Римлянам | 1 глава

ЗОВ, ЕВАНГЕЛИЕ И ПОВЕЛЕНИЕ (Рим 1:1−7)

Когда Павел писал римлянам, он писал церкви, которую он лично не знал, и в которой он никогда не был. Он писал церкви, находившейся в крупнейшем городе величайшей империи мира. Поэтому он с величайшей тщательностью выбирал свои слова и свои мысли.

Начинает он с предъявления своих полномочий:

1) Он называет себя рабом (доулос) Иисуса Христа. В этом слове «раб» два смысла:

а) Излюбленной формой обращения Павла ко Христу является ГОСПОДЬ (куриос). В греческом языке словом куриос обозначают того, кто имеет абсолютное право владения человеком или вещью. Оно обозначает хозяина или собственника в самом абсолютном смысле этого слова. Противоположностью для слова ГОСПОДЬ (куриос) является раб (доулос). Павел считал себя рабом Иисуса Христа, своего Господина и Господа. Иисус любил его и умер за него и, поэтому, Павел считал, что он не принадлежит более себе, но принадлежит всецело Иисусу Христу. С одной стороны, слово раб означает высший долг любви.

б) Но слово раб (доулос) имеет и другое значение. В Ветхом Завете это слово обычно употребляется для определённых великих мужей. Моисей и Иисус Навин были рабами (доулос) Господа (Нав 1:2; Нав 24:29). Величайшей честью для пророков, отличавшей их от всех других людей, было то, что они были рабами Господа (Ам 3:7; Иер 7:25). Когда Павел называет себя рабом Иисуса Христа, он определил тем самым себя преемником пророков. Их величие и слава самого Павла уже предопределенны тем обстоятельством, что они были рабами Господа Бога.

Поэтому, определение раб Иисуса Христа указывает одновременно на наложенный на него долг великой любви и на честь, связанную с высокой миссией.

2) Павел пишет о себе как об избранном апостоле. В Ветхом Завете великие мужи были людьми, слышавшими зов Бога и отвечавшими на него. Авраам слышал зов Господа Бога (Быт 12:1−3), Моисей отвечал на зов Бога (Исх 3:10). Иеремия и Исайя были пророками, потому что, почти против их воли, они были вынуждены слушать зов Бога и отвечать на него (Иер 1:4−5; Ис 6:8−9). Павел никогда не думал о себе, как о человеке, жаждущем славы, но которому было дано поручение. Иисус сказал своим ученикам: «Не вы избирали Меня, но Я избрал вас». (Ин 15:16). Павел смотрел на жизнь, не думая о том, что он сам хочет делать, но что Бог хочет, чтобы он сделал.

3) Павел пишет о себе как об избранном к благовествованию Божию, сознавая, что он является избранным в двух аспектах в своей жизни. Дважды в своей жизни он употребляет это самое слово (афорозеин).

а) Он избран Богом. Он думает, что Бог избрал его для выполнения предопределённого для него поручения ещё до его рождения. (Гал 1:15). Бог предопределяет план для каждого человека; ни одна человеческая жизнь не является бесцельной. Бог послал его на землю, чтобы он выполнил некоторые определённые деяния.

б) Он был избран людьми, когда Святой Дух указал руководителям антиохийской церкви избрать его и Варнаву для выполнения особой миссии среди язычников (Деян 13:2). Павел сознавал, что он должен выполнять миссию Бога и миссию Божьей Церкви.

4) Это одарило его двумя дарами. В стихе 5 он указывает на эти два дара:

а) На него снизошла благодать. Благодать всегда означает некий дар, совершенно дарованный и незаслуженный. В своё дохристианское время Павел пытался заслужить славу в глазах людей и похвалу в глазах Бога тщательным исполнением установленного закона, но этим он не нашёл мира. Потом он понял, что важно не то, что он может сделать, но то, что совершил Бог. Ибо «В законе сказано то, что должен делать человек; в Евангелии же то, что сотворил Бог». Теперь Павел видел, что спасение человека зависит не от того, что могут совершить человеческие усилия, но от того, что совершила любовь Бога. Вся суть в том, что благодать, дарованная и незаслуженная.

б) Он получил поручение. Он был избран, чтобы стать апостолом язычников. Павел понимал, что он избран не за особые заслуги, но для особой обязанности. Он знал, что Бог избрал его не для славы, но на тяжёлый труд. Может даже быть, что это здесь игра слов. Когда-то Павел был фарисеем (Флп 3:5). Фарисей может вполне обозначать обособленный. Возможно, фарисеев называли так потому, что они умышленно обособлялись от всех простых людей и даже не позволяли полы своих одежд касаться их. Они содрогнулись бы при одной мысли, что Бог мог сделать предложение язычникам, которые в их представлениях являлись «топливом для адского огня». Когда-то Павел был таким же фарисеем. Он чувствовал себя до того обособленным, что у него не было ничего, кроме презрения ко всем простым людям. Теперь же он чувствовал себя до такой степени обособленным, что должен провести всю свою жизнь в благовествовании Божиим любому человеку любой расы. Вера Христова всегда обособляет, но не ради привилегий, тщеславия и гордости, но на службу, смирение и любовь ко всем людям.

Помимо того, что Павел представляется сам, он в этом отрывке наметил важные пункты своих религиозных убеждений и своей веры, которую он проповедует. Это и было Евангелие, в центре которого находился Иисус Христос (стих 3 и 4). В частности, это было благовестие, в котором преобладали два догмата:

а) Догмат воплощения. Он говорил об Иисусе, который действительно был человеком. Один из великих мыслителей ранней Церкви, говоря о Христе, сформулировал это так: «Он стал тем, чем являемся мы, с тем, чтобы сделать из нас то, чем был Он». Павел проповедовал о Ком-то, Кто был не легендарным героем в нереальной истории, не полубогом, полубогом-получеловеком. Он проповедовал о Том, Кто действительно и искренно был един с людьми, которых Он пришёл спасти.

б) Догмат воскресения. Если бы Иисус прожил прекрасную жизнь и умер героической смертью, и если бы на этом всё окончилось для Него, Его можно было бы причислить к великим и героическим персонажам, но Он остался бы просто одним из многих. Его уникальность запечатлена навечно фактом Его воскресения. Все другие умерли и ушли из жизни и оставили о себе память. Иисус продолжает жить и присутствует рядом с нами, всё ещё могущественный в державной силе своей.

ВЕЖЛИВОСТЬ ВЕЛИЧИЯ (Рим 1:8−15)

Прошло девятнадцать столетий, но и сегодня этот отрывок дышит чувством тёплой любви и мы можем чувствовать, как бьётся благородное сердце апостола Павла с любовью к церкви, которую он никогда не видел. При составлении этого письма у Павла были большие затруднения, вследствие того, что он не намерен вторгаться в их среду и вмешиваться там, где он не имел такого права. Прежде чем он сможет сделать что-нибудь, он должен стать рядом с ними, дабы разрушить преграды отчужденности и подозрительности.

1) Павел, сочетая мудрость с любовью, начинает с ободрения. Он пишет, что благодарит Бога за их христианскую веру, о которой стало известно во всём мире. Есть люди, языки которых источают хвалу, языки же других — хулу. Взор одних людей ищет недостатки, а сердце других — достоинства. О Томасе Харди говорили, что если он выходил на деревенское поле, то он не видел диких цветов, а навозную кучу в углу. Но остаётся фактом, что всегда можно большего добиться от людей, если их хвалить, нежели осуждать. Люди, которые добиваются от других лучшего, стараются видеть их лучшие стороны.

Никогда не существовало ничего столь же прекрасного, как цивилизация древней Греции в её лучшую и высшую пору, и Т. Р. Гловер как-то сказал, что она была основана «на слепой вере в простого человека». Одна из крупных фигур 1-ой мировой войны 1914−1918 гг., Дональд Ханки, написавший книгу «Вооружённый студент», видел людей с лучшей и с худшей стороны. Однажды он писал в письме с фронта: «Если я выживу в этой войне, я напишу книгу под названием «Живая добродетель», в которой проанализирую все добродетели и благородства, присущие простым людям, и попытаюсь показать, каким образом они должны найти своё отражение в деятельности в Церкви». Он написал также очерк «Любимый капитан», в котором изобразил, как капитан, выбрав самых неуклюжих, сам их обучал. «Он смотрел на них, а они смотрели на него, и таким образом были готовы сделать всё, что было в их силах».

Никто никогда не может даже начать спасать людей, если он не доверяет им. Человек — грешник, достойный адской муки, но в душе его также спит герой, и часто даже одно слово похвалы может разбудить в нём этот дремлющий героизм, в то время как осуждение и критика вызовут в нём только чувство отчаяния и обиды. Много лет тому назад, в 630 г. саксонский король попросил прислать к нему на острова Ионы, Шотландия, миссионера для проповеди Евангелия. Миссионер вернулся говоря об упрямом и диком характере англичан. «Англичане не могут себя вести», он говорил, «они ведут себя как дикари». Он доложил, что задание проповедовать им Евангелие, является безнадёжным делом. На это Айдан, апостол англичан, ответил так: «Я полагаю, брат мой, что ты был слишком строг к таким невежественным слушателям и тебе следовало бы вести их более мягко, дать им прежде молоко религии, а уже потом мясо». Айдан был послан в Нортумбрию и его кротость и мягкость склонили к вере во Христа тех самых людей, которых оттолкнула крайняя резкость его собрата-монаха.

2) Хотя Павел не знал людей в Риме лично, он, тем не менее, постоянно молился за них Богу. Это всегда является привилегией и долгом христиан — вести наших любимых и всех собратьев-христиан к престолу милосердия. В одной из своих проповедей, темой которой была молитва «Отче наш», греческий отец церкви, Григорий Нисский (род. 331), подал лирический отрывок о молитве:

«Сила молитвы в единстве с Богом, и, тот, кто с Богом — отстранён от врага. Через молитву мы защищаем своё целомудрие, умеряем свой нрав и освобождаемся от тщеславия. Она позволяет нам забыть обиды, преодолевать зависть, побеждать несправедливость и воздаёт возмездие за грехи. Через молитву мы получаем счастливый домашний очаг и сильное, хорошо построенное общество... Молитва — печать девственности, и залог верности в супружестве. Она защищает путника, охраняет спящего и придаёт смелость тем, кто бодрствует... Она придаст вам силу, когда вы устанете и утешит, когда вы опечалены. Молитва — наслаждение для радующегося и утешение для страждущего. Молитва — это близость с Богом и размышление о сокровенном. Молитва облагораживает настоящими материальными предметами и сущность того, что ещё должно сбыться».

Если мы разлучены с людьми, и если даже у нас нет иного дара для них, мы можем окружить их защитой и силой молитвы.

3) В своём смирении Павел всегда был готов принимать или отдавать. Он начинает с того, что высказывает своё пожелание посетить Рим, что он может передать им некий дар, который укрепит их в вере. Но потом он меняет свою мысль. Он намерен быть в Риме для того, чтобы и он и Римская церковь могли утешить друг друга и придать друг другу силы: ведь каждый может для себя найти драгоценные зёрна в вере другого. Есть два рода учителей. Одни относятся к своим ученикам так, словно они стоят над ними, а ученики должны всё на веру принимать. Но есть и такие учителя, которые в сущности говорят: «Приди, давай мы это вместе выучим». Павел был величайшим мыслителем раннего христианства, но, когда он думал о людях, которым он стремился проповедовать, он думал о себе не только как о дающем, но также и как о получающем от них. Смиренность необходима, чтобы учить и учиться.

4) Стих 14 имеет в греческом оригинале двойное значение, которое почти непереводимо. В Синодальном Издании этот стих гласит «Я должен к Эллинам и варварам».

Когда Павел писал это, он думал о двух вещах. Он должен, ради всей той доброты, которую ему лично оказали, и он должен проповедовать им. Это чрезвычайно сжатое предложение означает: «Ради всего того, что я получил от них и ради всего — мой долг давать им. Я должен всяким людям».

Может показаться странным, что Павел говорит об эллинах, когда он пишет к римлянам. В это время слово Эллины (греки) потеряло совершенно свой расовый смысл. Оно не обозначало более исконного жителя Греции. Завоевания Александра Великого распространили греческий язык и греческую мысль по всему миру. И эллином (греком) теперь был уже не только тот, кто был греком по расе и по рождению; это был тот, кто знал культуру и образ мыслей греков. Варвар, в буквальном смысле слова, это человек, который говорит «варвар», то есть это человек, который говорит на ужасном и негармоничном языке, в противоположность человеку, который говорит на прекрасном, гибком языке греков. Быть эллином — это значило быть человеком определённого образа мыслей, духа и культуры. Один из греков так сказал о своих людях: «Варвары могут случайно наткнуться на истину, но нужен грек, чтобы понять её».

Павел в этом стихе утверждает, что его миссия, его дружба, его обязательства относятся к мудрым и простым, культурным и некультурным, образованным и неграмотным. Его миссия предназначена всему миру, но мечта его — передать эту миссию также и Риму.

НЕ СТЫЖУСЬ БЛАГОВЕСТВОВАНИЯ ХРИСТОВА (Рим 1:16−17)

Дойдя до этих строк, мы понимаем, что вступительная часть закончилась и раздаётся трубный звук Евангелия Павла. Многие фортепьянные концерты начинаются с оглушительного аккорда и уже потом формулируется тема, которая в них далее развивается. Причина заключается в том, что они впервые исполнялись на частных вечерах в домах элиты и сильных мира сего. Когда пианист усаживался за инструмент, в зале ещё раздавался гул разговоров. И, дабы привлечь внимание собравшихся, он играл оглушительный аккорд, и уже после этого, когда он привлёк к себе внимание, он формулировал тему. До этих двух стихов Павел устанавливает контакт с людьми, которым он пишет, он привлекал их внимание. Теперь прелюдия закончилась и формулируется главная тема. Эту часть составляют лишь два стиха, но в них содержится так много из основ благовествования Павла, что нам следует уделить им довольно много внимания. Павел начинает с того, что он гордится Евангелием, которое он был призван благовествовать. Можно воистину удивиться, если подумать что стоит за этим выражением: Павла посадили в тюрьму в Филиппах, изгнали из Фессалоник, тайно вывезли из Верии, осмеяли в Афинах, а в Коринфе его послание казалось глупостью эллинам и камнем преткновения для иудеев. И на фоне этого он заявляет, что он гордится Евангелием. Было нечто такое в Евангелии, что наполняло Павла чувством ликования и победы над всем тем, что люди делали по отношению к нему.

В этом небольшом отрывке мы встречаем три принципиально важных и характерных для Павла термина, три краеугольных камня его мышления и веры:

1. Это, в первую очередь, понятие спасения (сотериа). В тот исторический период именно спасение было предметом поисков людей. Когда-то в Греции философия была умозрительной. Четыре или пять столетий до этого люди проводили своё время, обсуждая одну проблему — что является тем основным элементом, из которого состоит мир? Философия являлась умозрительной философией и, одновременно, естественной философией. Но, по мере того как проходили столетия, жизнь постепенно деградировала. Старые границы были разрушены. Тираны, завоеватели и опасности окружали человека; упадок и слабость преследовали его; и философия изменила своё направление и метод. Она перестала быть умозрительной и стала практической философией. Она перестала быть естественной философией, и стала моральной философией. Одной из её целей было «построить круговую оборонительную стену против растущего в мире хаоса». Эпиктет называл свою аудиторию «больницей для больных душ». Сенека, современник Павла, сказал, что все люди ищут спасения. «Нам нужна протянутая к нам рука, которая бы подняла нас», — говорил он. Он также ясно понимал, что «люди одержимы непреодолимым сознанием своей слабости и своей неспособности в насущных делах». Они «любят свои пороки и одновременно ненавидят их». О себе же самом Сенека говорил, что он является невыносимым человеком.

«В этом безрассудном мире», говорил Эпиктет, «люди искали мира, провозглашённого не кесарем, но Богом».

Редко в истории человечества было такое время, когда бы люди так интенсивно искали спасения. И именно это спасение, эту власть, это избавление предложило им пришедшее христианство.

Посмотрим, что же представляло собой тогда христианское спасение (сотериа):

а) Это было спасение от физических болезней. (Мф 9:21; Лк 8:36). Оно не было только чем-то от иного мира. Оно направлено на освобождение человека телом и душой.

б) Это было спасение от опасности. (Мф 8:25; Мф 14:30). Это не значило, что оно давало человеку жизнь без страхов и опасностей, но оно давало защиту его душе, независимо от того, что происходило. Христианское спасение даёт человеку безопасность, независимо от внешних обстоятельств.

в) Это спасение от заразы жизни. Человек спасается от извращённого и порочного поколения (Деян 2:40). Человек, которому дано это спасение, имеет иммунитет, предохраняющий его от заражения злом сего мира.

г) Это было спасение от погибели. (Мф 18:11; Лк 19:10). Иисус пришёл, чтобы найти и спасти погибшие. Неспасённый человек — это человек, идущий по ложному пути, то есть по пути, ведущему к смерти. Спасённый человек — это человек, который наставлен на истинный путь.

д) Это спасение от греха. (Мф 1:2). Люди подобны рабам, зависящим от хозяина, от которого они не могут бежать. Христианское спасение освобождает их от тиранической зависимости от греха.

е) Это спасение от гнева Божия. (Рим 5:9). В следующих абзацах мы обсудим смысл этой фразы. Здесь же достаточно отметить, что в этом мире существует непоколебимый моральный закон, и в христианской вере обязательно присутствует элемент суда. Без спасения, которое приносит Христос, человек был бы осуждён навечно.

ж) Это эсхатологическое спасение (после прихода конца мира). Это означает, что спасение получает своё полное выражение и блаженство в конечном триумфе Иисуса Христа (Рим 13:11; 1Кор 5:5; 2Тим 4:18; 1Пет 1:5).

Христианская вера пришла в доведённый до отчаяния мир, и предложила человеку спасение в нынешнем и загробном мире.

2) Вторым краеугольным камнем является вера. Это слово очень богато по значению:

а) В самом понимании оно значит верность. Когда Павел писал фессалоникийцам, он хотел узнать об их вере. Другими словами, он хотел узнать, как их верность выдержала испытание. Во 2Фес 1:4 слова вера и терпение употреблены вместе. Вера — это непоколебимая верность, отличающая истинного воина Иисуса Христа.

б) Вера означает доверие. Оно обозначает убеждённость в том, что нечто истинно. В 1Кор 15:17 Павел говорит коринфянам, что, если Христос не воскрес из мёртвых, то их вера тщетна, и всё, во что они верили, потерпит крушение. Вера — это согласие с тем, что христианское откровение истинно.

в) Вера иногда обозначает христианскую религию. Во 2Кор 13:5 Павел говорит своим противникам, чтобы они испытали себя в вере: веруют ли они, то есть, придерживаются ли они ещё христианской веры.

г) Вера иногда практически равносильна непоколебимой надежде. «Ибо ходим верою, а не видением», говорит Павел (2Кор 5:7).

д) Но в наиболее характерном для Павла употреблении, слово вера значит полное принятие Бога и абсолютное доверие. Это означает «дать голову на отсечение, утверждая, что есть Бог». Это значит, и быть совершенно уверенным в том, что всё, что говорил Иисус — истина и рисковать время и вечность за это убеждение. «Я верю в Бога», сказал Стивенсон, «и, если я проснусь в аду, я всё же буду верить в Него».

Вера начинается с готовности принять. Она начинается там, где человек, по крайней мере, готов слушать благовествование. Следующим шагом является духовное согласие. Человек сначала слушает, а затем соглашается, что это правда. Но духовное согласие не обязательно должно выразиться в действии. Множество людей знает, что нечто есть истина, но не меняют своих поступков в соответствии с их знаниями. На последнем этапе это духовное согласие переходит в полное смирение и преданность. Вера человека является совершенной, если этот человек слышит послание Христово и соглашается с тем, что оно истинно, а потом целиком отдаётся ему и ведёт жизнь в абсолютной покорности.

3) Третьим краеугольным камнем является оправдание. Надо сказать, что нет во всём Новом Завете более трудных для объяснения и понимания слов, нежели оправдание, оправдать, справедливость и праведный. В этом послании мы будем часто встречаться с ними. Здесь же мы можем лишь в общих чертах набросить мысли Павла.

Греческий глагол, дикаиоун, который Павел использует, переводится как оправдать. Первое лицо настоящего времени изъявительного наклонения я оправдываю — в греческом дикаю. Следует себе ясно осознать, что глагол оправдывать, оправдываю в этом употреблении имеет совершенно иное значение, нежели значение этого глагола в его обычном употреблении. Когда мы оправдываемся, мы приводим доводы и основания для доказательства того, что мы были правы; когда кто-либо оправдывает нас, он приводит доводы и основания для доказательства того, что мы были правы; когда кто-либо оправдывает нас, он приводит доводы и основания для доказательства того, что мы поступали правильно. Но в греческом языке все глаголы, оканчивающиеся на ю, не имеют значения доказывать, или делать человека или вещь чем-то; эти глаголы всегда имеют значение относиться к кому-либо, считать кого-либо за кого-либо и др. Если Бог оправдывает грешника, то это не значит, что Он находит основания и доводы для доказательства того, что он прав: это далеко не так. Здесь это даже не значит, что он делает грешника добрым человеком. Это значит, что Бог относится к человеку так, как будто бы он и не был грешником вовсе. Вместо того, чтобы относиться к нему как к преступнику, которого надо простить, Бог относится к нему как к ребёнку, которого надо любить. Вот что, собственно, и означает оправдание. Это значит, что Бог смотрит на нас не как на своих врагов, но как на своих друзей, не так как заслужили люди, но как подобает относиться к доброму человеку; не как к нарушителям закона, заслуживающим наказания, но как к мужчинам и женщинам, которых надо любить. В этом самая суть Евангелия.

Быть оправданным — значит вступить в новые отношения к Богу, отношения любви, доверия и дружбы, вместо отношений отдалённости, враждебности и страха. Мы более не идём к Богу, который излучает лишь страшные наказания. Мы идём к Богу излучающему прощение и искупительную любовь. Оправдание — греч. дикаиосуне — есть истинное отношение между Богом и человеком. Оправданным (дикаиос) является тот, кто находится в этих истинных отношениях к Богу. Здесь мы подходим к самому важному моменту: в этом отношении к Богу он находится не вследствие того, что он сделал что-либо, но вследствие того, что сделал Бог. Он находится в этом истинном отношении к Богу не потому, что он досконально исполнял деяние закона, но потому, что в своей высшей вере он предал себя изумительному милосердию и любви Бога. В Синодальном издании сказано «праведный верою жив будет». Теперь мы можем видеть, что хотел сказать Павел этой известной и чрезвычайно сжатой фразой. Именно тот человек, который находится в истинных отношениях к Богу, не делом рук своих, но вследствие его крайней веры в то, что сделала любовь Бога; он действительно знает, что такое жизнь во времени и вечности. И для Павла всё деяние Иисуса заключалось в том, что Он дал людям возможность вступить в эти новые и драгоценные отношения с Богом. Ушёл страх и пришла любовь. Бог, которого люди считали врагом, стал другом.

ГНЕВ БОЖИЙ (Рим 1:18−23)

В предыдущих отрывках Павел рассуждал об отношениях к Богу, в которые человек может вступить чрез веру, которая есть крайняя покорность и доверие. Этим отношениям противопоставляет он гнев Божий, который должен навлечь на себя человек, умышленно не замечающий Бога и, вместо Бога, поклоняющийся своим собственным идолам и мыслям.

Это трудно вообразить, и поэтому важно внимательно продумать их, что здесь встречаемся мы с концепцией гнева Божия, с фразой, вызывающей смятение и ужас. Что, собственно, значит эта фраза? Что думал Павел, когда он писал именно эту фразу?

В ранних книгах Ветхого Завета гнев Божий связан с идеей об избранном народе. Народ Израилев находился в особых отношениях с Богом. Он избрал этот народ и предложил ему особые отношения, которые будут в силе действительны, пока этот народ будет соблюдать Его закон (Исх 24:3−8). В этом двойное значение:

а) Оно значило, что любое нарушение закона в народе вызовет гнев Божий, так как оно разорвёт эти отношения. В 16-ой главе книги Чисел повествуется о восстании Корея, Дафана и Авирона; а в конце его Моисей приказал Аарону принести особую жертву за грех народа «ибо вышел гнев от Господа» (Чис 16:46). Когда же израильтяне начали идолопоклонство Ваалу, то воспламенился гнев Господень на Израиля». (Чис 25:3).

б) Кроме этого, вследствие того, что Израиль находился в особых отношениях к Богу, любой другой народ, который обращался жестоко и несправедливо с народом Израиля, навлекал на себя гнев Божий. Вавилоняне плохо обращались с израильтянами и «от гнева Господа она (земля Вавилонская) сделается необитаемою» (Иер 50:13).

У пророков также встречается мысль о гневе Божиим. Но они подчеркивали иное. В религиозном мышлении иудеев со времён пророков преобладала идея о двух веках. Был век, который был совсем превратным, и был также золотой век, который был совершенно прекрасным, век нынешний и век грядущий. Эти два века были отделены один от другого Днём Господа. Это должен был быть день страшного возмездия и суда, когда мир будет разрушен, грешники уничтожены и вселенная перестроена, прежде чем наступит Царство Божие. Именно тогда гнев Божий должен был проявиться. «Вот приходит день Господа лютый, с гневом и пылающею яростию, чтобы сделать землю пустынею» (Ис 13:9) чрез «ярость Господа Саваофа» (Ис 9:19); Иез 7:19 говорит о дне «ярости Господа». Бог изольёт на народы «негодование Моё, всю ярость гнева Моего». (Соф 3:8).

Но пророки не рассматривали гнев Божий как возмездие, которое отсрочено исключительно до этого дня Страшного суда; они полагали, что он постоянно действует. Когда Израиль уклонялся от Бога, когда он становился мятежным и неверным, тогда гнев Божий выступал против него и навлекал на него разрушение, несчастье, плен и поражение.

По мнению пророков гнев Божий действовал непрерывно, и он достигнет апогея ужаса и разрушения в грядущий День Господа. Современный ученый изложил это следующим образом. Потому что он есть Бог, потому что он свят, Бог не может выносить проявление греха и гнев Божий является Его «уничтожающей реакцией» против греха.

Нам это трудно понять и принять. В сущности, это была такая религия, которую мы связываем скорее с Ветхим Заветом, нежели с Новым Заветом. Даже Лютер считал это трудным. Он говорил о любви Божией, как о собственном творении Бога, и он говорил о гневе Божием, как о странном творении Бога. Для христианского разума это трудная проблема.

Посмотрим, как Павел понимал эту концепцию. Доктор С. Г. Догг пишет очень умно и глубокомысленно на эту тему. Павел часто говорит об этой идее гнева Божия. Но особенно странным является то, что хотя он и говорит о гневе Божием, он никогда не говорит о том, что Бог сердится. Он говорит о любви Бога и он говорит, что Бог любит. Он говорит о милосердии Бога и о том, что Бог дарует милосердие, он говорит о верности Бога и о том, что Бог верен своему народу. Но странно, хотя он и говорит о гневе Божием, он никогда не говорит о том, что Бог гневается. Таким образом, существует некоторое различие между тем, как Бог связан с любовью и как Он связан с гневом.

Павел всего три раза говорит о гневе Божием. Он говорит об этом здесь, и в Послании к Ефесянам 5:6, и в Послании к Колоссянам 3:6, где в обоих случаях, он говорит о гневе Божием, который приходит на сынов противления. Но очень часто Павел пишет о гневе, не говоря о гневе Божием, как будто Павел находил нужным писать это слово с большой буквы — Гнев, что было своего рода безличной силой, действовавшей в мире. В Послании к Римлянам 3:5, буквальный перевод гласит «Бог, который навлекает гнев на людей». В Рим 5:9 он говорит «спасёмся Им от гнева», Рим 12:19 он советует людям не мстить за себя, но дать место гневу Божию. В Рим 13:5 он говорит о гневе, как о мощном средстве для удержания людей в повиновении. В 4:15 он говорит, что закон производит гнев. А в Первом послании к Фессалоникийцам 1:10 Павел говорит, что Иисус избавил «нас от грядущего гнева». В этом есть что-то чрезвычайно странное: Павел говорит о гневе, и именно от этого гнева Иисус спасает людей.

Вернёмся к пророкам. Очень часто их послание сводилось к следующему: «Если вы не будете покорны Богу, то гнев Божий навлечёт на вас погибель и бедствие». Иезекииль выразил это иначе и очень живо «душа согрешающая, та умрёт» (Иез 18:4). Если перевести это на современный язык, то мы сказали бы: «В этом мире существует моральный кодекс, и человек, который нарушит его, должен раньше или позже пострадать». А вот что сказал Дж. А. Фрауд, великий историк: «Один урок, и только один урок, можно сказать, ясно повторяет история, что мир построен на определённых моральных основах, и в конечном счёте, добрым будет хорошо, а злым будет плохо.»

Собственно, послания иудейских пророков сводились к тому, что в мире существует моральный порядок. Отсюда вытекает ясное заключение — этот моральный порядок и является постоянно действующим гневом Божиим. Бог создал этот мир таким образом, что нарушая его законы, мы этим навлекаем на себя беду. Если бы мы были оставлены на произвол этого неумолимого морального порядка, для нас не оставалось бы ничего иного, кроме смерти и разрушения. Мир устроен таким образом, что всякая грешная душа должна погибнуть, если бы действовал исключительно только этот один моральный порядок. Но в это безвыходное положение человека приходит любовь Божия, как акт невероятного добровольного милосердия, освобождает человека от следствий греха и спасает от гнева, который бы он непременно навлёк на себя.

Продолжая, Павел настаивает на том, что человек не может оправдывать свою невинность через незнание Бога. Люди могли видеть, каков Он, так как они видели сотворённый Им мир. Всегда можно сказать что-то о человеке, когда видишь произведение его рук; и можно сказать что-то о Боге, имея перед глазами сотворённый Им мир. Авторы Ветхого Завета знали об этом. Книга Иова (главы 38−41) отражают именно эту мысль. Павел знал это. Обращаясь к язычникам в Листре, он сначала говорит о Божием творении (Деян 14:17). Тертуллиан, великий духовный отец раннего христианства, много говорит о том, что Бога можно видеть в сотворённом Им мире. «Не перо Моисея положило начало знанию о Создателе... Огромное большинство человечества — хотя они не слыхали имени Моисея, — не говоря уже о его книге, — тем не менее знают Бога Моисея». Тертуллиан неоднократно подчеркивал следующее: «Природа — учитель; душа — ученик». «Уже сам по себе один цветок живой изгороди — я не говорю о луговом цветке; одна морская раковина, я не говорю уже о жемчужине из Красного моря; одно перо болотной птицы — я не говорю уже о павлиньем, — разве они могут сказать вам что-либо плохое о Создателе?» «Если я предложу вам розу, вы не можете презирать её Создателя».

В мире виден Бог. Павел приводит довод, и совершенно обоснованно, когда мы наблюдаем мир, мы видим, что страдания всегда сопутствуют греху. Нарушите законы пользования земли и вы не получите урожая; нарушите законы архитектуры — и сооружение обрушится. Нарушите законы гигиены и питания — и пострадает тело. Павел говорит «Посмотрите на мир! Посмотрите, как он устроен! Такой мир ясно покажет вам, на что похож Бог!» Грешнику не остаётся никакого оправдания.

Павел делает ещё один шаг. Что делает грешник? Вместо того чтобы взирать на Бога, он заглядывает внутрь себя. Он углубляется в бессмысленные рассуждения и думает, что он мудр, хотя он всё время был безумен. Почему? Он был безумен, потому что возвёл в нормы и законы жизни свои идеи, свои мнения, свои рассуждения вместо того, чтобы принять волю Божию. Безумие грешников состояло в том, что они делали человека «господином вещей». Человек нашёл свои нормы в своих мнениях, а не в законе Божием. Человек жил в эгоцентрической вселенной, а не во вселенной, центром которой является Бог. Вместо того, чтобы ходить, взирая на Бога, он ходил, заглядывая в самого себя, и подобно всякому человеку, который не смотрит, куда он идёт он падал.

Результатом этого было идолопоклонство. Славу и сияние Бога обменял он на идолов в форме людей и животных. Главный грех идолопоклонства заключается в том, что оно эгоистично. Человек сотворил себе кумира и приносит ему жертвы и обращает к нему молитвы. Почему? Чтобы поддерживать свои собственные системы и мечты. Его почитание предназначено ему самому, а не Богу.

В этом отрывке мы сталкиваемся с мыслью, что сущность греха состоит в том, что человек ставит себя на место Бога.

ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ БОГ НЕ МОЖЕТ НИЧЕГО ПОДЕЛАТЬ (Рим 1:24−25)

Слово эпитумиа — в переводе желание, вожделение, похоть — является ключевым к этому отрывку. Аристотель толковал значение слова эпитумиа как стремление к наслаждению. Стоики определяли его как стремление к наслаждению, пренебрегающее всяким благоразумием. Климент Александрийский назвал это безрассудным стремлением к тому, что доставит удовлетворение, принесёт удовлетворение. Эпитумиа — это страстное стремление к запрещённому наслаждению. Это стремление к наслаждению (похоти — в русской Библии), которое побуждает людей делать отвратительные и бесстыдные дела. Это образ жизни человека, столь глубоко погрязшего в миру, что он совершенно перестал отдавать себе отчёт о Боге.

Ужасно — говорить о том, что Бог предаёт кого-либо. И всё же для этого существуют две причины:

1) Бог дал человеку свободу воли, и Он считается с этой свободной волей. В конечном счете, даже Он не может в это вмешиваться. В Послании к Ефесянам 4:19. Павел говорит о людях, которые предались распутству: они подчинили ему свою волю. В книге пророка Осии 4:17 имеется ужасное изречение: «Привязался к идолам Ефрем: оставь его!» Перед человеком всегда открыт выбор; и так должно быть. Без выбора не может быть добродетели, и без выбора нет любви. Принудительная добродетель — не подлинная добродетель; а любовь по принуждению — вовсе не любовь. Если люди умышленно повернутся к Богу спиной после того, как Он послал в мир Своего Сына Иисуса Христа, даже Он не может ничего сделать с Ними.

Когда Павел говорит о Боге, предающего людей нечистоте, слово предаёт не несёт в себе злого негодования. Действительно, главное значение — даже не осуждение и кара, а тоскливое, печальное сожаление, как возлюбленного, который сделал всё, что было в его силах и не может более ничего сделать. Оно совершенно точно описывает чувство отца, когда он видит своего сына, поворачивающегося спиной к своему дому и уходящему в далекую страну.

2) И всё же в этом слове предать есть ещё нечто другое. В нём есть значение кары. Один из жестоких фактов жизни заключается в том, что чем более человек грешит, тем легче ему согрешить. Сначала он, может быть, содрогнётся, осознав, что он делает, а кончит тем, что будет грешить, не задумываясь. Не Бог наказывает его, он сам навлекает на себя наказание и постепенно делается рабом греха. Иудеи знали это, и у них были меткие пословицы на эту тему. «Кто стремится к добру, тот ищет благоволения, а кто ищет зла, к тому оно приходит». «Грешников преследует зло, а праведникам воздаётся добром». «Кто стремится сохранить свою добродетель, получает силу для этого; а кто погряз в нечистоте, тому открыт путь греха». «Кто построит стену вокруг себя, будет защищён, а кто сам себя выдал, тот оставлен».

Самое ужасное, что связано с грехом — это власть, которая порождает грех. Страшная ответственность связана со свободной волей: ибо она может довести до того, что в конечном счёте человек забывает о ней и становится рабом греха, безвольно ступая на неверный путь. А грех всегда есть ложь, ибо грешник думает, что грех сделает его счастливым, тогда как, в конце концов, он разрушает жизнь, как свою собственную, так и других, в этом и в загробном мире.

ВЕК ПОЗОРА (Рим 1:26−27)

Может показаться, что стихи 26−32 первой главы Послания к Римлянам были написаны истерическим моралистом, рисующим излишне чёрными красками современную ему картину нравов риторической гиперболой. Эти стихи описывают положение полного упадка морали, не имевшего, по-видимому, аналогии в истории человечества. Однако, Павел не говорит ничего такого, что бы не говорили сами греческие и древнеримские писатели.

1) Это была эпоха, когда, казалось, всё вышло из подчинения. Вергилий писал: «Правда и неправда смешаны; так много войн во всём мире, столько несправедливости; плуг потерял подобающее ему уважение; землепашцы ушли воевать, и поля зарастают сорняками; серп перекован в меч. На востоке, на Евфрате, разгорается война, также и на западе, в Германии; более того, соседние города разрывают свои союзы и обнажают меч, и противоестественная ярость бога войны свирепствует по всему миру; даже подобно тому, как боевые колесницы в цирке врываются в раскрытые ворота, устремляются они на беговую дорожку, и, натягивая отчаянно вожжи, возница позволяет лошадям везти себя, а колесница не подчиняется езде».

Это был мир, в котором неистовствовало насилие. Когда Тацит начал писать историю этой эпохи, он отмечал: «Я перехожу к истории эпохи, полной несчастий, омрачённой войнами, раздираемою бунтами, жестокой даже в самые времена мира... Это было сплошное исступление, ненависть, террор; подкупали рабов, дабы они предавали своего господина, а вольноотпущенников, чтобы они предавали своих патронов. Кто не имел врагов, того изводили его друзья». Историк Светоний, описывая правление императора Тиберия, сказал: «Не проходило дня, чтобы кто-нибудь не был казнён». Это была эпоха полнейшего, крайнего террора. «Рим», говорит историк Ливии, «не мог переносить ни свои болезни, ни средства для лечения этих болезней». Поэт Проперций писал: «Я вижу Рим, гордый Рим, безвременно погибающим, жертвой своего собственного процветания». Это была эпоха морального самоубийства. Сатирик Ювенал писал: «Земля не рождает больше никого, кроме плохих людей и трусов. Следовательно, Бог, кто бы он ни был, смотрит вниз, смеётся над ними и ненавидит их».

Для мыслящего человека это была эпоха, когда, казалось, мир был неуправляемым, и когда человек мог слышать над всем этим саркастический смех богов. Как говорил Сенека, это был век, «поражённый тревогой души, которая уже более не владела собой».

2) Это был век неслыханной роскоши. В римских общественных банях горячая и холодная вода лилась из серебряных кранов. Император Калигула даже приказал посыпать арену цирка золотой пудрой, вместо опилок. Ювенал горько заметил: «Роскошь, более безжалостная, нежели война, нависла над Римом... С тех пор, как в Риме более нет бедности, нет недостатка в прегрешениях и вожделении». «Деньги, повивальная бабка разврата, ... и расслабляющее обилие истощили силы эпохи ленивой роскошью». Сенека говорил о «деньгах, причине гибели истинной чести вещей», и добавил «мы спрашиваем не о том, чем вещь действительно является, а сколько она стоит». Это была эпоха, настолько наскучившая обыденными вещами, что она алкала необыкновенного. Лукреций говорит о «горечи, льющейся из фонтана наслаждения». Преступление было единственным противоядием скуке в те времена, когда, как говорит Тацит, «чем постыднее деяние, тем слаще наслаждение».

3) Это была эпоха неслыханной распущенности. В течении первых 520 лет истории Римской республики не было зарегистрировано ни одного развода. Первый зафиксированный развод имел место в 234 г. до Р. Х., когда римский гражданин Стурий Карвилий Руга развёлся со своей женой. Но теперь, как писал Сенека, женщины выходят замуж для того, чтобы развестись и разводятся, чтобы выйти замуж». Высокородные римские матроны определяли годы по именам мужей, а не по именам консулов. Ювенал не мог себе представить, что существует хоть одна целомудренная матрона. Климент Александрийский так говорит о типичной женщине римского общества: «Опоясана, как Венера, золотым поясом порока». Ювенал: «Достаточно ли для Иберины одного мужа? Вы скорее можете уговорить её довольствоваться одним глазом» и он приводит в пример женщину, которая в течение пяти лет восемь раз выходила замуж. Ювенал приводит даме в пример Агриппину, саму императрицу, жену императора Клавдия, которая покидала по ночам дворец и проводила время в публичном доме, единственно для удовлетворения своей похоти. «Они это делали без всякого страха и стыда». Павел не сказал о языческом мире ничего такого, чего не сказали о нём уже сами языческие моралисты. Но порок не ограничивается грубым и естественным развратом. Общество было сверху до низу пропитано извращениями. Четырнадцать из пятнадцати первых римских императоров были гомосексуалистами.

Далёкий от того, чтобы сгущать краски на картине, Павел нарисовал её в сдержанном духе. И именно там он хотел проповедовать Евангелие, и именно там он не постыдился Евангелия Христа. Миру нужна была сила, дающая спасение, и Павел знал, что нигде, кроме как во Христе, этой силы не было.

ЖИЗНЬ, В КОТОРОЙ БОГУ НЕТ МЕСТА (Рим 1:28−32)

Едва ли можно найти ещё отрывок, который бы также ясно показывал, что ожидает человека, в жизни которого нет места Богу. Не столько Бог посылает осуждения на человека, сколько человек навлекает на себя осуждение, когда он не оставляет места для Бога в своих мыслях и в жизни. Когда человек изгоняет из своей жизни Бога, он становится совершенно особым человеком; и во всей литературе нет такого ужасного описания человека, в жизни которого нет Бога. Взглянем на список ужасов, которыми наполняется жизнь безбожника.

Такой человек совершает поступки, которые не подобают ни одному человеку. У стоиков было особое выражение: они говорили о та катеконта, что обозначало «дела, приличествующие человеку». Определённые поступки являются существенными и неотъемлемыми, внутренне присущие человеку, а некоторые ему не присущи. Как это сказал Шекспир в «Макбете»:

Я смею делать всё, что прилично человеку;
Кто больше сделает — становится никем.

Человек, который изгоняет из своей жизни Бога, теряет не только благочестие, но и человечность.

За этим следует длинный список, внушающий страх пороков. Рассмотрим их:

Неправда (адикия). Адикия — это полная противоположность диаиосуне — справедливости. Греки определяли справедливость (диаиосуне), как отдавать Богу и человеку должное. Человек, исполненный неправды — человек, который лишает человека и Бога их прав. Он так воздвиг себе алтарь в центре всех вещей, что он обожает только себя, исключая и человека, и Бога.

Подлость (понерия). В греческом языке это слово значит более, чем низость, которая, главным образом, причиняющая вред самому грешнику не обязательно направлена на другое лицо. Когда эта подлость, как и всякая низость, причиняет вред другим, то этот вред не преднамеренный. Он может даже быть бессмысленно жестоким, но он не бессердечно жестокий. Греки же определяли низость — понерия как желание причинить вред. Это активное преднамеренное стремление развратить и причинить вред. Если греки определяли женщину понера, они имели в виду женщину, совращающую преднамеренно невинных от их невинности. По-гречески одно из наиболее распространённых имён Дьявола — го понерос — подлый, т.е, кто преднамеренно стремится разрушить добродетель людей. Понерос — это не просто сам по себе низкий и подлый человек, но человек, стремящийся сделать всех такими же низкими и подлыми. Понерия — это деструктивная низость.

Похоть, вожделение (плеонексия). Греческое слово состоит из двух слов, которые значат иметь больше. Греки сами определяли плеонексия как отвратительную любовь к обладанию. Это агрессивный порок, дух, преследующий исключительно свои цели и совершенно игнорирующий права других и общечеловеческие ценности. Его основным содержанием является жадность. Феодорит, один из ведущих теологов пятого века, определяет это слово (плеонексия) как дух, стремящийся взять больше, захватывающий что-либо, на что он не имеет никакого права в любой сфере жизни. Если это стремление действует в материальной сфере, оно означает присвоение денег и вещей, пренебрегая нормами чести и честностью. В этической сфере — это честолюбие, попирающее других и добивающегося и того, что находится вне сферы притязания. В моральной сфере — это необузданная похоть, берущая своё наслаждение. Плеонексия — это желание, не признающее никаких законов и норм.

Злоба (какия). Какия — наиболее употребляемое греческое слово для обозначения порочности. Оно определяет человека, лишённого всех качеств благости. Так, на пример, какое критес — это судья, лишённый как юридических знаний, так и моральных чувств и прямого характера — всех тех качеств, которые необходимы судье. Феодорит определяет это слово какия — порочность как испорченность души. Феодорит употребляет при этом термин ропе — нарушение равновесия. Человек, определяемый через какое — это человек, в жизни которого начинает доминировать дурное. Какия является существенным элементом порочности и всех пороков, и её зародышем. Это степень крайнего морального разложения, отсюда произрастают и распускаются пышным цветом все грехи.

Зависть (фтонос). Зависть может быть полезной и плохой. Зависть может показать человеку собственные слабости и неспособность, и будить в нём страстное желание повторить какой-нибудь подвиг. Но бывает и зависть, основанная на недоброжелательности. Взгляд на прекрасного человека вызывает не желание возвыситься до этой красоты, а ненависть к ней. Это самое извращённое, самое противоестественное чувство.

Убийство (фонос). Нужно всегда помнить, что Иисус необъятно расширял смысл этого слова. Он выступал не только против применения насилия, но и против чувства злобы и ненависти. Он требовал не только воздерживаться от злобных и жестоких действий, но изгнать такие чувства вовсе из сердца. Может быть, мы никогда в жизни не ударим человека, но кто может утверждать, что у него никогда не было желания ударить человека? «Люди видят, что мы делаем», говорил однажды Фома Аквинский, «Бог же видит наши намерения».

Распри (эрис). Значение этого слова восходит к раздорам, порождённые завистью, честолюбием, погоней за хорошим местом, за успехом и высоким положением. В основу таких распрей обычно лежит зависть и ревность. Человек, очистившийся от зависти в значительной степени очистился от всего, что связано с распрями и раздорами. Способность получить такое же наслаждение от успеха другого человека, как и от своего — это дар Божий.

Обман (долос). Значение этого слова лучше всего понять исходя из глагола долоун. Долоун употребляется в двух характерных случаях: подделывать металлы и разбавлять вино. Долос — это обман; им определяют человека неискреннего и извращённого образа мысли, неспособного поступать открыто и честно, использующего скрытные и нечестные пути для достижения своих целей. Этим словом определяют искусную хитрость интриганов, которые есть в каждой общине и в каждом обществе.

Злонравие (какоэтеия). Какоэтеия означает буквально злонравие — злобность, а в более широком смысле зловредность. Аристотель дал этому слову более узкое определение, смысл которого сохранялся всегда. Аристотель определил, что какоэтеия — это «дух, всегда предполагающий самое плохое о других людях». Римский писатель Плиний определил это как «злостное толкование». Джереми Тейлор сказал, что это слово как «один из основных пороков человека, всегда смотреть на вещи с неправильной стороны и толковать их в самом плохом смысле». Вполне возможно, что это самый типичный из всех пороков. Если какое-нибудь действие человека можно рассматривать с двух сторон, человеческая природа предпочтёт выбрать худшее объяснение этому поступку. Просто страшно подумать, сколько честных имён было погублено в разговорах за чашкой чая, когда люди давали злонравное толкование совершенно невидимому действию. Когда у нас возникает желание поступить так, мы должны помнить, что Бог слышит и помнит каждое сказанное нами слово.

Злоречивые и клеветники (пситуристес и каталалос). Эти два слова определяют людей с клеветническими языками; но между ними существует различие; каталалос — клеветник: он совершенно открыто высказывает свои обвинения и рассказывает свои истории; пситуристес — сплетник, нашептывающий свои злобные истории на ухо слушателю, отводящий человека в угол и нашептывающий ему историю, разрушающую репутацию человека. Оба они неразумны, но сплетник — самый скверный из них двоих. Против открытой клеветы человек может, по крайней мере, защищаться, но он бессилен против скрытных клеветников, которые находят наслаждение в разрушении репутации человека.

Богоненавистники (теостугеис). Этим именем определяют человека, ненавидящего Бога, так как он знает, что он проявляет открытое неповиновение Богу. Бог является преградой между ним и его наслаждением; Бог — это оковы, которые мешают ему делать то, что он хочет. Он бы с радостью устранил Бога из мира, если бы это было в его силах, ибо без Бога он имел бы, если не свободу, то свободу воли.

Обидчики (губристес). Губрис был у греков порок, навлекающий на человека погибель от рук богов. Это понятие включает в себе два важных значения: 1) Оно характеризует человека, столь гордого, что он бросает тем самым вызов Богу. Оскорбительная гордыня предшествует падению. Обидчик забывает, что он есть творение Божие. Это характеристика человека, настолько уверенного в себе, что он думает, что может прожить жизнь один. 2) Оно характеризует бессмысленно и садистски жестокого и оскорбляющего человека. Аристотель определяет это (понятие) как дух, причиняющий зло и оскорбления другому лицу не ради мести или вытекающих из этого выгод, но исключительно из наслаждения причинить боль и вред. Есть люди, получающие наслаждение при одном виде другого человека, содрогающегося от жестоких оскорблений. Есть также и люди, получающие дьявольское наслаждение, если могут причинить духовную и физическую боль другим. Это и есть губрис; это садизм, получение удовольствия, причиняя боль другим.

Гордыня (гуперефанос). Это слово трижды стоит в Священном Писании, когда говорится, что Бог противодействует гордости (Иак 4:6; 1Пет 5:5; Притч 3:34). Феофилакт назвал гордыню «пределом всех грехов». Греческий писатель Теофраст написал ряд известных зарисовок характеров, в которых он определил гуперефания — гордыню как «определённое презрение ко всем, кроме себя». И он приводит примеры из обыденной жизни, прекрасно иллюстрирующими эту гордыню. Если человеку, которого обуяла гордыня, предлагают какую-нибудь должность, он отказывается, ссылаясь на то, что он настолько занят своими собственными делами, что не располагает свободным временем; он никогда не смотрит на людей на улице, если это не доставляет ему удовольствия; он приглашает человека на обед, а потом сам не выходит к столу, а посылает слугу прислуживать своему гостю. Вся его жизнь наполнена духом презрения и ему доставляет наслаждение давать другим людям почувствовать их незначительность.

Самохвалы (алацон). Алацон — слово с интересной историей. Это слово буквально означает странствующего человека. Позже оно становится основным обозначением для бродячих шарлатанов — знахарей, хвастающих созданными ими лекарствами и методами лечения, а также для коробейников, хвастающих отличным качеством своих товаров, которые, однако, этими качествами вовсе не обладали. Греки определяли словом алацонеия дух, претендующий на обладание тем, чем он не обладает. Ксенофон говорит, что это слово характеризует того, кто претендует быть богаче и храбрее, чем он на самом деле есть и кто обещает сделать больше, чем он способен, для того, чтобы получить какую-то прибыль или выгоду. Опять же у Теофраста есть исследование характера такого человека — сноба, человека с большими претензиями. Это человек, хвастающий торговыми сделками, которые существуют лишь в его голове, связями с влиятельными людьми, которых нет вообще, дарами благотворительным обществом и общественными заслугами, которых он никогда не делал, и которые он никогда не заслуживал. О доме, в котором он живёт, он говорит постоянно, что он слишком мал для него, и что он должен купить дом побольше. Самохвал всеми силами стремится произвести впечатление на других. И мир всё ещё полон такими людьми.

Изобретательны на зло (эфеуретес какой). Это выражение характеризует человека, неудовлетворённого обычными способами грешить, и изыскивающего новые и тёмные пороки, человека пресыщенного, и ищущего новых и острых ощущений в каком-нибудь новом грехе.

Непослушны родителям (гонеусин апеитеис). Как иудеи, так и римляне рассматривали повиновение и послушание родителям как очень ценную добродетель. Одна из десяти заповедей гласила «почитай отца твоего и мать твою». На заре Римской республики власть отца патрия потестас, была настолько беспрекословной, что он имел власть над жизнью и смертью членов семьи. Этот грех приведён здесь потому, что ослабление семейных уз неизбежно повлечёт за собой полный упадок и вырождение. Безрассудны (асунетос). Это слово характеризует человека, неспособного усвоить уроки жизненного опыта, неспособного пользоваться своим разумом и памятью, данными ему Богом.

Вероломны (асунтетос). Это слово должно было с особой силой звучать для римских слушателей. В дни величия Рима, римская честность была поразительной. Слово римлянина было настолько же надёжным, как и его долговое обязательство. В этом, в сущности, состояло одно из важных различий между римлянином и греком. Грек был прирождённым мошенником. Греки говорили, что, если доверить губернатору или чиновнику один талант, он ухитрится, даже если его будут проверять десять контролёров и счётчиков, присвоить толику от него; в то время как римлянин, будь это должностное лицо на государственной службе или военачальник в военном походе, мог распоряжаться тысячами талантов под одно честное слово и никогда ни один грош не пропадал. Когда Павел писал это слово, он призывал римлян не только к христианской этике, но и к эталонам честности их великого прошлого.

Нелюбовны (непримиримы) (асторгос). Греческое слово сторге — употреблялось специально для обозначения семейной любви. В это время, семейная любовь действительно отмирала. Ни в какое другое время жизнь ребёнка не бывала столь непрочной и не зависела столько от случайности. Детей считали несчастьем. Когда ребёнок рождался, его клали к ногам отца. Если он поднимал его, это значило, что он признал его; если же он отворачивался от ребёнка, его в буквальном смысле слова выбрасывали вон. Не было такой ночи, когда бы на римском Форуме не было брошено тридцать-сорок младенцев. Даже Сенека, бывший великим философом и человеком, мог написать следующее: «Мы убиваем сумасшедшую собаку, мы отводим на бойню свирепого быка, мы погружаем нож в больное животное, чтобы оно не заразило стадо; детей же, которые рождаются слабыми или изуродованными, мы топим». Естественная человеческая связь любви была разрушена.

Немилостивы (анелеемон). Ни в какое другое время жизнь человеческая не стоила так мало. Хозяин мог убить или мучить своего раба, ибо он был лишь вещью, и закон давал хозяину неограниченную власть над ним. В богатом доме раб нёс поднос с хрустальными бокалами, споткнулся и разбил один. Хозяин немедленно приказал бросить его в пруд с рыбами во дворе дома, где миноги пожирали его живую плоть. Это был век, бессердечный и немилосердный в самих своих наслаждениях, ибо это был век больших гладиаторских игр, где люди находили удовольствие при виде того, как люди убивали друг друга. Это был век, когда чувство милосердия исчезло.

Павел говорит ещё одно последнее слово об этих людях, изгнавших Бога из своей жизни. Бывает, что человек, если он грешник, обычно понимает и знает это, и присвоив себе право делать что-то, он знает, что это следует осуждать в других людях. Но в то время люди достигли такого уровня морального разложения, что они грешили сами и побуждали к этому других. Бернард Шоу сказал однажды: «Ни один народ никогда не мог пережить гибель своих богов». Здесь Павел дал нам ужасную картину того, что происходит, когда люди умышленно изгоняют Бога из своих мыслей. В своё время Рим пал. Несчастье и моральный упадок идут рука об руку.