненных то строгости, то снисходительности, но и при всем этом они не встают, а по прежнему лежат долу. Посмотри, Он сказал им: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились» (ст. 26), — (и чрез это) поразил обличением; показал, какой должно искать пищи, сказав: «старайтесь не о пище тленной»; предложил им награду в словах: «но о пище, пребывающей в жизнь вечную» (ст. 27); наконец предупредил их возражение, сказав, что Он послан Отцом. Что же они? Как бы не слыхав ничего, говорят: «что нам делать, чтобы творить дела Божии»? Сказали же это (как показывают последующие обстоятельства) не с тем, чтобы узнать и исполнить, но чтобы расположить Его — опять дать им пищу и насытить их. Что же Христос? «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». На это они сказали: «какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили? Отцы наши ели манну в пустыне» (ст. 30, 31). Ничего нет безчувственнее, ничего безсмысленнее этих слов. Тогда как чудо было еще пред их глазами, они говорили так, как будто еще не сделано ни одного чуда: «какое же Ты дашь знамение»? И, сказав это, не предоставляют Ему на произвол выбор чуда; но хотят поставить Его в необходимость совершить не другое какое‑либо чудо, а именно такое, какое было при их предках. Потому‑то и говорят: «отцы наши ели манну в пустыне», думая тем подстрекнуть Его — совершить такое чудо, которое могло бы напитать их телесно. В самом деле отчего они вспомнили не о каком‑либо другом из прежних чудес, хотя их тогда много было совершено и в Египте, и над морем, и в пустыне, — но именно о манне? Не оттого ли, что сильно желали ее, будучи порабощены чревоугодию? Как же вы, называвшие Его пророком и хотевшие поставить царем, потому что видели чудо, — как вы теперь, как будто не было никакого чуда, оказываетесь неблагодарными и непризнательными, и просите чуда, как просили бы прихлебатели и голодные псы? Теперь ли дорога вам манна, когда душа ваша изнемогает? И заметь хитрость их слов. Не сказали: Моисей сотвори такое‑то чудо, а Ты какое сделаешь, — чтобы не раздражать Его; но ожидая от Него пищи, все еще обращаются к Нему с великою почтительностью. С другой стороны, не говорят и того, что Бог сотворил такое‑то чудо а Ты какое сделаешь, — чтобы не подать мысли, будто они равняют Его Богу. Не упоминают и о Моисее, чтобы не подать мысли, будто унижают Его. Но избирают средину, говоря: «отцы наши ели манну в пустыне». Христос мог, конечно, сказать: Я совершил чудеса большие, чем Моисей, и не нуждался в жезле, не имел надобности в молитве, но все совершил Сам Собою. Если же вы напоминаете манну, то вот Я дал вам и хлеб. Но тогда не время было говорить это, а была одна забота обратить их к пище духовной. И смотри, с какою безпредельною мудростью Христос отвечает им: «не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес» (ст. 32). Почему же Он не сказал: не Моисей дал, а Я; но вместо Моисея указал на Бога и вместо манны на Себя? Потому, что велика была немощь слушателей, как это видно из последующего. И тогда, как Он сказал эти самые слова, Он не остановил их. Хотя и вначале говорил: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились» (ст. 26), и в последующих словах исправлял их, но, не смотря на все это, они не перестают (требовать хлеба). Когда Христос обещал самарянке дать воду, то при этом не упомянул об Отце, а просто так сказал: «если бы ты знала Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую», — и опять: «вода, которую Я дам» (Ин. 4:10, 14), — но не отсылает к Отцу. Здесь же упоминает об Отце, чтобы ты узнал, как велика была вера самарянки и как велика немощь иудеев. Но ведь манна была не с неба; как же говорится: «с небес»? Так же, как Писание говорит: «птиц небесных», и опять: «Возгремел на небесах Господь» (Пс. 8:9; 17:14). Хлебом же истинным называет тот хлеб не потому, чтобы чудо над манной было ложно, а потому что она была образом, а не самою истиною. А упомянув о Моисее, не противопоставил Себя ему, потому что иудеи еще не предпочитали Его Моисею, а напротив о Моисее имели высшее понятие, чем о Нем. Поэтому, сказав: «не Моисей дал», Он не присовокупил: Я даю, но вместо того сказал: «Отец дает». Услыхав это, они опять говорят: дай нам есть хлеб этот, — потому что все еще думали, что это нечто чувственное, все еще ожидали насыщения своего чрева, а оттого и стеклись так скоро. Что же Христос? Мало‑помалу возвышая их мысль, продолжает: «хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру» (ст. 33), — не иудеям только, но и всей вселенной. Потому‑то и не сказал просто — пищу, но — жизнь, какую‑то другую и отменную, чтобы показать, что все были мертвы. Но они все еще поникают долу и говорят: «подавай нам такой хлеб» (ст. 34). Обличая их за то, что они, пока предполагали трапезу чувственную, дотоле стекались к Нему а как скоро узнали, что это некая духовная трапеза, то уже не приступают к Нему, Христос говорит: «Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Но Я сказал вам, что вы и видели Меня, и не веруете» (ст. 35, 36).

2. Так еще прежде говорил и Иоанн: еже ведает, глаголет, «и что Он видел, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его» (Ин. 3:32). Равным образом, и Христос: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете» (Ин. 3:11). Делает же это, предупреждая их и показывая, что их неверие не смущает Его, что Он не ищет славы и знает сокровенные их мысли, как настоящие, так и будущие. «Я есмь хлеб жизни». Намеревается уже приступить к учению о таинстве, и сначала беседует о Своем божестве, говоря: «Я есмь хлеб жизни», — потому что это сказано не о теле. О теле говорит под конец: «хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя» (ст. 51), — а теперь говорит о божестве. Плоть (Христова) ради Бога Слова есть хлеб, равно как и этот хлеб ради наития на него Духа бывает хлебом небесным. Здесь Христос не приводит свидетелей, как в прежней беседе, потому что имеет свидетельство в чуде над хлебами, да и иудеи все еще показывали вид, что верят Ему, между тем как там противоречили Ему и порицали Его. Вот почему Он здесь и говорит прямо. Между тем иудеи, надеясь насладиться пищею телесною, остаются и не смущаются, пока впоследствии не потеряли всякой надежды. Но Христос, не смотря и на это, не замолчал, а напротив, сказал многое в их вразумление и обличение. Они же, называвшие Его пророком в то время, как ели, теперь соблазняются и называют Его сыном тектона. А тогда не соблазнялись, когда ели хлебы, но говорили: «это Пророк», и хотели сделать Его царем. По‑видимому, они досадовали на то, что Он сказал: «Я сошел с небес»; но настоящей причиной их негодования было не это, а то, что они потеряли всякую надежду насладиться телесною трапезой. Если бы они действительно негодовали (на те слова), то им следовало бы спросить и узнать, каким образом Он есть хлеб животный и как сошел с неба. Между тем этого они не делают, а ропщут. И что не это их соблазняло, видно из следующего. На Его слова: «Отец Мой дает вам хлеб», они не сказали: умоли Его, чтобы дал; а что? «Подавай нам хлеб». Хотя Он и не сказал: Я даю, но: «Отец Мой дает», однако же, из желания пищи, они признали, что и Он может подать ее. Каким же образом, признав, что и Он может подать пищу, они могли потом соблазняться, и притом тогда, как услышали, что Он дает ее? Итак, какая же тому причина? Они услышали, что больше не получат уже пищи, и поэтому опять начали не верить и в оправдание своего неверия представляют то, что Его слово слишком высоко. Поэтому Он и говорит: «вы и видели Меня, и не веруете», указывая, с одной стороны, на чудеса, с другой, на свидетельства Писаний. «Они», говорит, «свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39). Еще: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня» (5:43). Еще: «как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу» (5:44)? «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и приходящего ко Мне не изгоню вон» (6:37). Смотри, как Он все делает для спасения людей. С тою именно целью Он и присовокупил это, чтобы не показалось, будто Он занимается предметами ненужными и говорит без цели. Что же Он говорит? «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет; и Я воскрешу его в последний день» (6:37, 40). Но почему Он упоминает и об общем воскресении, в котором будут участвовать и нечестивые, как об особенном даре верующих в Него? Потому, что и речь у Него не просто о воскресении, но именно о таком воскресении. Сказав наперед: «не изгоню» его и не погублю ничего из того, что Он Мне дал (6:37, 39), Он потом уже говорит о воскресении. В воскресение действительно одни будут извержены, как можно видеть из слов: «возьмите его и бросьте во тьму внешнюю» (Мф. 22:13), а другие погибнут, как и это видно из слов: «бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Таким же образом, слова: живот вечный даю — значат тоже, что слова: «изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:29). Вот на это‑то воскресение, которое принадлежит людям добрым, Он и указал здесь. А что Он хочет сказать словами: «Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет»? В них Он обличает неверие иудеев и показывает, что неверующий Ему преступает волю Отца, только говорит об этом не так прямо, но прикровенно. Так поступал Он и всегда, когда хотел показать, что неверующие оскорбляют не Его только, но и Отца. В самом деле, если в том воля Отца и для того пришел (Христос), чтобы спасти весь мир, то неверующие преступают волю Отца. Итак, когда кого‑либо, говорит, путеводит Отец, то ничто не может воспрепятствовать ему придти ко Мне. Это Он говорит и ниже: «никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец» (ст. 44). А Павел сказал, что Он передает их Отцу: «когда», сказано, «предаст Царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15:24). Итак, как Отец, когда дает, тем ничего не лишает Себя, так и Сын, когда передает, тем ничего не отнимает от Себя. Говорится же о Нем, что Он передает, потому что «через Него» мы получили доступ (Еф. 2:18).

3. Но это же выражение: «через Него» — употребляется и об Отце, как например в этом месте: «Которым вы призваны в общение Сына Его» (1 Кор. 1:9), т. е. волею Отца. И еще: «блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это» (Мф. 16:17). Здесь смысл почти такой: вера в Меня — дело не маловажное, но для нее нужно внушение свыше. И это Христос утверждает повсюду, показывая, что для этой веры нужна душа, истинно доблестная и привлекаемая Богом. Но, быть может, скажет кто‑нибудь: если все, что дает Отец, приходит к Тебе, и (если приходят) те, которых только Он привлечет, и никто не может придти к Тебе, если не будет дано ему свыше, то кому Отец не дает, те свободны от всякой вины и осуждения. Это — пустые слова и одна отговорка. Без сомнения мы имеем нужду и в собственной воле, потому что поучаться и веровать — дело воли. Здесь же словами: «что дает Мне Отец» Он означает не другое что, как следующее: веровать в Меня — дело не маловажное, и для того нужны не умствования человеческие, но откровение свыше и душа, с благодарностью принимающая откровение. А слова: идущий ко Мне спасен будет — значат: будет пользоваться великим попечением. Затем‑то, говорит, Я и пришел, и воспринял плоть, и принял зрак раба. Потом присовокупляет: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня» (ст. 38). Что ты говоришь? Разве иная воля — Твоя, а иная — Его? Чтобы кто не подумал этого, Христос отклоняет такую мысль, говоря далее: «воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную» (ст. 40). А это разве не Твоя воля? Как же Ты говоришь в другом месте: «огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12:49)? Если же и Ты хочешь этого, то явно, что у Тебя одна воля с Отцом. Да и в другом месте Он говорит: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ин. 5:21). В чем же состоит воля Отца? Не в том ли, чтобы не погиб ни один из них? А этого же хочешь и Ты. Значит не иная воля та (Отца) и не иная эта (Сына). Так и в другом месте и еще сильнее Он утверждает Свое равенство с Отцом, говоря: Я и Отец «придем и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23). Итак, слова Его имеют такой смысл: Я пришел совершить не другое что, как то, чего хочет и Отец, и у Меня нет какой‑либо особенной Своей воли, кроме воли Отца, потому что все отчее принадлежит Мне, и все Мое принадлежит Отцу. Если же у Отца и Сына все общее, то Он справедливо говорит: «не для того, чтобы творить волю Мою». Но здесь Он не сказал так, но соблюдал это к концу. Предметы возвышенные, как я сказал, Он пока скрывает и поставляет в тени, чтобы показать, что, если бы Он сказал: то воля Моя, то им пренебрегли бы; поэтому говорит: и Я содействую той воле (т. е. Отца), чтобы тем сильнее поразить их. Он говорил как бы так: что вы думаете? Что, не верую, прогневляете Меня? Нет, вы раздражаете Отца Моего. «Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить» (ст. 39). Здесь показывает, что не нуждается в их почтении и пришел не по Своей надобности, и не для чести от них, но для их спасения. Это же Он сказал и в предыдущей беседе: «не принимаю славы от человеков» (Ин. 5:41), и еще: «говорю это для того, чтобы вы спаслись» (Ин. 5:34). Да и при всяком случае Он старается показать, что пришел для их спасения. Говорит же, что уготовляет славу Отцу, чтобы тем отклонить от Себя всякое подозрение. А что с этой целью Он говорил так, это яснейшим образом открыл в следующих словах: ищущий воли своей, говорит, «ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем» (Ин. 7:18). «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6:40). Для чего Он так часто и при всяком случае говорит о воскресении? Чтобы не думали, будто промысел Божий ограничивается только настоящими вещами, и потому не впадали бы в уныние, если здесь не наслаждаются благами, но надеялись на блага будущие, и не презирали бы его, если не терпят наказания в настоящей жизни, но ожидали жизни будущей.

4. Но если от частого собеседования о воскресении ничего не приобрели они (иудеи), то постараемся приобрести мы. Захотим ли мы неправедно обогатиться или похитить что‑нибудь, или сделать другой какой безчестный поступок, — тотчас приведем себе на мысль тот день, вообразим то судилище, — и эта мысль сильнее всякой узды сдержит дурное наше стремление. Будем постоянно говорить и себе и другим: есть воскресение и нас ожидает страшное судилище. Если кого‑либо увидим тщеславящимся и надмевающимся настоящими благами, скажем ему тоже самое, и объявим, что все это останется здесь. Если опять увидим другого удрученным скорбями и унывающим, выскажем и ему то же самое, указывая на то, что скорбям будет конец. Если также увидим кого‑либо преданным безпечности и лености, представим ему опять тоже, выставляя на вид, что нужно будет отдать отчет в безпечности. Эта речь лучше всякого лекарства может уврачевать душу. И подлинно, есть воскресение, и воскресение у дверей, не далеко, но близко. «Eще немного», говорит Павел, «и Грядущий придет и не умедлит» (Евр. 10:37), и в другом месте: «всем нам должно явиться пред судилище Христово» (2 Кор. 5:10), т. е. и злым и добрым, — тем, чтобы пред всеми потерпеть безславие, — этим, чтобы пред всеми оказаться еще более славными. Как здесь судьи и злых наказывают, и добрым воздают честь открыто пред всеми, так точно будет и там, чтобы для одних было больше стыда, а для других больше славы. Будем же представлять себе это каждый день. Если будем иметь это в мыслях, то ничто из вещей настоящих и преходящих не удержит нас, потому что видимое временно, а невидимое вечно. Будем же непрестанно говорить и себе и другим: есть воскресение, и суд, и отчет в делах. Пусть говорят и все те, которые допускают судьбу, — и они немедленно освободятся от этой гнилой болезни. Ведь если есть воскресение и суд, то нет судьбы, сколько бы они ни спорили и ни препирались. Но я стыжусь, что учу христиан о воскресении. Кого нужно учить, что есть воскресение, и кто не вполне убежден, что все совершается не по необходимости, и не просто и не как‑нибудь, тот, очевидно, не христианин. Поэтому я прошу и умоляю: очистим себя от всякого зла и сделаем все, чтобы получить прощение и оправдание в тот день. Но, быть может, кто‑нибудь скажет: да когда будет кончина, когда воскресение? Вот сколько уже прошло времени, — и ничего такого не случилось? Но будет, — поверьте. Ведь и пред потопом то же говорили и смеялись над Ноем; но пришел потоп и всех этих неверовавших поглотил, и только его одного веровавшего оставил в живых. И при Лоте не ожидали той, свыше ниспосланной казни, пока ниспавшие молнии и громы не уничтожили всех. И ни тогда, ни при Ное не было никакого предварительного указания на то, что имело случиться; но беды пришли неожиданно в то время, как все пировали, пили и упивались. Так настанет и воскресение, не с предварительными какими‑либо признаками, но среди нашего благополучия. Потому Павел и говорит: «когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами [постигает] имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес. 5:3). Так устроил это Бог для того, чтобы мы всегда были бдительны и не предавались безпечности среди самой безопасности.

Что ты говоришь? Не ожидаешь воскресения и суда? Это исповедуют и демоны, — а ты не исповедуешь? «Пришел Ты сюда», говорят они, «прежде времени мучить нас» (Мф. 8:29). Если же говорят, что будет мучение, то знают, конечно, будет и суд, и отчет, и наказание. Не будем же прогневлять Бога, сверх худых дел, еще и неверием слову о воскресении. Как во всем прочем Христос был начатком для нас, так и в этом. Потому Он называется и перворожденным из мертвых. А если бы не было воскресения, то как бы Он мог быть перворожденным, когда никто из мертвых не последует за Ним? Если бы не было воскресения, то как бы могла сохраниться правда Божия, кода столько злых людей благоденствуют, и столько добрых страдают и в страдании оканчивают жизнь? Где все эти люди получат по своим достоинствам, если нет воскресения? Никто из живущих праведно не сомневается в воскресении; но каждый день молится. Произнося это святое изречение: «да приидет Царствие Твое» (Мф. 6:10). Кто же не верует в воскресение? Люди, идущие оскверненными путями и проводящие нечистую жизнь, как говорит пророк: «во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него» (Пс. 9:26). Подлинно, невозможно человеку вести жизнь чистую, когда он не верует в воскресение. А кто не знает за собою ничего худого, те и говорят, и желают, и веруют, что получат воздаяние. Не будем же прогневлять Бога, но послушаем Христа, Который говорит: «бойтесь Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10:28). Боязнь эта соделает нас лучшими, и такиv образом, мы, избавившись от этой погибели, удостоимся царства небесного, которого и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, с поклоняемым, всесвятым и животворящим Его Духом, слава ныне и присно, и в безконечные веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 46

«Возроптали на Него Иудеи за то, что Он сказал: Я есмь хлеб, сшедший с небес. И говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: Я сшел с небес» (Ин. 6:41, 42).

1. Бог привлекает к себе людей, не подавляя им свободы воли. — Опровержение манихеев по этому предмету. — 2. Различие между манной и истинным хлебом жизни. — 3 и 4. Величие и преизбыточность любви Иисуса Христа в божественной евхаристии. — Сущность и значение евхаристии для нашего спасения. — Кто недостойно причащаются тела и крови Господней, будут наказаны как распинавшие Его.

1. «Их бог — чрево, и слава их — в сраме» (Фил. 3:19), — говорил о некоторых людях Павел в послании к Филиппийцам (Фил. 3:19). Что таковы же были и иудеи, видно и из предыдущих обстоятельств, видно и из того, что они говорили, пришедши ко Христу. Когда Он дал им хлеб и насытил их чрево, они пророком называли Его, и царем хотели поставить; а когда преподавал им учение о пище духовной, о жизни вечной, кода беседовал о воскресении и возвышал их мысль, и когда в особенности следовало бы дивиться Ему, — тогда они ропщут и отступают от Него. Между тем, если Он пророк, как они прежде говорили, — а Он и действительно есть тот, о котором сказал Моисей: «Пророка из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте» (Втор. 18:15), — то им надлежало слушать Его, когда Он говорил: «Я сшел с небес»; но они не слушали, а роптали. Они еще уважали Его за недавнее чудо над хлебами, и потому явно не противоречили, но ропотом выражали свою досаду на то, что Он не дал им трапезы, какой они хотели, и среди ропота говорили: «не Иисус ли это, сын Иосифов»? Из этих слов видно, что они еще не знали даже об Его чудном и необычайном рождении, отчего и называют Его сыном Иосифа. И Христос не упрекает их и не говорит: Я не сын Иосифа — не потому, чтобы Он был сын Иосифа, но потому, что они еще не могли услышать о том чудном рождении. Если же они не могли ясно услышать о Его рождении плотском, то не могли тем более — о неизреченном, горнем. Если Он не открыл им уничиженного, то тем более не мог бы говорить им о тех вещах. И хотя их много соблазняло Его происхождение от простого и незнатного отца, однако же Он не открыл (истины), чтобы отстраняя один соблазн, не произвести другого. Что же Он отвечает на их ропот? «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (ст. 44). На это нападают манихеи и говорят, будто ничто не зависит от нас. Между тем эти‑то слова особенно и доказывают, что мы властны в своем произволении. Но какая, говорят, надобность привлекать, если кто сам приходит к Нему? Опять и это не уничтожает нашего произволения, а напротив показывает, что мы нуждаемся в помощи. Здесь (Христос) говорит не о всяком приходящем, но о том, кто пользуется великим содействием (от Бога). Далее показывает и способ, которым Отец привлекает. А чтобы иудеи опять не подумали о Боге чего‑либо чувственного, Он присовокупил: «это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца» (ст. 46). Как же, спросишь, привлекает? Это давно показал пророк, предвозвещая и говоря: «будут все научены Богом» (ст. 45). Видишь ли достоинство веры? Видишь ли, как, по предсказанию пророка, люди имеют быть научены «не человеками и не через человека» (Гал. 1:1), но самим Богом? Потому‑то, чтобы придать достоверность Своим словам, Он и отослал иудеев к пророкам. Но если сказано, что все будут научены Богом, то отчего, спросишь, некоторые не веруют? Оттого, что те слова сказаны о большей части людей, или еще — пророчество указывает не вообще на всех, но на всех желающих. Учитель стоит пред всеми, и всем готов преподать и сообщить свое учение. «И Я воскрешу его в последний день» (ст. 40). Не малое здесь означается достоинство Сына: если Отец привлекает, то Он воскрешает. Но этим Он не отделяет Своих дел от Отца (как это возможно?), а только показывает равенство могущества. Почему, как в том месте, сказав: «и пославший Меня Отец засвидетельствовал о Мне» (Ин. 5:37), вслед за тем Он отослал иудеев к Писанию, чтобы кто‑нибудь из них не стал понапрасну много трудиться над объяснением Его слов, так и здесь, чтобы не стали по прежнему подозревать Его, отсылает их к пророкам, которых весьма часто и приводит, чтобы показать, что Он не противник Отца. Что же, скажешь, жившие до того времени разве не были научаемы Богом? Что же здесь особенного? То, что тогда люди научались божественным истинам при посредстве людей, а теперь научаются чрез единородного Сына Божия и Духа Святого. Далее Христос присовокупляет: «это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога», разумея здесь эти слова (есть от Бога) не о причине бытия, но о свойстве существа. Если бы Он разумел ту мысль, то в чем бы тогда состояло преимущество Сына и его отличие от нас? И мы ведь все от Бога. Для чего же, скажешь, Он не выразил этого яснее? Ради немощи иудеев. Если они так соблазнились и словами: «Я сшел с небес», то что было бы с ними, если бы Он присовокупил и это? А хлебом животным называет Себя потому, что от Него зависит наша жизнь и настоящая и будущая. Оттого и присовокупил: «ядущий хлеб сей будет жить вовек» (ст. 51), разумея здесь под хлебом или спасительные догматы и веру в Него, или Свое тело, потому что и то и другое укрепляет душу. Хотя в другом случае при Его словах: «кто соблюдет слово Мое, тот не вкусит смерти» (Ин. 8:51, 52) иудеи соблазнились, но теперь ничего такого не случилось, вероятно, оттого, что они еще уважали Его, ради чуда над хлебами.

2. Заметь еще и то, откуда Он выводит различие между этим хлебом и манною: из следствий употребления той и другой пищи. Показывая, что манна не принесла никакой особенно пользы, Он присовокупил: «отцы ваши ели манну в пустыне и умерли» (ст. 49). Потом представляет убедительнейшее доказательство тому, что они удостоились несравненно большего дара, чем отцы их, намекая на бывших при Моисее тех дивных мужей. Поэтому, сказав, что евшие манну умерли, Он прибавил: «ядущий хлеб сей будет жить вовек» (ст. 51). И слово: «в пустыне» Он употребил не без цели, но чтобы дать заметить, что манна и продолжалась недолго и не перешла в обетованную землю; а этот хлеб не таков. «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (ст. 51). Справедливо здесь может кто‑нибудь в недоумении спросить: благовременно ли было говорить эти слова, когда они отнюдь не послужили к назиданию и не принесли никакой пользы, а напротив даже повредили тем, которые были уже наставлены? «С этого времени», сказано, «многие из учеников Его отошли от Него» (ст. 66), говоря: «какие странные слова! кто может это слушать» (ст. 60)? Ведь можно было это преподать одним ученикам, с которыми, как заметил Матфей, Христос и беседовал особо. Что же отвечать на это? То, что и в настоящем случае эти слова были весьма полезны и нужны. Так как иудеи настоятельно просили у Него пищи, но — телесной, и вспоминая о пище, какая была ниспосылаема их предкам, считали манну чем‑то великим, то Он и упоминает о пище духовной, желая показать, что все то было образом и тенью, а эта пища есть самая истина «вещей» (Евр. 10:1). Но надлежало, говорят, сказать: отцы ваши ели манну в пустыне, а Я дал вам хлеб. Но в этом большое различие. Это чудо (над хлебами) казалось даже меньшим того (дарования манны), потому что манна была ниспосылаема с неба, а чудо над хлебами было совершено на земле. Итак, поскольку они домогались пищи, сходящей с неба, то Он часто и говорил: «Я сшел с небес». Если же кто полюбопытствует узнать, для чего Он завел речь и о таинствах, то мы скажем ему, что было очень благовременно сказать и о них. Темнота слов всегда подстрекает слушателя и делает его более внимательным. Потому иудеям не соблазняться следовало, а напротив спросить и узнать. Но они удаляются. И если они считали Его пророком, то должны были поверить Его словам. Таким образом причина соблазна заключалась в их неразумии, а не в непонятности речи. Но ты смотри, как Он мало‑помалу привязывал к Себе учеников. Они говорят: «к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (ст. 68), не смотря на то, что здесь Он представляет уже Себя дающим, а не Отца, говоря: «хлеб, который Я дам, есть Плоть Моя». Но народ не так, а напротив: «какие странные слова», говорит он почему и уходит. Между тем это учение было не новое какое‑либо и необычайное. На него прикровенно указал еще прежде Иоанн, назвав Христа Агнцем. Но и при всем том, скажешь, народ не понимал. Знаю это и я; но не понимали также и ученики. Если они еще ничего ясно не знали о воскресении, а потому и не понимали, что бы такое значило: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин. 2:19), то еще гораздо менее могли понять те слова, потому что они темнее этих. Что воскресали пророки, это они знали, хотя Писание говорит об этом и не так ясно; но чтобы кто‑нибудь ел плоть, о том никогда не говорил ни один из пророков. И однако же ученики поверили Христу, следовали за Ним и исповедали, что Он имеет глаголы живота вечного. Долг ученика — не разбирать с излишним любопытством слов учителя, но слушать, верить и ожидать надлежащего времени для решения недоумений. Отчего же, скажешь, (с некоторыми) случилось противное и они обратились вспять? Причина — в их неразумии. Как скоро придет на мысль вопрос: «как»? — вместе с тем является и неверие. Оттого смущался и Никодим, говоря: «как может человек войти в утробу матери своей» (Ин. 3:4)? Оттого смущаются и они, говоря: «как Он может дать нам есть Плоть Свою» (ст. 52)? Если ты теперь спрашиваешь: как? — то отчего не говорил того же и о хлебах? Как из пяти Господь сделал такое множество? Очевидно, они тогда думали только о том, как бы насытиться, а не о том, чтобы уразуметь чудо. Но тогда, скажешь, самый опыт научал их. Если так, то по тому же самому опыту им следовало без труда принять и это учение. Для того‑то Христос наперед и совершил то чудо, чтобы они, наученные им, веровали уже и тому, что Он после говорил. Итак, иудеи в то время не получили никакой пользы от сказанного; а мы уже на самом деле пользуемся этим благодеянием. Поэтому и нужно знать чудо этих таинств — в чем оно состоит, для чего дано и какая от него польза. «Одно тело», сказано, мы бываем «и члены от плоти Его и от костей Его» (Еф. 4:4; 5:30). Да внимают этим словам посвященные!

3. Итак, чтобы не любовью только, но и самым делом быть нам членами плоти Христовой, будем причащаться этой плоти. А это бывает чрез пищу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для того Он смешал самого Себя с нами и растворил тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это знак самой сильной любви. На это указывал и Иов, когда говорил о своих домочадцах, которые так сильно любили его, что желали срастись с его плотью: «кто бы дал нам насытиться плотью его» (Иов. 31:31)? Так говорили они, желая выразить свою великую любовь к нему. С этою же целью так поступил и Христос: чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание. Будем же отходить от этой трапезы, как львы, дышащие огнем, страшные для диавола, помышляя о нашей Главе и о той любви, какую Он показал к нам. Часто родители отдают детей своих на вскормление другим; а Я, говорит (Спаситель), не так, но питаю вас Своею плотью, самого Себя предлагаю вам, желая, чтобы все вы были благородны, и подавая вам благие надежды на будущее. Кто отдал вам самого себя здесь, то тем более (сделает для вас) там. Я восхотел быть вашим братом; Я ради вас приобщился плоти и крови; и эту плоть и кровь, чрез которые Я сроднился с вами, Я опять преподаю вам.

Эта кровь придает нам вид цветущий и царский; рождает красоту неизобразимую; не дает увядать благородству души, непрестанно напояя ее и питая. Наша кровь, образующаяся из пищи, не вдруг становится кровью, но (сначала) бывает чем‑то другим; а эта кровь не так, но тотчас же напаяет душу и сообщает ей некую великую силу. Эта кровь, достойно принимаемая, отстраняет и далеко прогоняет от нас демонов, призывает же к нам ангелов и Владыку ангелов. Демоны бегут оттуда, где видят Владычную кровь, а ангелы туда стекаются. Пролитая (на кресте), эта кровь омыла всю вселенную. Много об этой крови любомудрствовал и блаженный Павел в послании к Евреям. Эта кровь очистила место недоступное и святое святых. Если же ее образ имел такую силу и в храме еврейском, и в Египте, когда кровью были помазаны дверные косяки, то гораздо более — сама истина. Эта кровь освятила золотой жертвенник. Без нее архиерей не дерзал входить в место недоступное. Эта кровь поставляла во священника. Она в образах омывала грехи. Если же в образах она имела такую силу; если смерть так страшилась тени, — то может ли, скажи мне, не убояться самой истины? Эта кровь — спасение душ наших. Ею душа омывается; ею украшается; ею воспламеняется. Она делает нашу душу чище золота. Эта кровь излилась, — и соделала небо для нас доступным.

4. Страшны поистине таинства Церкви, страшен поистине жертвенник. Из рая выходил источник, изливавший чувственные реки; от этой же трапезы происходит источник, изводящий реки духовные. При этом источнике насаждены не ивы бесплодные, но дерева досягающие до самого неба и приносящие плод всегда спелый и никогда неувядающий. Если кто томится от зноя, — пусть идет к этому источнику и прохладит свой жар, потому что этот источник уничтожает засуху и освежает все попаленное, — попаленное не солнцем, а раскаленными стрелами (диавола). Его начало — свыше, и исток его там же, и оттуда он напаивается. У этого источника много потоков, которые изводит Утешитель, а посредником при этом бывает Сын, не заступом пролагая им дорогу, но отверзая в нас расположение. Этот источник есть источник света, изливающий лучи истины. К нему стекаются и горние силы, чтобы созерцать красоту его потоков, потому что они яснее видят и силу предлежащих даров и неприступное их сияние. Если бы возможно было, чтобы кто‑нибудь вложил свою руку или язык в расплавленное золото, — они тотчас озолотились бы. Точно такое же и еще гораздо большее действие производят и здесь на душу предлежащие тайны. Сильнее огня кипит и стремится эта река, но не сжигает, а только очищает все, чего касается. Эта кровь древле была прообразована на жертвенниках, в закланиях, определенных законом. Она есть цена вселенной; ею Христос купил Церковь; ею Он всю ее украсил. Как тот, кто покупает слуг, дает за них золото и потому, желая их украсить, украшает золотом, так и Христос и купил нас кровью и украсил кровью. Приобщающиеся этой крови стоят вместе с ангелами, архангелами и горними силами, облеченные в царскую одежду Христову и имея духовное оружие. Но этим я еще не сказал ничего великого: они бывают облечены в самого Царя. Но насколько велико и чудно это таинство, настолько же верно и то, что если приступишь к нему с чистотою, приступишь во спасение; если же с совестью лукавою — в наказание и мучение. «Ибо», сказано, «кто ест и пьет» Господа «недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (1 Кор. 11:29). Если и оскверняющие царскую порфиру наказываются одинаково с раздирающими ее, то что удивительного, если приемлющие тело с нечистою мыслью подвергнутся такому же наказанию, как и те, которые истерзали его гвоздями? Смотри, на какое страшное наказание указывает Павел в словах: «[Если] отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия [наказывается] смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен» (Евр. 10:28, 29)? Будем же, возлюбленные, внимательны к самим себе, наслаждаясь такими благами. И если родится в нас желание сказать что‑нибудь срамное, или заметим, что нами овладевает гнев или другая какая страсть, — подумаем, чего мы удостоены, какого получили Духа. Такая мысль обуздает наши безумные страсти. Да и доколе мы будем привязаны к настоящему? Доколе не восстанем? Доколе будем нерадеть о своем спасении? Помыслим, чего нас удостоил Бог, возблагодарим, прославим Его — не верою только, но и самыми делами, чтобы сподобиться и будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 47

«Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 6:53, 54).

1. Продолжение рассуждения о значении св. евхаристии. — 2. Ученики находят жестоким слово Учителя. — 3. Укоры и порицания нужно делать с простотою. — 4. Предсказание о предательстве Иуды. — Наше спасение, как и наша погибель зависят от нашей свободы воли. — 5. Пример Иуды должен служить предостережением для тех, кто занимают высшее положение. — Алчность, бывшая причиной предательства Иуды, может служить причиной погибели и для каждого из нас. — Презирать бедных, значит предавать Иисуса Христа. — Бесполезность богатств и злоупотребление ими. — Нужно презирать всем временным и искать только вечного.

1. Когда беседуем о предметах духовных, ничто житейское да не будет в душах наших, ничто земное; но все это да будет удалено, все да будет устранено, чтобы мы могли всецело предаться одному слушанию божественных слов. Если при входе царя в город затихает весь шум, то гораздо более в то время, как Дух беседует с нами, мы должны вникать с глубоким безмолвием и с великим страхом. А что сегодня читано, то, действительно, достойно страха. Что же именно, — послушай. Истинно говорю вам, говорит Христос, если кто не будет есть плоти Моей и пить крови Моей, тот не будет иметь жизни в себе. Так как иудеи пред тем говорили, что это невозможно, то Он показывает, что не только не невозможно, но и весьма необходимо. Поэтому и прибавляет: «ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день». Слова Его: если кто ест от хлеба сего, не умрет во веки, легко могли показаться им странными, как и тогда, когда они говорили: Авраам умер, и пророки умерли, как же Ты говоришь: не вкусит смерти (Ин. 8:52)? Поэтому Он, чтобы разрешить такое недоумение и показать, что действительно не умрет навсегда, упомянул о воскресении. Часто же говорит о таинстве (причащения), чтобы показать, как оно необходимо и что оно непременно должно быть. «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие» (ст. 55). Что значат эти слова? Ими Он хочет или сказать то, что плоть Его есть истинное брашно, спасающее душу, или же уверить их в сказанном, так чтобы они не считали слов Его загадкою и притчею, но знали, что непременно должно вкушать Его тело. Далее говорит: «ядущий Мою Плоть пребывает во Мне» (ст. 56); этим показывает, что такой человек соединяется с Ним. Следующие же слова, если не вникнуть в их смысл, представляются как будто не имеющими связи с предыдущими. Какая в самом деле, говорят, последовательность — сначала сказать: «ядущий Мою Плоть пребывает во Мне», и затем продолжать: «как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем» (ст. 57)? Однако же между этими словами есть большое соответствие. Так как (Христос) много раз говорил о жизни вечной, то, в подтверждение того же, и присовокупил: «пребывает во Мне». Если же во Мне пребывает, а Я живу, то явно, что и он будет жить. Потом говорит: «как послал Меня живый Отец». Это — сравнение и уподобление. Он как бы так сказал: Я живу так, как Отец. А чтоб ты не счел Его нерожденным, Он тотчас прибавил: «живу Отцем»; но этим показывает не то, будто Он для Своей жизни имеет нужду в каком‑либо содействии. Еще прежде Он опроверг эту мысль, сказав: «как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). Если же (допустить, что) Он нуждается в содействии, то будет следовать, что Отец не дал так (т. е. Сыну иметь живот в Себе), и значит, те слова — ложны; а если дал, то Сын уже не имеет нужды ни в каком постороннем содействии. Что же значит: «живу Отцем»? Здесь Христос указывает только причину, говоря как бы так: как живет Отец, так и Я живу. И «ядущий Меня жить будет Мною» (ст. 57). Жизнь здесь разумеет не обыкновенную, но прославленную. А что Он говорит о жизни не обыкновенной, но о той славной и неизреченной, это видно из того, что все — и неверующие и непосвященные — тоже живут, хотя и не вкушают той плоти. Видишь, что речь идет не об этой жизни, но о той. Он как бы так говорит: ядущий Мою плоть не погибнет по смерти и не подвергнется наказанию. И не об общем также воскресении говорит, так как все одинаково воскреснут, но о воскресении особенном, славном, соединенном с наградой. «Сей‑то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек» (ст. 58). Непрестанно повторяет одно и тоже для того, чтобы напечатлеть это в душе слушателей (так как учение обо этом было почти последнее), и чтобы утвердить веру в догмат о воскресении и жизни вечной. Итак, (Христос) говорит и о воскресении частью потому, что сказал о жизни вечной, а частью и для того, чтобы показать, что эта жизнь не теперь, но будет по воскресении. Откуда же, скажешь, это видно? Из Писания. К нему при всяком случае отсылает Он иудеев, повелевая из него удостоверяться в том. А словами: «дает жизнь миру» (ст. 33) Он возбуждает в них соревнование, чтобы, таким образом, они не лишали себя этого дара по крайней мере из ревности, что другие наслаждаются им. О манне же часто упоминает для того, чтобы и различие показать между ею и небесным хлебом, и привести их к вере. Если для Него возможно было без жатвы, без хлеба и других снадобий сохранить, в продолжение сорока лет, жизнь их предков, то тем более это возможно будет теперь, когда Он пришел совершить большие дела. С другой стороны, если то были некоторые образы, и однако же тогда собирали пищу без пота и трудов, то тем более это будет теперь, когда во всем более различие, кода смерти уже нет и мы пользуемся истинною жизнью.

Хорошо и то, что Христос часто упоминает о жизни, потому что жизнь вожделенна для людей и ничто так ни приятно, как не умирать. И в ветхом завете было обещание долговечности и многолетия, но теперь обещается не просто долговечность, но жизнь, конца не имеющая. Вместе с тем Христос хочет показать, что Он отменяет наказание, бывшее следствием греха, уничтожает тот смертный приговор и, вопреки прежнему определению, вводит не просто жизнь, но жизнь вечную. «Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме» (ст. 59), где Он совершил много чудес, и где поэтому Его должны были слушать с особенным вниманием.

2. Но для чего Он учил в синагоге и в храме? Как для того, чтобы уловить собиравшийся в них народ, так и для того, чтобы показать, что Он действует не противно Отцу. «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные [30] слова» (ст. 60). Что значит: «странные слова»? Значит: сурово, трудно, тягостно (слышать это). Но ведь Он ничего такого не говорил, потому что и беседовал не о жизни и деятельности, но о догматах, часто упоминая о вере в Него. Так что же, то ли значит: «странные слова», что Он обещает жизнь и воскресение? То ли, что он сказал: «Я сошел с небес» (Ин. 6:38)? Или то, что нельзя спастись не ядущему Его плоти? Это ли, скажи мне, жестоко? Но кто станет утверждать это? Итак, что значит: «странные»? Значит: неудобоприемлемые, превышающие их немощь, наводящие великий страх. Они думали, что Он говорит нечто такое, что выше Его достоинства и далеко превосходит Его силы; почему и говорили: «кто может это слушать» (ст. 60), желая, может быть, тем оправдать себя, потому что намерены были отстать от Него. «Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то» (а такое ведение тайных помыслов есть доказательство Его божества), говорит: «это ли соблазняет вас» (ст. 61)? «Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего [туда], где был прежде» (ст. 62). Так же Он поступил и с Нафанаилом, сказав: «ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего» (Ин. 1:50), — и с Никодимом: «никто не восходил на небо, как только Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3:13). Что же? К недоумениям Он присовокупляет новые недоумения? Отнюдь нет; напротив, величием и множеством догматов хочет удержать их при Себе. Сказав просто: «Я сошел с небес», и не присовокупив ничего больше, Он тем скорее соблазнил бы их; но сказав: тело Мое — жизнь мира, также «как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем», и еще: «Я сошел с небес», Он тем разрешает их недоумение. Кто говорит о себе одно великое, того, конечно, еще можно подозревать во лжи, но кто, вслед затем, высказывает столь много, тот уничтожает всякое подозрение. Все же Он и делает и говорит для того, чтобы удалить их от мысли, что отец Его Иосиф. Значит, Он говорил так не для усиления соблазна, а напротив для его уничтожения. Кто считал бы Его сыном Иосифа, тот не принял бы Его слов; а кто убедился, что Он сошел с неба и опять взойдет туда, тот удобнее мог внимать Его словам. После того Христос присовокупляет и другое решение их недоумения, говоря: «Дух животворит; плоть не пользует нимало» (ст. 63). Это значит: что говорится обо Мне, тому должно внимать духовно; а кто внимает чувственно (σαρκίκώς), тот ничего не приобретает и не получает никакой пользы. Сомневаться же в том, как Он сошел с неба, и думать, что Он — сын Иосифа, и спрашивать: «как Он может дать нам есть Плоть Свою» (ст. 52)? — было делом плотского слушания, между тем как все это следовало понимать таинственно и духовно. Но откуда, скажешь, они могли понять, что такое значит есть плоть? Потому‑то им и следовало выждать удобного времени и расспросить, а не оставлять Его. «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (ст. 63), т. е. божественны и духовны, не заключают в себе ничего плотского, и не подлежат естественному порядку, но чужды всякой этого рода необходимости и выше законов, действующих на земле, и имеют смысл другой, особенный. Таким образом, как здесь сказал: «дух», вместо того, чтобы сказать: духовные (глаголы), так и, сказав: «плоть», разумел не плотские (предметы), но плотское слушание, намекая вместе и на иудеев, которые всегда желали плотского, между тем как надлежало желать духовного, потому что кто предметы духовные станет понимать чувственно, тот не приобретет никакой прибыли. Что же, разве Его плоть не есть плоть? Без сомнения, — плоть. Как же Он сказал: «плоть не пользует нимало»? Это Он сказал не о Своей плоти, — отнюдь нет, — но о тех, которые Его слова понимают чувственно. Что же значит — понимать чувственно? Смотреть на предметы просто и не представлять ничего больше, — вот что значит понимать чувственно. Но не так должно судить о видимом, а надобно внутренними очами прозирать во все его тайны. Вот это значит понимать духовно. Ведь, кто не ест Его плоти и не пьет Его крови, не имеет жизни в себе; как же плоть ничего не пользует, когда без нее невозможно жить? Не видишь ли, что слова: «плоть не пользует нимало» сказаны не о плоти Его, но плотском слушании? «Но есть из вас некоторые неверующие» (ст. 64). Опять, по Своему обычаю, придает важность Своим словам, предрекая будущее и показывая, что Он говорил все это не потому, чтобы искал славы у них, а потому, что заботился о их благе. Сказав: «некоторые», Он чрез то исключил учеников, — потому что вначале Он говорил: «и видели Меня, и не веруете» (ст. 36), а теперь: «есть из вас некоторые неверующие. Ибо от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его. И сказал: для того‑то и говорил Я вам, что никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (ст. 64, 65). Здесь евангелист указывает нам на добровольное, принятое Христом, домостроительство (спасения) и на Его незлобие. И слово: «от начала» здесь поставлено не без цели, но чтобы ты познал Его предведение и то, что Он еще прежде этих слов, и не после того, как иудеи возроптали и соблазнились, а еще прежде, знал предателя, — что было доказательством Его божества. Затем присовокупил: «если то не дано будет ему» свыше «от Отца Моего», убеждая их считать Бога Отцом Его, а не Иосифа, и показывая, что уверовать в Него дело немаловажное. Он как бы так говорил: не тревожат, не смущают, не удивляют Меня неверующие. Я знаю это гораздо прежде, чем случилось. Знаю, кому дал Отец (уверовать в Меня).

3. Но тогда ты слышишь: «дано», не думай, чтобы было раздаяние просто по жребию, а веруй, что получает тот, кто оказывается достойным принять. «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (ст. 66). Не без причины евангелист не сказал: отошли, но: «идоша вспять» [31]. Этим Он показал, что они, отделившись (от Христа), прервали преуспеяние в добродетели и потеряли ту веру, которую прежде имели. Но с двенадцатью (учениками) этого не случилось. Поэтому Он и говорит им: «не хотите ли и вы отойти» (ст. 67)? — чем опять показывает, что не нуждается в их служении и послушании, и не за тем водит их с Собою. Иначе — стал ли бы Он спрашивать их так? Почему же Он не похвалил их? Почему не превознес? Частью для того, чтобы соблюсти приличное Учителю достоинство, а частью для того, чтобы показать, что Он этим способом скорее мог привлечь их к Себе. Если бы Он похвалил, то они могли бы подумать, что оказывают Ему услугу, и поддаться какой‑нибудь немощи человеческой. Когда же показал, что не нуждается в их следовании за Ним, то этим более удержал их при Себе. И смотри, с какою мудростью Он говорит. Не сказал: отойдите, потому что это значило бы отгонять, но говорит вопросительно: «не хотите ли и вы отойти»? — чем и показывает, что Он устраняет всякое насилие и принуждение и хочет, чтобы они оставались при Нем не из‑за какого‑либо стыда, но по чувству благодарности. А тем, что не укорил их явно, но коснулся незаметно, Он показал, как должно любомудрствовать в подобных случаях. Но с нами бывает напротив, и это понятно, потому что мы все делаем ради своей славы. Поэтому и думаем, что наше благосостояние уменьшается, когда уходят служащие нам. Но Христос не стал ни льстить, ни отгонять, а только спросил. И это не потому, чтобы Он презирал учеников, но потому, что не хотел удерживать их при Себе силою и принуждением, — ведь оставаться по этой причине все равно, что и отойти. Что же Петр? «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (ст. 68, 69). Видишь ли, не слова Христовы были причиною соблазна, а невнимание, безпечность и неблагодарность слушателей? Если бы Он и не сказал (тех слов), они и тогда соблазнились бы и не успокоились бы, потому что непрестанно думали о пище телесной и были пригвождены к земле. Ведь вместе же с ними слушали и эти (апостолы); однако же высказали совсем не то, что они, говоря: «к кому нам идти»? Этот ответ обнаруживает великую любовь. Он показывает, что для них Учитель дороже всего — и отцов, и матерей, и имений, и что, оставив Его, они не могли бы уже найти, куда прибегнуть. Но чтобы не показалось, будто слова: «к кому нам идти» Петр сказал потому, что не было никого, кто бы принял их, он тотчас присовокупил: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». Другие внимали (словам Христовым) чувственно и с умствованиями человеческими; а они (апостолы) духовно, предоставляя все вере. Потому и Христос говорил: «слова, которые говорю Я вам, суть дух», т. е.: не предполагай, что учение, содержащееся в Моих словах, подлежит обыкновенному порядку вещей и тем законам, по которым все совершается. Предметы духовные не таковы: они не могут быть подчинены законам земным. На это и Павел указывает, говоря: «не говори в сердце твоем: кто взойдет на небо? то есть Христа свести. Или кто сойдет в бездну? то есть Христа из мертвых возвести» (Рим. 10:6, 7). Вот они уже приняли учение о воскресении и о будущем воздаянии. Смотри же, какое братолюбие и какую любовь высказывает Петр, отвечая за весь лик (апостолов). Не говорит: я познал, но: «познали». Особенно же обрати внимание на то, как приноравливается к самым словам Учителя, говоря не то, что говорили иудеи. Те говорили: «это сын Иосифов», а Петр: «Ты Христос, Сын Бога живаго», и еще: «Ты имеешь глаголы вечной жизни»; (и он говорил так), вероятно, потому, что часто слышал слова Христовы: «верующий в Меня имеет жизнь вечную». Припомнив, таким образом, самые слова, он показал тем, что содержит (в памяти) все высказанное. Что же Христос? Не похвалил и не превознес Петра, хотя это и сделал при другом случае; но что говорит: «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол» (ст. 70)? Так как Петр сказал: «и мы уверовали», то Христос исключает из этого лика Иуду. В другом месте Петр не сказал ничего об учениках, но на вопрос Христа: «а вы за кого почитаете Меня»? — отвечал: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16:15, 16). Но так как здесь сказал: «и мы уверовали», то Христос, по справедливости, не оставляет Иуду в лике учеников. А это Он сделал с намерением заранее отвратить вероломство предателя; и хотя знал, что это будет безполезно, тем не менее исполнял Свое дело.

4. И смотри, с какою мудростью (поступил Христос)! Он и не открыл вполне предателя и не оставил его совсем неизвестным, чтобы он, с одной стороны, не сделался более безстыдным и упорным, а с другой, думая, что остается неизвестным, не отважился безстрашно на злодеяние. С этою‑то целью, продолжая Свою беседу, изобличает его яснее. В самом деле, сначала Он включил и его в число прочих, сказав: «есть из вас некоторые неверующие». А что здесь Он разумел и предателя, это показал евангелист словами: «ибо от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его». Но так как Иуда остался при Нем, то Он изобличает его сильнее, говоря: «один из вас диавол», и, таким образом, наводит страх на всех вообще, желая прикрыть его. При этом справедливо может возникнуть недоумение: отчего теперь ученики не говорят ничего, а впоследствии приходят в страх и в недоумении смотрят друг на друга и спрашивают: «не я ли, Господи» (Мф. 26:22)? и Петр подает знак Иоанну, чтобы он узнал о предателе и спросил у Учителя, кто это (Ин. 13:24). Итак, какая тому причина? Петр тогда еще не слышал: «отойди от Меня, сатана» (Мк. 8:33), а потому и не имел никакого опасения. Когда же подвергся упреку, и не смотря на то, что говорил от великого расположения, не только не заслужил одобрения, но и услышал название сатаны, то при словах: «один из вас предаст Меня» (Ин. 13:21) справедливо уже убоялся. С другой стороны, и Христос теперь не говорит: «один из вас предаст Меня», а: «один из вас диавол». Потому они даже не поняли этих слов, а думали, что Он только укоряет за лукавство. Но для чего Он сказал: «не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол»? Чтобы показать, что Его учение чуждо лести. Так как в то время, когда все оставили Его, они одни остались при Нем и чрез Петра исповедали Его Христом, то, чтобы не подумали, что Он станет за это льстить им, Он удаляет их от такой мысли. Он как бы так говорит: ничто не может отклонить Меня от обличения людей злых; не думайте, что Я стану льстить вам за то, что вы остались при Мне, или что Я не буду обличать порочных, потому что вы последовали за Мной. К этому не склонит Меня и то, что гораздо сильнее могло бы склонить учителя. Кто сам собою остается при учителе, тот представляет тем свидетельство своей любви к нему; а избранный учителем почитается от людей несмысленных за безумного и отвергается ими. Но и это не удержит Меня от обличений. Между тем в этом и теперь язычники обвиняют Христа, но напрасно и неразумно: Бог никогда не делает людей добрыми чрез насилие и принуждение, и Его избрание призываемых не насильственное, но совершается чрез увещание. А чтобы тебе увериться, что призывая Он не насилует, смотри, сколько погибло людей званных. Отсюда видно, что в нашей воле — и спасение, и погибель.

5. Слыша это, научимся же всегда трезвиться и бодрствовать. Иуда был причтен к тому святому лику, сподобился столь великого дара, совершал чудеса (потому что и он вместе с прочими был послан воскрешать мертвых и очищать прокаженных), и не смотря на это, как скоро был порабощен тяжким недугом — страстью сребролюбия, предал и своего Владыку. И ничто не принесло пользы: ни благодеяния, ни дарования, ни пребывание со Христом, ни служение, ни омовение ног, ни общение в трапезе, ни хранение ковчежца; но это все обратилось даже в повод к его наказанию. Будем же бояться, чтобы и нам чрез сребролюбие не сделаться подражателями Иуде. Ты не предаешь Христа; но, когда презираешь нищего, истаивающего от голода или гибнущего от холода, навлекаешь на себя тоже осуждение. Также, когда мы недостойно приобщаемся тайн, мы погибаем наравне с христоубийцами. Когда похищаем, когда угнетаем бедных, то навлекаем на себя величайшее наказание, — и весьма справедливо. В самом деле, доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам — излишним и бесполезным? А богатство и принадлежит к вещам излишним, от которых нет никакой пользы. Доколе нам не взирать не небеса, не трезвиться, не знать сытости в наслаждении этими земными и преходящими благами? Ужели мы не знаем из опыта их ничтожества? Представим себе бывших до нас богачей. Не сон ли все их блага? Не тень ли и цвет, не поток ли протекающий? Не повесть ли и басня? Вот такой‑то был богат: где же теперь его богатство? Сгибло и истлело. А грехи, совершенные из‑за него, и наказание за грехи — остаются. Но если бы даже и наказания не было и царства не предстояло, — и тогда следовало бы уважать (в бедном) одноплеменность и однородность с нами, и постыдиться того, что он подобострастен нам. Между тем мы кормим псов (многие же кормят и диких ослов, и медведей, и других разного рода зверей), а презираем человека, истаивающего от голода; таким образом, для нас чужое дороже родного и свое хуже того, что не наше и не родственно нам. Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да это излишне и бесполезно. Есть другие здания, гораздо великолепнее и лучше этих. Ими нужно увеселять свои взоры, — и никто тому не воспрепятствует. Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами. Но это, скажешь, не мой свод? Напротив, этот даже более твой, чем тот. Он для тебя и создан и принадлежит тебе наравне с твоими братьями. А тот не твой, но твоих наследников, после твоей смерти. Притом, этот (свод небесный) может принести величайшую пользу, потому что своею красотою возводит к Создателю; а тот причинит тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным обвинителем, потому что он был облечен золотом, когда Христос не имел и необходимой одежды. Не будем же впадать в столь великое безумие; не станем гоняться за тем, что мимолетно, и убегать спасения, но станем держаться надежды на блага будущие, — старики, как верно знающие, что им не долго остается жить, — юноши, как вполне убежденные, что (и для них) немного остается времени, потому что день Господень придет, как тать. Ночью. Итак, зная это жены пусть умоляют мужей, мужья пусть убеждают жен, — будем учить юношей и дев, и все будем наставлять друг друга — презирать настоящие блага и искать будущих, чтобы и сподобиться их, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

толкования Иоанна Златоуста на евангелие от Иоанна, 6 глава

НАМ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ

Получили пользу? Поделись ссылкой!


Напоминаем, что номер стиха — это ссылка на сравнение переводов!


© 2016−2024, сделано с любовью для любящих и ищущих Бога.