2 Коринфянам | 7 глава

Глава 7

1. Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием.

(1. Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием.)

1) Итак, возлюбленные. Бог в Своих обетованиях упреждает нас чистой благодатью. Но, добровольно дав нам Свою благодать, Он сразу же требует от нас взаимную благодарность. Так Он говорил и Аврааму: Я — Бог твой, — вот приглашение незаслуженной благости. Однако добавляется и требование: Ходи предо Мною и будь непорочен. Поскольку же эта вторая часть приводится не всегда, Павел утверждает, что данное условие присуще всем обетованиям, являясь для нас побуждением продвигать славу Божию. Откуда же он заимствует довод для нашего побуждения? Из того, что Бог удостоил нас толикой чести. Итак, такова природа обетования: оно должно призывать нас к освящению, в силу заключенного, как бы по умолчанию, договора с Богом. Мы знаем, чему повсеместно учит Писание о цели нашего искупления. И это же надо относить к отдельным проявлениям божественной благодати.

От всякой скверны плоти и духа. Поскольку Павел уже доказал, что мы призваны к чистоте, теперь он добавляет: она должна проявляться и в нашем теле, и в нашей душе. Ведь ясно, что под плотью он имеет в виду тело, а под духом — душу. Действительно, если бы Павел словом «дух» обозначил благодать возрождения, то фраза о скверне духа стала бы абсурдной. Итак, он хочет, чтобы мы были чистыми от скверны не только внутри, о чем может знать только один Бог, но и снаружи, что подлежит наблюдению людей. Павел как бы говорит: пусть у нас перед Богом будут чиста не только одна совесть. Мы также должны посвятить Ему наше тело и все наши члены, чтобы ни в какой части не обитала в нас нечистота. Если же подумать о том, какой он приводит довод, мы легко увидим: весьма глупо поступают те, кто извиняет внешнее идолопоклонство незнамо какими оговорками. Ведь внутреннее нечестие и любое суеверие есть осквернение духа, что же разумеют они под скверною плоти, если не внешнее проявление нечестия, неважно, вынужденное или совершаемое добровольно? Они хвалятся чистой совестью. И хвалятся ложно. Но пусть даже хвалятся истинно, все равно они делают лишь половину того, что Павел требует от верных. Поэтому они не должны думать, что угодят Богу такой половинчатостью. Ведь тот, кто совершает какой-либо вид идолопоклонства или участвует в превратных, суеверных обрядах, даже если и чист душою (что на самом деле невозможно), все равно не избежит вины за осквернение своего тела.

Совершая святыню. Поскольку слово έπιτελεΐν означает у греков то совершать, то исполнять священные обряды, Павел изящно употребляет его в первом более общепринятом смысле. Одновременно он намекает и на освящение, о котором теперь ведет речь. Ведь слово «совершать», кажется, умышленно переносится здесь на священнодействия, поскольку в божественном культе нет ничего ущербного, но все должно быть совершенным. Итак, чтобы правильно посвятить себя Богу, надо твердо посвятить Ему и тело, и душу.

В страхе Божием. Если бы в нас процветал страх Божий, мы бы не потакали себе столь сильно. И в коринфянах не проявилась бы подобная распущенность. Почему многие так потакают себе во внешнем идолопоклонстве и, не моргнув глазом, защищают столь тяжкий порок? Потому что им кажется, будто они безнаказанно смеются над Богом. Если бы в них восторжествовал страх Божий, они бы без всяких убеждений сразу же оставили свои уловки.

2. Вместите нас. Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти. 3. Не в осуждение говорю; ибо я прежде сказал, что вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить. 4. Я много надеюсь на вас, много хвалюсь вами; я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей. 5. Ибо, когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя, но мы были стеснены отовсюду: отвне — нападения, внутри — страхи. 6. Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита, 7. и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, пересказывая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне, так что я еще более обрадовался.

(2. Вместите нас. Мы никого не обидели, никому не повредили, никого не обманули. 3. Не в осуждение говорю; ибо я прежде сказал, что вы в сердцах наших, чтобы вместе и умереть и жить. 4. У меня большое упование на вас, большая похвала вами; я исполнен утешением, преизобилую радостью во всякой скорби нашей. 5. Ибо, когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя, но мы были стеснены отовсюду: отвне — нападения, внутри — страхи. 6. Но Утешающий смиренных Бог утешил нас прибытием Тита, 7. и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, возвещая нам о вашем рвении, ваших слезах, о вашей ревности по мне, так что я еще более обрадовался.)

2) Вместите нас. От учения апостол снова возвращается к своей личности. Но лишь с тем намерением, чтобы, научив коринфян, помочь своему делу. Предыдущее увещевание он завершает тем же предложением, которым ранее воспользовался в качестве введения. Ибо что значит фраза «вместите нас, или будьте способны нас вместить»? Она значит «расширьте свое сердце». То есть, не допускайте, чтобы дурные чувства и сомнительные мнения препятствовали учению проникнуть в ваши души и в них утвердиться. Ведь я с отеческим усердием стараюсь о вашем спасении. Несправедливо было бы, если б я обращался к глухим.

Никого не обидели. Апостол свидетельствует, что у них нет причины для отчуждения. Ведь он ни в чем их не обидел. Павел говорит о трех видах обиды, и утверждает, что от них чист. Первый — прямой вред и несправедливость. Второй — развращение посредством ложного учения. Третий — обман в отношении материальных благ. Этими тремя проступками пасторы обычно отчуждают от себя подопечный народ. Либо, когда ведут себя надменно и под предлогом своей власти прибегают к тиранической жестокости, либо, когда уводят с правого пути тех, кому должны быть вождями, и потчуют их искаженным учением, либо, когда, зарясь на чужое благо, являют неумеренное стяжательство. Кратко говоря: первый вид — это жесткость и злоупотребление властью, второй — неверность в учении, а третий — алчность.

3) Не в осуждение. Поскольку приведенное выше оправдание по виду было ультимативным, а, предъявляя ультиматумы, мы обычно кого-то оскорбляем, Павел смягчает сказанное. Я, — говорит он, — очищаю себя так, что хочу одновременно не попрекнуть и вас. Коринфяне проявили бесчеловечность и были достойны стать подсудимыми вместо Павла. Они были виновны дважды: в неблагодарности, и в том, что клеветали на невинного. Но мягкость апостола состояла в том, чтобы, довольствуясь одной защитой, воздержаться от ответных обвинений.

Я прежде сказал. Любящие никого не преследуют. Больше того, если кто согрешил, они делают вид, что не заметили, или же кротостью смягчают провинившегося. Поэтому Павел, доказывая, что не хочет обвинять коринфян, говорит о своей к ним любви. В определенном смысле он несомненно их осуждает, однако же отрицает, что это так. Ведь между желчью и уксусом большая разница. Так и между осуждением, когда мучают и бесславят человека из ненависти, и осуждением, когда пытаются обратить грешника, чтобы вместе со спасением он вернул себе и честь.

В сердцах наших. То есть, я ношу вас в своей груди и живя, и умирая. И никакая перемена не расторгнет эту любовь. Ведь я готов не только жить вместе с вами, но, если потребуется, и умереть. Я пойду на что угодно, лишь бы не отречься от вашей дружбы. Вот какое чувство подобает иметь всем пастырям.

4) Я много надеюсь. Словно сумев, как хотел, открыть сердца коринфян, Павел, опуская все жалобы, изливает им свое сердце. Он как бы говорит: зачем, завершив дело, утруждаться еще? Ведь, кажется, я обладаю уже тем, чего прошу. То, что мне сообщил о вас Тит, не только достаточно для успокоения, но и дает повод уверенно о вас хвалиться. Это даже устранило печаль, причиненную мне другими тяготами. Апостол постепенно усиливает свою речь. Ведь хвалиться — это больше, чем быть спокойным в душе, а еще больше — избавиться от печали, вызванной многочисленными невзгодами. Златоуст толкует упование следующим образом: то, что я свободно говорю с вами, вызвано тем, что, уповая на ваше ко мне благоволение, надеюсь на позволение подобной вольности. Но я привел толкование, которое считают более вероятным, а именно: сообщение Тита устранило ложное мнение, прежде терзавшее душу Павла.

5) Когда пришли мы в Македонию. Величие скорби показывает действенность наступившего утешения. Я, — говорит апостол, — стеснен отовсюду, и внутренними и внешними тяготами. Однако все это не мешает изобиловать доставленной от вас радости. Слова «плоть наша не имела никакого покоя» означают следующее: в человеческом понимании я не имел облегчения. Он исключает отсюда духовные утешения, коими все время поддерживался. Итак, апостол тяготился не только телом, но и душою. Так что по-человечески он чувствовал лишь огромную горечь скорбей.

Отвне — нападения. Под нападениями Павел разумеет внешние нападки противников, причинявших ему беспокойство. Под страхом — тревогу, которую испытывал от внутренних проблем Церкви. Ибо он стеснялся не столько собственными, сколько общественными скорбями. Итак, Павел хочет сказать: его тяготили не только открытые враги, он претерпел великие скорби и от внутренних неурядиц. Ведь апостол видел, какова была немощь многих, почти всех верующих; сколь многими разнообразными кознями сатана пытался все привести в расстройство; сколь мало было искренних и постоянных христиан. А с другой стороны — притворные и никчемные люди, гордецы и смутьяны. Среди всех этих трудностей рабы Божии неизбежно мучаются страхом и трепещут. Тем более что вынуждены на многое закрывать глаза, лишь бы способствовать церковному миру. Поэтому Павел, сказав: отвне — нападения, внутри — страхи, — выразился вполне буквально. Верные пасторы открыто противостоят врагам, прямо нападающим на Христово царство. Но внутри также мучаются, видя, как Церковь страдает от внутренних тягот, с которыми они боятся публично бороться. И хотя Павел всегда пребывал в борьбе, на этот раз он, похоже, страдал особенно сильно. Действительно, слуги Христовы едва ли когда-нибудь свободны от страхов, а Павел был редко свободен даже от внешних нападок. Но, поскольку в то время апостол скорбел особо, для нападений и страхов он использует множественное число, означая, что сражался со многими врагами и испытывал разные виды страха.

6) Утешающий смиренных. Это приводится в качестве причины. Ведь апостол знает: утешение дано ему потому, что он был сверх меры отягощен и подавлен. Бог обычно утешает смиренных, то есть — отчаявшихся. Отсюда можно вывести полезнейшее учение: чем больше мы скорбим, тем большее утешение уготовано нам от Бога. Так что в этом божественном качестве содержится великое обетование. Павел как бы говорит: прямая задача Бога — утешать несчастных и сокрушенных людей.

7) И не только прибытием. Чтобы коринфяне не возразили: какое нам дело, что Тит обрадовал тебя своим приходом (то есть, ты любишь его, потому тебе и приятно было его видеть), — Павел говорит о причине этой радости. Ведь Тит, вернувшись от них, принес с собой радостные вести. Итак, Павел говорит, что обрадован не столько приходом одного человека, сколько благополучным состоянием коринфян.

Вашем усердии. Вот, сколь радостно было слушать Павлу рассказ о коринфянах. От большого уважения к его учению в коринфянах проснулось рвение. Слезы (Плач) — это знак почтения. Ведь, проникшись упреками Павла, коринфяне стали оплакивать свои грехи. Усердие же свидетельствует о хорошем отношении. Из этих трех вещей выводится покаяние коринфян. А из него — полное удовлетворение Павла, ибо цель его состояла лишь в том, чтобы способствовать их спасению.

Еще более обрадовался. То есть, радость победила все страдания и скорби. Отсюда явствует не только то, сколь пламенно желал Павел общего блага Церкви, но и то, сколь кроток и милостив был его нрав. Он сразу же забыл все нанесенные ему тяжкие оскорбления. Хотя все это можно истолковать и иначе, в большем согласии с последующими словами. Так что, не знаю, таков ли в точности смысл сказанного апостолом. Но, поскольку вопрос этот не особенно важен, я с готовностью его пропускаю.

8. Поэтому, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. 9. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда. 10. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть. 11. Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!

(8. Поэтому, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. 9. Теперь я радуюсь: не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда. 10. Ибо печаль ради Бога производит нераскаянное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть. 11. Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, и не только, но и защиту, негодование, страх, желание, ревность, взыскание!)

8) Поэтому. Теперь апостол начинает оправдывать коринфян. Ведь в предыдущем послании он обошелся с ними чересчур жестко. Надо отметить, сколь по-разному Павел ведет себя с ними, приспосабливаясь к разным людям. Причина в том, что речь его обращена ко всей Церкви, в которой одни думали о нем плохо, другие заслуженно ценили, — одни сомневались, другие были уверенны, — одни способны к научению, другие ожесточены. И среди такого разнообразия апостол обращается то к одним, то к другим, чтобы приспособиться ко всем. Кроме того, он смягчает проявленную ранее суровость, или, скорее, устраняет ее таким образом, чтобы это способствовало их спасению. Спасение ваше, говорит апостол, столь для меня ценно, что мне угодно все полезное для вас. И такая кротость лишь тогда уместна, когда учитель уже достаточно достиг своими упреками. Ведь если бы апостол обнаружил, что души коринфян еще ожесточены, и не почувствовал бы успеха от своих обличений, он никогда не смягчил бы своей суровости. Следует отметить: Павел радуется, что причинил печаль тем, кого любит. Он предпочел быть для них не приятным, а полезным. Но почему он добавляет «хотя и пожалел было»? Ведь если сказать, что Павлу не понравилось написанное им ранее, последует большая нелепость: предыдущее послание окажется написанным в необдуманном порыве, а не под диктовку Святого Духа. Отвечаю: слово «жалеть» употребляется здесь в несобственном смысле и означает «печалиться». Павел, опечалив коринфян, взял на себя и сам часть их печали, неким образом навлекая на себя грусть. Итак, он как бы говорит: хотя я невольно опечалил вас, и страдал от того, что был вынужден это сделать, теперь же я прекращаю скорбеть, поскольку вижу, что принес вам пользу. Возьмем, к примеру, отца. Отец, наказывая сына, скорбит от своей суровости. Однако же одобряет ее, поскольку видит ее полезной для сына. Так и Павлу было неприятно попрекать коринфян, но он понимал обоснованность попреков и предпочел исполнение долга собственному чувству.

Ибо вижу. Контекст здесь прерван. Однако это никак не затемняет смысла. Во-первых, Павел говорит, что понял, что его первое послание, хотя и было неприятным для коринфян, в конце концов, принесло им пользу. Во-вторых, он говорит, что радуется этой их пользе.

9) Не потому, что вы опечалились. Апостол хочет сказать, что не услаждается их печалью. Скорее, если бы была возможность, он предпочел бы способствовать не только их спасению, но и радости. Однако Павел не мог действовать иначе. Поэтому говорит: их спасение столь ему дорого, что он радуется их печали, ведущей к покаянию. Есть врачи хорошие, но не милостивые, которые не щадят больных. Павел же отрицает, что таким является. Он употребляет горькие лекарства лишь в силу необходимости. Поскольку же, испробовав это врачевство, он добился успеха, Павел себя с ним и поздравляет. Таким же способом выражения он воспользовался в главе 5, ст. 4: мы воздыхаем, отягощенные этим жилищем, желая не совлечься, но облечься.

10) Печаль ради Бога. Чтобы понять, что означает фраза «ради Бога», следует, во-первых, отметить присутствующее здесь противопоставление. Ведь печаль ради Бога апостол противопоставляет печали мирской. Теперь рассмотрим антитезис двойной радости. Радость мирская — это когда глупо и без страха Господня люди веселятся о чем-то пустом и напрасном, то есть, о настоящем мире. Опьяненные преходящей радостью они видят одно только земное. Радость же ради Бога — это когда люди все свое счастье полагают в Боге, обретая покой в Его милости. И при этом выказывают презрение к миру, пользуясь земным благополучием так, словно не пользуются им вообще, оставаясь радостными во всех тяготах и невзгодах. Итак, радость мирская — когда отчаиваются и плачут из-за земных скорбей, а радость ради Бога — та, которая взирает на Бога и считает единственным несчастьем отпасть от Его благодати, — когда люди, пораженные страхом суда, оплакивают свои грехи. Эту радость Павел и делает причиной и началом покаяния, что следует тщательно отметить. Ведь если грешник не станет себе неприятен, не возненавидит свою жизнь, не будет искренне скорбеть о своем грехе, он никогда не обратится к Господу. И наоборот, подобная грусть неизбежно обновит душу грешника. Значит, покаяние, по указанной мною причине, начинается со скорби. Никто не может вернуться на правильный путь, если прежде не возненавидит грех. Там же, где есть ненависть ко греху, также присутствует отвращение к себе самому. Выразительный намек апостол дает, говоря о «нераскаянном покаянии». На первый взгляд оно кажется горьким, но приносимая польза вынуждает его желать. Слово «нераскаянное» может относится как к спасению, так и к покаянию, но, мне думается, оно больше подходит ко второму. Апостол как бы говорит: сама жизнь убеждает нас, что скорбь не должна быть тягостной. Хотя покаяние и содержит в себе нечто горькое, оно зовется «нераскаянным» вследствие драгоценного и приятного своего плода.

Ко спасению. Кажется, что покаяние Павел делает причиной спасения. Если же это истинно, значит мы оправдываемся делами. Отвечаю: следует отметить, о чем именно говорит здесь апостол. Он не ведет речь о причине спасения. Он лишь рекомендует покаяние, ссылаясь на его плод, называет его путем, ведущем нас ко спасению. И вполне уместно. Ведь Христос призывает нас незаслуженно, но призывает именно к покаянию. Бог незаслуженно отпускает нам грехи, но только тогда, когда мы отрекаемся от себя. Больше того, Бог производит в нас и то, и другое, чтобы мы, обновленные покаянием, избавились от рабства греху, и чтобы оправданные верою избавились от его проклятия. Итак, эти виды благодати неотделимы друг от друга. И вследствие их неразрывной связи покаяние уместно называется введением ко спасению. Но таким образом больше указывается следствие, нежели причина. И это не изворотливые уловки, а истинный и простой ответ. Ведь Писание учит нас, что отпущение грехов никогда не происходит без покаяния, и одновременно повсюду провозглашает его причиной одно лишь божественное милосердие.

11) Какое произвело в вас усердие. Я не спорю о том, является ли перечисляемое здесь Павлом следствием покаяния, или его составной частью, либо же подготовкой к нему. Ведь все это вовсе не нужно, чтобы понять мысль апостола. Он лишь доказывает покаяние коринфян, исходя из его признаков или сопутствующих свойств. Хотя печаль ради Бога он делает началом, из которого рождаются все эти свойства. Ведь как только мы начинаем не нравиться себе, то сразу же на что-то вдохновляемся. Что означает здесь слово «усердие» можно понять от противного. Покуда отсутствует признание греха, мы остаемся ленивыми и вялыми. Итак, оцепенение или беззаботность противоположна тому усердию, о котором говорит Павел. Значит, усердие есть не что иное, как упорное старание исправить свой грех и изменить к лучшему свою жизнь.

Какие извинения. Поскольку Эразм перевел это как «удовлетворение», неопытные, обманувшись двусмысленностью слова, отнесли его к папистским удовлетворениям. Павел же употребляет термин άπολογίαν. Вот, причина, почему я предпочел удержать версию «защита» (приведенную древним переводчиком). Однако следует отметить: вид этой защиты состоит больше в мольбах и просьбах, чем в оправдании от преступлений. Подобно тому, как сын, желающий защититься перед отцом, не возбуждает против него дело, но, признав вину, оправдывается скорее смиренно, нежели самоуверенно. Оправдываются также и лицемеры, больше того, заносчиво себя защищают, но, скорее, чтобы спорить с Богом, нежели чтобы вернутся в Его благодать. Но если кому-то больше нравится слово «извинять», я не буду спорить. Ведь смысл будет тот же: коринфяне поняли, что им нужно оправдываться, хотя прежде они пренебрежительно относились к суду Павла.

Какое негодование. Здесь святую печаль сопровождает чувство, так что грешник восстает против себя и собственных пороков. Также любой, наделенный правым рвением, негодует всякий раз, когда видит Бога оскорбленным. Это чувство более пылко, чем печаль. Ведь первая ступень заключается в том, что зло перестает нам нравится. Вторая — в том, что, вознегодовав, мы гневно восстаем против себя, чтобы совесть ощутила искреннее раскаяние. Хотя негодование может также значить, что коринфяне воспламенились против грехов тех людей, которым раньше потакали. Таким образом, они раскаялись в своем предыдущем потворстве или равнодушии. Страх проистекает из ощущения суда. Грешник думает: вот, тебе предстоит дать отчет. И что ты скажешь перед таким судьей? И грешник трепещет от подобного помышления. Поскольку же подобный страх иногда охватывает и нечестивых, апостол присоединяет к нему желание. А это чувство более добровольно, чем страх. Ведь мы часто боимся против воли, но никогда не желаем под принуждением. Итак, наученные Павлом коринфяне убоялись кары, но одновременно пылко возжелали исправления. Однако, что надо понимать под рвением? Несомненно апостол постепенно увеличивает степень добродетели. Рвение выражает больше, чем желание. Можно предположить, что коринфяне воспламенялись взаимной ревностью. Но проще думать, что каждый с большим усердием стремился доказать собственное раскаяние. Таким образом, рвение есть стремление продемонстрировать желание другим.

Какое взыскание. То, что мы сказали о негодовании, также применимо и к взысканию. Ведь коринфяне явили себя взыскателями с тех, чьим грехам они прежде потакали равнодушием и вседозволенностью. Некоторое время они терпели инцест, но, наученные Павлом, не только перестали ему потакать, но и стали строгими его обличителями. В этом и выражается взыскание. Кроме того, поскольку мы должны взыскивать за любые грехи, и начинать в этом с самих себя, сказанное апостолом применимо еще шире. Ибо он говорит о признаках покаяния. Среди прочих признаков выделяется один: взыскивая за свои грехи, мы неким образом предвосхищаем суд Божий. Как учит Павел и в другом месте (1Кор 11:31): если мы судим себя, то не будем судимы Господом. Однако отсюда нельзя выводить, что люди, мстя самим себе, исполняют положенное им от Бога наказание и таким образом избавляются от Его руки. Дело обстоит иначе. Поскольку замысел Божий заключается в том, чтобы, наказывая нас, стряхнуть с нас беззаботность, чтобы мы, вспомнив о Его гневе, в будущем стали острожными, грешник, добровольно отмщая себе, делает ненужным подобное напоминание. Спрашивается: в своем рвении и взыскании, в желании и всем прочем имели ли в виду коринфяне Павла или Бога? Отвечаю: все это всегда сопровождает покаяние. Однако разница в том, грешит ли кто перед Богом, или открыто перед всем миром. Тому, чей грех совершен в тайне, достаточно испытать подобные чувства перед Богом. Там же, где грех совершается открыто, требуется явное подтверждение покаяния. Таким образом, коринфяне, согрешившие явно и давшие тяжкое преткновение благочестивым, с необходимостью должны были этими знаками засвидетельствовать свое покаяние.

По всему вы показали себя чистыми в этом деле. 12. Итак, если я писал к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы вам открылось попечение наше о вас пред Богом. 13. Поэтому мы утешились утешением вашим; а еще более обрадованы мы радостью Тита, что вы все успокоили дух его. 14. Итак я не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним, но как вам мы говорили все истину, так и перед Титом похвала наша оказалась истинною; 15. и сердце его весьма расположено к вам, при воспоминаниях о послушании всех вас, как вы приняли его со страхом и трепетом. 16. Итак радуюсь, что во всем могу положиться на вас.

(По всему вы показали себя чистыми в этом деле. 12. Итак, если я писал к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы вам открылось попечение наше о вас пред Богом. 13. Поэтому мы утешились утешением вашим; а еще более обрадованы мы радостью Тита, что вы все успокоили дух его. 14. Итак я не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним, но как вам мы говорили все истину, так и перед Титом похвала наша оказалась истинною; 15. и сердце его весьма расположено к вам, при воспоминаниях о послушании всех вас, как вы приняли его со страхом и трепетом. 16. Итак радуюсь, что во всем на вас полагаюсь.)

По всему. Древний переводчик читает «вы явили», Эразм — «вы препоручили». Я предпочел третий вариант, который мне кажется более подходящим. Коринфяне явили подлинные свидетельства того, что не были сообщниками преступления, которому, как будто, потакали, не обращая на него внимания. Каковы же были те свидетельства, мы уже видели. Хотя Павел не полностью их извиняет, но лишь смягчает их вину. Ибо чрезмерная терпимость коринфян не лишена вины, но извиняет их от сочувствия преступлению. Следует отметить: не все из них таким образом оправданы, но только лишь их церковь. Вероятно, некоторые из них потакали греху сознательно. Но, хотя все поимели от этого общее бесславие, потом выяснилось, что вина распространяется лишь на немногих.

12) Итак, если я писал. Апостол делает то, что обычно делают ищущие примирения. Он хочет забыть о прошлом, и больше ничего не порицает, ничего не обличает, ничего не требует, забывая обо всем плохом. Он довольствуется одним лишь их покаянием. Действительно, правильный путь: не истязать сверх меры грешников, если те пришли к раскаянию. Ведь, если мы продолжаем вспоминать их грехи, то несомненно делаем это скорее по злобе, нежели по правому разумению и желанию их спасти. Кроме того, это сказано Павлом в качестве уступки. Ибо раньше он, действительно, мстил за свое оскорбление и хотел покарать зачинщика соблазна. Но теперь покрывает все, способное внушить неприязнь. Он как бы говорит: я написал все, что написал, лишь с той целью, чтобы вы проявили ко мне внимание. Теперь же давайте забудем все сказанное. Другие толкуют иначе: он действовал не как частное лицо, но думал о благе всех. Однако первый смысл представляется более подходящим.

Наше о вас попечение. Поскольку это чтение принято у греков, я не рискнул его заменить. Хотя в греческом кодексе сказано ημών, что содержится и в комментариях Златоуста, латинское чтение у греков также было употребительным. А именно: чтобы вам стала явна наша о вас забота. То есть: чтобы коринфяне поняли, сколь сильно заботится о них Павел. Однако другое чтение, с которым ныне согласна большая часть греческих кодексов, еще вероятнее. Ибо Павел поздравляет коринфян с тем, что они, наконец, осознали, как он к ним относится. Он как бы говорит: вы не разумели, сколь сильно я о вас пекусь, покуда не поняли этого на деле. Другие толкуют это место следующим образом: чтобы вам стало ясно, как мне дорог каждый из вас. И, пользуясь случаем, каждый показал то, что ранее скрывалось в его душе. Поскольку смысл от этого не сильно меняется, я оставляю читателям свободу избрать то, что им нравится больше. Однако, поскольку Павел добавляет «перед Богом», кажется, он желает, чтобы каждый подверг себя серьезному испытанию, (словно представ перед Богом), и познал себя лучше, чем знал прежде.

13) Утешились утешением. Павел полностью отдается тому, чтобы убедить коринфян: он больше всего желает их блага. Поэтому и называет их утешение общим со своим. Кроме того, утешение состояло в том, чтобы, признав вину, не только согласиться с обличением, но и возрадоваться ему. Ведь горечь обличения сразу смягчается, как только мы начинаем понимать, сколь оно для нас полезно. Добавленное же Павлом, что он еще больше возрадовался от утешения Тита, относится к поздравлениям. Тит обрадовался тому, что нашел коринфян более послушными, чем ожидал. Более того, он нашел, что они внезапно изменились к лучшему. Отсюда выводится, что мягкость Павла была далека от лести. Ведь он не только возрадовался от их радости, но и услаждался от их покаяния.

14) Похвалился перед ним. Апостол дает понять, сколь дружески всегда относился к коринфянам, сколь искренне и человечно он о них судил. Ведь когда они казались недостойными похвалы, он много обещал себе в их отношении. Действительно, особый знак правого сердца: в лицо упрекать тех, кого любишь. Однако еще больше — надеяться о них на лучшее и давать повод надеяться другим. Эта искренность должна была подвигнуть их не принимать во зло его обличение. Одновременно Павел снова хвалит свою добросовестность во всех делах. Он как бы говорит: вам хорошо известно мое рвение, что я показываю себя правдивым во всем. Итак, я радуюсь, что оказался правдивым и теперь, расхваливая вас перед другими.

15) Сердце его. Поскольку чувства гнездятся в сердце, этим именем означается милосердие, любовь и всякое благочестивое расположение. Апостол хотел подчеркнуть: Тит еще раньше любил коринфян, но теперь возлюбил их еще больше и от всего сердца. Кроме того, этими словами он побуждает коринфян любить Тита. Ведь любить слуг Христовых тем более полезно, чем более они полезны для нас. Одновременно апостол воодушевляет их продолжать делать добро, чтобы вызывать любовь у всех благочестивых.

Со страхом и трепетом. Этими словами Павел иногда выражает простое уважение, что подходит и к данному месту. Хотя, возможно, трепет указан для того, чтобы сознающие за собой зло устрашились встречи с апостолом. Перед судьей трепещут и те, кто упорствует в своих преступлениях, но добровольный трепет, происходящий из подлинного стыда, есть признак покаяния. Какое бы толкование ни избрать, данное место учит, каким должно быть принятие Христовых слуг. Не пышные пиршества, не дорогие одеяния, не льстивые приветствия, не театральные аплодисменты ублажают верного пастыря. Он получает полное удовлетворение лишь тогда, когда почтительно принимается спасительное учение, когда он осознает свой авторитет в назидании Церкви, когда народ соглашается учиться у него, чтобы управляться Христом через его служение. Пример этого мы видим в Тите. Итак, в этом отрывке Павел подтверждает сказанное ранее: он никогда не оскорблялся настолько, чтобы полностью разувериться в коринфянах.