От Луки | 15 глава

РАДОСТЬ ПАСТЫРЯ (Лк 15:1−7)

В Новом Завете нет другой такой главы, которую бы так хорошо знали и любили все христиане, как пятнадцатую главу Евангелия от Луки. Ее называли «Евангелием в Евангелии», ибо в ней изложена сущность благой вести, которую явил людям Иисус Христос.

Эти притчи были порождением определенных событий. Книжников и фарисеев оскорбляло, что Иисус общался с людьми, заклейменными ими как грешники. Фарисеи относили всех не соблюдавших закон, к одной большой группе грешников, называя ее деревенщиной. Они отгораживались от них сплошным барьером. Выдать свою дочь за одного из них было все равно, что отдать ее, связанную и беспомощную на съедение льву. Правило фарисеев против этих грешников гласило: «Не доверяй ему денег, не принимай от него свидетельского показания, не доверяй ему никаких секретов, не назначай его опекуном сироты, не сопровождай его в путешествии». Фарисею запрещалось ходить в гости к такому человеку, или принимать его у себя дома. Ему даже запрещалось, насколько это было возможно, вступать с ним в деловые отношения. Фарисеи умышленно старались избегать всяких контактов с людьми, не соблюдавшими всех мелких установлений закона. Вот почему они были шокированы, видя Иисуса, идущего в сопровождении людей, не только стоявших вне общества, но и бывших грешниками, общение с которыми обязательно делало правоверного иудея нечистым. Мы сможем лучше понять смысл этих притч, если припомним, что ортодоксальные иудеи говорили: «На небесах будет радость об одном грешнике, исцеленном пред ликом Бога», а не: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся», как сказал Иисус. Они предвкушали не спасение грешников, а преследовали их.

И вот Иисус рассказал им притчу о заблудшей овце и о радости пастыря, нашедшего ее. Жизнь пастуха в Иудее была тяжела и полна опасностей. Пастбищ было мало. Узкое центральное плоскогорье было шириной всего в несколько километров: с одной стороны были дикие скалы и обрывы, а затем — страшная пустыня. Конечно, не было никаких заграждений, и овцы бродили и пропадали. Английский экономист Адам Смит писал о пастухах:

«Если вы встретите на торфянистом, заросшем вереском плато, где по ночам воют гиены, недремлющего и предусмотрительного, обветренного и загорелого, вооруженного пастуха, опирающегося на свой посох и наблюдающего за своими рассыпанными овцами, каждая из которых дорога его сердцу, вы поймете, почему пастух из Иудеи внезапно вышел на передний план истории своего народа; почему они назвали его именем своего царя и сделали его символом провидения, почему Христос говорил о нем, как о типичном примере самопожертвования».

Пастух лично отвечал за овец. Если овца пропала, пастух обязан был принести домой хотя бы ее шкуру, чтобы показать, как она погибла. Пастухи были искусными следопытами и на целые километры прослеживали среди холмов заблудших овец. Пастух ежедневно рисковал жизнью ради своих овец.

Пастырь добрый, Сам храни нас,
Мы нуждаемся в Тебе.
На лугах Твоих паси нас
И веди к живой воде.
Мы твои, дай за Тобою
В годы ранние идти:
В стаде всех Твоих овечек
От греха Ты соблюди.
Всех принять Ты обещаешь,
Всем Ты говоришь: приди!
И грехи Ты все прощаешь,
Мир даешь в Твоей любви!
Иисус Христос, Спаситель,
Ты купил нас, мы Твои.
Иисус Христос, Спаситель,
Ты купил нас, мы Твои.

Большинство стад принадлежали сельским общинам, а не частным лицам. Такое стадо пасли два-три пастуха. Они в должное время возвращались с стадом домой и передавали новости о том или другом пастухе, который остался в горах искать пропавшую овцу. Вся деревня ждала его и как только кто-нибудь его увидит с заблудшей овцой, крики радости и благодарности раздавались вокруг.

Вот таким Иисус изображал Бога, на такого пастыря похож Бог, говорил Иисус. Подобно тому, как счастлив пастух, когда он приносит домой заблудшую овцу, так радуется Бог, когда грешник возвращается к Нему с покаянием. Как сказал великий святой: «Бог тоже знает радость обретения утерянного».

В этом заключена удивительная мысль, благословенная истина: Бог человечнее людей. Правоверный иудей мог запросто не считаться с мытарями и грешниками, как с людьми, не заслуживающими ничего, кроме уничтожения; но не Бог. Люди могут оставить всякую надежду на то, что грешник исправится, но не Бог. Бог любит людей, которые не теряют избранного ими пути, но сердце его переполняется радостью, при виде как заблудившийся найдет и возвращается домой. И в тысячу раз легче вернуться к Богу, чем к людям с их немилосердными осуждениями.

ПРИТЧА О ПОТЕРЯННОЙ ДРАХМЕ (Лк 15:8−10)

Драхма, о которой идет речь в этом отрывке, являлась мелкой серебряной монетой. Потерять такую монету в крестьянском доме в Палестине было легко, а поиск ее мог занять много времени. В домах было темно, потому что в них было всего одно небольшое круглое окошко диаметром около 45 сантиметров. Глинобитный пол был устлан сухим камышом и тростником, и искать монету на таком полу было почти то же самое, что искать иголку в стоге сена. Для этого женщина подметала пол в доме, в надежде, что она увидит, как блеснет монета при движении или она услышит ее звон.

Две причины могли побудить женщину так упорно искать.

1. К этому ее могла побудить крайняя нужда. Конечно, монета достоинством в одну драхму в наши дни не была бы особой ценностью. Однако в Палестине времен Иисуса это было больше дневного заработка работника. Люди едва сводили концы с концами и им грозил голод. Возможно, женщина именно потому так старательно искала эту монету, что в противном случае ее семье нечего было есть.

2. Но, может быть, причина была совсем не в этом. Замужние женщины носили головной убор из десяти серебряных монет, соединенных между собою серебряной цепочкой. Зачастую девушка экономила годами, чтобы собрать эти десять монет для головного убора, который ценой почти равнялся обручальному кольцу: это была настолько неотъемлемая часть одежды женщины, что его даже не могли забрать у нее для уплаты долгов. И возможно эта женщина потеряла именно одну из этих монет, и поэтому так усердно искала ее, как любая другая женщина искала бы свое обручальное кольцо.

В любом случае, легко представить себе радость этой женщины, когда она увидела блеск потерянной монеты, и когда она вновь держала ее в руке. Так же Бог радуется, говорит Иисус. Радость Бога и всех Ангелов, когда хотя один заблудший грешник возвращается домой, подобна радости этой женщины, когда она находит монету, которая спасет ее семью от голода; она подобна радости женщины, потерявшей и вновь нашедшей свою самую дорогую вещь, не поддающейся даже оценке в деньгах.

Ни один фарисей никогда и не помышлял о том, что Бог таков. Один крупный иудейский ученый признал, что это самая новая истина о Боге, которую Иисус явил людям, что Бог действительно ищет людей. Иудеи могли допустить, что если человек на коленях в самоуничижении приползет к Богу, умоляя Его о прощении, Он, может быть, простит его; но иудей никогда и помыслить не мог, что Бог сам ищет заблудших грешников. Мы же, к нашему счастью, верим в любовь Бога, ищущего нас, потому что Мы видим эту любовь воплощенную в Иисусе Христе, Сыне Божием, Который пришел взыскать и спасти тех, кто заблудится.

ПРИТЧА О ЛЮБЯЩЕМ ОТЦЕ (Лк 15:11−32)

Эту притчу не без основания назвали величайшим рассказом всех времен и народов. По иудейскому закону отец не мог свободно распоряжаться своим имуществом. Старший сын получал две трети наследства, а младший — одну треть (Втор 21:17). Решение отца поделить свое имущество еще до своей смерти, если он собирался удалиться от руководства делами, не было необычным. Но требование младшего сына прямо-таки бессердечно. Он, в сущности, сказал: «Дай мне теперь ту часть имения, которую я все равно получу, когда ты умрешь, и позволь мне уйти». Отец не возражал. Он сознал, что лишь в нужде и лишениях его сын научится чему-то; и с горечью поддался требованию сына. Сын же взял свою долю имения и тотчас оставил отчий дом.

Но он быстро истратил свои деньги, и кончил тем, что стал кормить свиней, то есть выполнял работу, которую иудей по закону не мог выполнять вовсе, так как закон проклинал всякого, кто пас свиней. И вот тут Иисус воздал грешному человечеству величайшую хвалу, какую когда-либо получало оно словами: «пришед же в себя...» Он считал, что пока человек живет без Бога, он еще не пришел в себя, еще не обрел своего истинного «я», а обретает его лишь тогда, когда вновь находит дорогу в свой дом. Иисус, таким образом, не верил в абсолютную бесповоротную греховность человека, а учил, что нельзя прославлять Бога, проклиная человека; Он верил в то, что человек до тех пор полностью не нашел себя, пока он не обретет Бога.

Итак, этот блудный сын решил вернуться домой и просить отца принять его назад, не как сына, а как раба, наемного слугу, поденщика. Обычный раб был, так сказать, членом семьи, а наемный слуга мог в любой день оказаться выброшенным: он не имел никаких прав в семье. Но вот блудный сын вернулся домой. И, следуя варианту лучшего греческого текста, отец его даже не позволил ему заговорить о найме на работу, прервал его и взял дело в свои руки. Одежда символизирует здесь почет и уважение, перстень — власть, потому что, если человек давал другому свое кольцо с печатью, он передавал ему права и полномочия, а обувь на ноги — символизирует, что ему доставлены все права сына, потому что дети семьи получали обувь, а слуги нет. (В одной из песен североамериканских рабов-негров поется о том замечательном времени, когда «у всех детей Божиих будет обувь», потому что обувь символизировала для них свободу). И был устроен пир, чтобы все могли порадоваться возвращению блудного сына.

Остановимся здесь и посмотрим, какие же истины заключены в этой притче.

1. Ее не следовало бы назвать притчей о блудном сыне. ибо он не является ее героем, а притчей о любящем Отце. потому что в ней больше говорится о любви отца, нежели о грехе сына.

2. Из нее мы узнаем многое о милосердии Божием. Отец терпеливо ожидал возвращения сына, потому что он увидел его когда тот был еще далеко. Когда же сын вернулся, отец простил его, ни в чем не упрекая. Иногда прощение даруется как одолжение. Еще хуже, когда на словах прощают, но намеками и словами припоминают человеку его грех.

Однажды президента США Авраама Линкольна спросили, как он собирается поступать с мятежными южанами, когда они будут окончательно побеждены и вернутся в семью американских штатов. От Линкольна ожидали слов о жестокой мести, но он ответил: «Я буду обращаться с ними так, будто они никогда не покидали нас». Чудо любви Божией в том, что Он так же обращается с нами.

Но притча на этом не кончается. Появляется старший брат, глубоко огорченный фактом возвращения брата. Он символизирует всегда уверенных в своей правоте фарисеев, которые скорее предпочел бы увидеть грешника уничтоженным, нежели спасенным. Можно сказать несколько слов также и о старшем брате.

1. Его поведение показывает, что он рассматривал годы послушания как выполнение неумолимого долга, а не служения любимому отцу.

2. Его поведение указывает на полное отсутствие сочувствия. По нем блудный сын не «мой брат», а «твой сын», и он был именно из тех уверенных в своей правоте людей, которые подставят ногу споткнувшемуся.

3. У него были скверные мысли. Никто до него и не упоминал о блудницах; вне сомнения, он обвинял брата своего в грехах, о которых и сам втайне мечтал.

И снова мы сталкиваемся с поразительной истиной: намного проще исповедаться Богу, чем людям; Бог намного милостивее в Своих осуждениях, чем многие правоверные люди, и Бог может простить и тогда, когда люди отказываются простить. Пред лицом такой любви Божией мы можем лишь восхищаться, любить и восхвалять Его.

ТРИ ПОТЕРИ

Под конец нам необходимо уяснить, что эти три причины являются просто тремя способами изложения одной и той же истины. Между ними существуют определенные различия. Ведь одна овца заблудилась просто по глупости. Она не думала, а многие люди не согрешили бы, если бы вовремя подумали. Монета была утеряна, и в этом тоже не было ее вины. Многие люди бывают совращены с пути истинного, причем согрешил пред Богом и тот, кто научил грешить другого. Сын же умышленно сбился с пути истинного; он безжалостно отвернулся от своего отца.

Любовь Божия может простить человеку его глупые поступки, уступки соблазну и даже преднамеренный мятеж человеческого сердца.