1 Коринфянам | 2 глава

Глава 2

1. И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, 2. ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого,

(1. И когда я приходил к вам, братия, приходил не в превосходстве слова или мудрости, возвещая вам свидетельство Божие. 2. ибо я не счел великим знать у вас что-либо, кроме Иисуса Христа, и притом распятого,)

1) И когда. Сначала Павел говорил о том, каким именно образом он преподавал людям учение. Затем он быстро переходит к природе евангельской проповеди. Теперь же апостол возвращается к своей личности, показывая: все, что в нем презирают люди, относится к самой сути Евангелия и неразрывно с ним связано. Итак, он делает уступку противникам и говорит, что у него нет человеческого красноречия или человеческой мудрости, с помощью которых он мог бы чего-нибудь добиться. Но, признавая отсутствие у себя этих качеств, апостол еще ярче демонстрирует в своем служении силу Божию, не нуждающуюся в подобных вспомоществованиях. Однако все это апостол добавляет несколько позже. Сейчас же он уступает в том, что у него нет человеческой мудрости, заявляя при этом, что он все же возвестил свидетельство Божие.

Хотя свидетельство Божие некоторые переводчики понимают в пассивном смысле, не сомневаюсь, что контексту больше подходит другой, активный смысл. Свидетельство Божие — это то, что исходит от Бога, то есть, евангельское учение, автор и свидетель которого — Сам Бог. Λόγον апостол отличает από της σοφίας, и это подтверждает мою мысль о том, что Павел говорил не только о пустой болтовне, но и обо всем человеческом учении.

2) Ибо я рассудил (Ибо я не счел великим) Поскольку κρίνειν по-гречески часто означает εκλέγειν, то есть, отделять что-то как ценное, думаю, (кое-кто не согласится с приведенным мною переводом. Итак апостол хочет сказать следующее:) никто из здравомыслящих не станет оспаривать мой вероятный, вполне соответствующий синтаксису перевод. Однако, если перевести: «я не ценил никакого знания», в этом также не будет ничего натянутого. Если же сюда кое-что добавить, предложение станет вполне гладким: я не счел великими мое знание или благодать моего знания. Хотя я не полностью отвергаю и другой перевод, в котором Павел утверждает, что кроме Христа ничего не считает знанием или за знание. В этом случае здесь, как и во многих других местах, подразумевается греческий предлог ά ντί. Впрочем, одобрить ли первый вариант или второй, итог будет следующим: у меня нет словесных прикрас, нет и утонченного красноречия, и поэтому я не произвожу впечатления, но скорее вызываю к себе презрение. Ведь ценно для меня только одно: возвещать в простоте Иисуса Христа.

Слово же «распятого» апостол добавил не в том смысле, что проповедует один только крест Христов. Он имел в виду, что провозглашает Христа вместе с Его крестным смирением. Павел как бы говорит: поношение креста не заставит меня отвергнуть Того, от Кого исходит спасение. Я не постыжусь заключить в Нем всю мою премудрость, в Том, Кого гордые люди презирают и отвергают из-за позора Его креста. Поэтому речь апостола следует понимать так: никакое знание не ценно для меня настолько, чтобы я желал знать чтолибо, кроме Христа, пусть и распятого. И слово «распятого» как бы усиливает смысл, выставляя на позор надменных учителей, чуть ли не презиравших Христа и пытавшихся возвестить слушателям какую-то более возвышенную мудрость, чтобы снискать у них благоволение. Замечательное место, из которого мы узнаем, чему должны учить добросовестные служители, чему нам следует учиться всю жизнь, и что кроме этого знания все остальное надо почитать за сор.

3. и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. 4. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, 5. чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией.

(3. и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. 4. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в доказательстве Духа и силы, 5. чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией.)

3) И я был у вас в немощи. Апостол подробно излагает уже высказанную ранее мысль: в глазах людей в нем не было ничего яркого или выдающегося. Так он обращает к своей похвале то, чем его противники думали принизить его служение. Казалось, что апостол, будучи презренным и жалким по плоти, не заслуживает большого уважения. Но Павел показывает: сила Божия еще ярче сияет в том, что он смог столько сделать без каких-либо человеческих вспомоществований. Апостол имеет в виду не только мошенников, которые для приобретения себе имени заботились лишь о внешнем виде, но и самих коринфян, которых восхищала эта пустая помпа. Итак, его слова должны были произвести на них глубокое впечатление. Коринфяне знали, что у Павла не было ничего, что могло бы вызывать к нему уважение по плоти или внушать благоволение людей. И все же они видели чудесный успех, который Господь даровал его проповеди, и даже неким образом распознавали силу Святого Духа в его учении. Итак, поскольку они, презрев простоту апостола, горели желанием незнамо какой более напыщенной и яркой мудрости и больше дивились внешнему блеску и искусственным прикрасам, нежели живому Духу, разве они не достаточно показали тем свое тщеславие? Значит, Павел справедливо напоминает им о своем первом приходе, чтобы коринфяне не отвратились от силы Божией, которую однажды на себе испытали.

Слово «немощь» здесь и ниже означает все, что принижает достоинство и отвращает благоволение других. «Страх» же и «трепет» суть следствия этой немощи. Хотя эти два слова можно толковать двояко. Или так, что, размыслив о величии своего служения, апостол исполняет его с трепетом и огромным усердием; или так, что, будучи окружен многими опасностями, он находился в постоянном страхе и озабоченности. И то, и другое вполне соответствует контексту. Но второе толкование (на мой взгляд) проще. Рабам Господним подобает скромность, чтобы они, осознавая свою немощь, и, с другой стороны, принимая на себя столь сложное и выдающееся служение, исполняли его почтительно и со страхом. Ибо ведущие себя надменно и самоуверенно или исполняющие служение так, словно оно им по плечу, не знают ни самих себя, ни саму суть служения Слова. Но поскольку Павел соединяет здесь немощь со страхом, и немощью обозначает все, что может вызвать к человеку презрение, отсюда вытекает, что страх связан здесь с опасностями и трудностями. Несомненно, что имеется в виду именно этот страх, который, как показало дело, все же не помешал Павлу исполнить вверенное от Господа служение. Рабы Господни не настолько бесчувственны, чтобы не видеть угрожающие им опасности, и не настолько тверды, чтобы из-за них не волноваться. Причем, им следует страшиться, прежде всего, по двум причинам. Первая: чтобы научиться, отчаявшись в себе, полагаться и надеяться на одного лишь Бога. Вторая: чтобы научиться истинному отречению от себя. Итак, Павел не был лишен чувства страха, но управлял им так, что бестрепетно шел навстречу опасностям, чтобы с непобедимым постоянством и мужеством отразить все нападки мира и сатаны, преодолевая все невзгоды.

4) И проповедь моя не в убедительных. Апостол называет убедительными словами человеческой мудрости изящное красноречие, больше опирающееся на искусность, нежели на истину, а также некоторую утонченность, привлекающую людские сердца. Он справедливо приписывает человеческой мудрости τό πιθανόν. Ибо Слово Господне величием своим, словно неодолимой силой, вынуждает нас к послушанию. Человеческая же мудрость выставляет перед нами приманку, внушающую к ней благоволение, и своими прикрасами заставляет других себя слушать. Всему этому апостол противопоставляет доказательство Духа и силы, которое многие относят лишь к чудесам, а я понимаю шире. А именно: как десницу Божию, могущественно и многоразлично явившую себя через апостола. Дух же и сила означают либо духовную силу καθ ύπαλλαγήν, либо знамения и воздействия, которые Дух выказал в его служении. Апостол вполне уместно использует слово αποδείξεως, или доказательство. Ибо, думая о делах Божиих, в которых используются тварные орудия, мы проявляем редкое тупоумие, и сила этих дел как бы закрыта от нас покрывалом. В служении же Павла, не использовавшего никакие вспомоществования плоти и мира, десница Божия проявила себя как бы в открытую, и сила ее воистину была более зрима.

5) Чтобы вера ваша утверждалась. «Утверждаться» означает здесь — основываться. Апостол хочет сказать следующее: коринфянам повезло, что он проповедовал им Христа, опираясь не на человеческую мудрость, а только на силу Духа, чтобы их вера основывалась не на людях, а на Боге. Если бы проповедь апостола опиралась только на силу его красноречия, ее могло бы ниспровергнуть еще большее красноречие. Кроме того, никакая надежная истина не опирается на красоту речи. Красноречие может ей помочь, но не должно служить ей опорой. И, несомненно, самой действенной является проповедь, лишенная всех вспомоществований красноречия и состоятельная сама по себе. Поэтому великая похвала проповеди Павла в том, что в ней воссияла небесная сила, и она смогла преодолеть столько препятствий без какой-либо мирской помощи. Итак, коринфяне не должны позволить увести себя от учения Павла, зная, что оно опирается на силу Божию. Впрочем, Павел, говоря здесь о вере коринфян, высказывает общее положение. Поэтому, будем знать: неотъемлемое свойство веры — полагаться на одного лишь Бога и не зависеть от людей. Уверенность ее должна быть таковой, чтобы не падать от любых ухищрений ада, но стоять прочно, выдерживая все нападки и наскоки. А это возможно лишь тогда, когда мы убедимся в том, что с нами разговаривает Бог, и что уверовали мы вовсе не в человеческие домыслы. Хотя в собственном смысле вера опирается только на Слово Божие, вполне уместно указывается и другая ее опора: верующие должны признать, что услышанное слово дано от Бога, исходя из действия в нем силы Божией.

6. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, 7. но проповедуем премудрость Божию, тайную сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, 8. которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы. 9. Но, как написано: не видел того глаз, ни слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его.

(6. Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего упраздняющихся, 7. но проповедуем премудрость Божию в тайне, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, 8. которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, никогда не распяли бы Господа славы. 9. Но, как написано: не видел того глаз, ни слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его.)

6) Мудрость же мы проповедуем. Чтобы не показалось, будто апостол презирает мудрость, подобно тому, как неучи или невежды с варварской дикостью гнушаются знания, Павел добавляет, что у него есть истинная премудрость, но та, которую оценят лишь подходящие судьи. Он называет «совершенными» не тех, кто достиг полной и совершенной мудрости, а тех, кто обладает здравым суждением. Ведь תם, всегда переводимое греческими переводчиками как τέλειος, означает «целокупный». Попутно апостол порицает тех, кому не понравилась его проповедь, замечая, что это произошло по их вине. Он как бы говорит: если кому не нравится мое учение, это достаточно свидетельствует об извращенности и порочности его ума. Ибо искренние и здравомыслящие люди всегда признают в нем наивысшую мудрость. Хотя проповедь Павла была известна всем, не все ценили ее по заслугам. В этом причина, по которой апостол взывает к здравым и целомудренным судьям, которые назвали бы его неразумное для мира учение истинной мудростью. Между тем, словом «проповедовать» он указывает, что действительно выставил перед ними образец чудесной мудрости, чтобы никто не отверг ее как нечто неизвестное.

Мудрость не века сего.Апостол повторяет сказанное ранее: его Евангелие — не человеческая мудрость, чтобы никто не возразил, сказав, что у его учения мало сторонников, и многие великие люди его даже отвергают. Итак, апостол охотно признает возможность возражений, но при этом утверждает, что они никак ему не вредят.

Властей века сего. Властями века сего апостол называет тех, кто выделяется каким-либо мирским преимуществом. Порою люди, не обладающие остротой ума, все же вызывают восхищение у других из-за достоинства своей личности. Однако, чтобы нас не пугало внешнее величие, апостол добавляет, что эти власти упраздняются или погибают. Ибо вечному не подобает зависеть от авторитета преходящего и тленного, не способного обеспечить даже собственное существование. Павел как бы говорит: когда открывается Царство Божие, увядает премудрость мира, и тленное уступает вечному. У властей мира сего есть свое превосходство, но оно исчезает в один миг. Но тогда что общего у этого превосходства с небесным и нетленным Царством Божиим?

7) Премудрость Божию, тайную (в тайне). Апостол приводит причину, по которой власти века сего не ценят евангельское учение. Ведь оно объято тайной, и поэтому остается для них сокрытым. Евангелие настолько превосходит способности человеческого разума, что как бы ни устремляли ввысь свой взор те, кто считается умнее других, им никогда не постичь его возвышенности. Между тем, они презирают его смирение, словно оно как нечто отверженное валяется у них под ногами. Таким образом, чем горделивее они его презирают, тем дальше (удаленнее) отстоят от его познания. Больше того, эта отдаленность мешает им даже его созерцать.

Которую предназначил Бог. Поскольку ранее Павел сказал, что Евангелие — нечто тайное, верующие, испугавшись его недоступности, могли отказаться его слушать и пасть духом. Поэтому апостол упреждает подобную опасность и возвещает, что Евангелие, тем не менее, предназначено нам, чтобы мы им пользовались. И чтобы никто не счел, что тайная мудрость его не касается, не посчитал напрасным обращать к ней свой взор, как к непостижимой для человеческого разума, апостол учит, что учение это сообщено нам по вечному совету Божию. Хотя Павел имеет в виду и нечто более возвышенное. Ибо путем косвенного сравнения он подчеркивает величие благодати, данной нам после пришествия Христова, которая возвысила нас над отцами, жившими под законом. Об этом предмете мы много говорили в конце толкования на последнюю главу Послания к Римлянам. Довод апостола основан, во-первых, на божественном установлении. Ведь если Бог ничего не постановляет напрасно, отсюда следует, что мы не напрасно слушаем Евангелие, которое Он нам предназначил. Ибо Бог, разговаривая с нами, приспособляется к нашему восприятию. Сюда же относится сказанное Исаией (45:19): Я говорил не в пещерах, не в темных местах; Я не напрасно говорил семени Иакова; ищите Меня. Кроме того, чтобы вызвать к Евангелию приязнь и внушить нам желание его слушать, апостол ссылается также на его цель, а именно: Бог дал нам Евангелие ради нашей славы. Этими словами Павел, кажется, сравнивает нас с отцами, которых Небесный Отец не удостоил подобной чести, отложенной Им до пришествия Его Сына.

8) Никто из властей … не познал. Если апостол имеет в виду, что они не познали собственным умом, то он сказал о них лишь то, что относится ко всем обычным людям. Ведь как люди, будь они хоть учеными, хоть невеждами, могут познать столь великую мудрость? Но можно сказать, что более всех других здесь осуждаются в слепоте и невежестве власти, поскольку только они кажутся людям умными и способными видеть. Хотя я предпочел бы понимать сказанное проще: в соответствии с обычным словоупотреблением Писания, которое зовет всегда бывающим то, что случается έπι το πολϋ, то есть — часто, и наоборот, никогда не бывающим случающееся έπι τό ελαττον, то есть — редко. В этом смысле вполне возможно, что среди властей найдутся некоторые выдающиеся и достойные паче прочих мужи, одновременно правильно знающие Бога.

Ибо если бы познали. Премудрость Божия с очевидностью воссияла во Христе, однако власти не познали ее в Нем. Ведь в распятии Христовом с одной стороны возобладали иудейские начальники, отличавшиеся мнимой святостью и ложной мудростью, с другой же — Пилат и Римская Империя. Вот — ясное свидетельство слепоты всех, кто мыслит по плоти. Но довод апостола мог бы показаться слабым. Кто-то возразил бы, сказав: и что же? Разве мы не видим ежедневно тех, кто осознанно и злобно нападает на уже познанную ими истину Божию? Если же бунт и не виден явно, что же еще значит грех против Святого Духа, если не добровольное упорство против Бога, когда человек, сознательно и с желанием, не только отвергает его Слово, но и нападает на него? И почему Христос говорил о том, что фарисеи и им подобные Его знали, тем самым, лишив их возможности сослаться на неведение? Ведь Он обвинил их в жестокости и нечестии, поскольку они без причины преследовали Его, верного служителя Отца, только потому, что ненавидели истину.

Отвечаю: неведение бывает двояким. Одно происходит от неразумного рвения. Такое неведение отвергает доброе не просто так, но потому что считает его злом, хотя совесть всякого грешащего неведением виновна перед Богом, поскольку к неведению всегда примешано лицемерие, гордыня, или презрение. Однако порой здравомыслие и всякое разумение настолько подавлены в человеческом разуме, что в нем проявляется одно лишь неведение. Причем, он невежествен не только для других, но и для самого себя. Таков был Павел, прежде чем его просветил Бог. Ибо он ненавидел Христа и восставал на Его учение потому, что сам, того не зная, был увлечен порочной законнической ревностью. Он не был свободен от лицемерия или чист от гордыни, не имел перед Богом каких-либо оправданий. Но все эти пороки затмевало собой такое неведение, что Павел даже не обращал на них внимания или вовсе не чувствовал их.

Вторая разновидность неведения больше похожа на безумие. Ведь добровольно восстающие на Бога подобны безумцам, которые и, видя, не могут узреть. Надо решительно заявить, что всякое неверие слепо. Но между разными его видами та разница, что порой слепота побеждает злобу, и человек, подобно глупцу, лишается всякого ощущения зла (это происходит с теми, которые благими намерениями, то есть, собственными глупыми домыслами, обманывают самих себя), а порой преобладает сама злоба, так что человек в каком-то безумии влечется к преступлениям даже вопреки голосу совести. Поэтому не удивительны слова Павла о том, что власти века сего не распяли бы Христа, если бы познали премудрость Божию. Ведь книжники и фарисеи не настолько познали истинность Христова учения, чтобы оставить свое безумие и перестать блуждать впотьмах.

9) Как написано: не видел того глаз. Все согласны с тем, что данное место заимствовано из Ис 64:3. Поскольку на первый взгляд смысл прост и ясен, толкователи мало им себя утруждают. Но, если копнуть поглубже, возникнут две трудности. Первая: слова пророка не совпадают с приведенным апостолом текстом. Вторая: кажется, что Павел использует свидетельство пророка вовсе не с той целью, с которой его приводит сам пророк.

Сначала скажем о самих процитированных словах: поскольку они двусмысленны, разные переводчики переводят их по-разному. Некоторые дают следующий вариант: от века не слышали, не восприняли ушами, глаз не видел Бога, кроме Тебя, делающего такое ожидающему Тебя. Другие понимают так, что речь здесь обращена к Богу: не видел глаз, не слышало ухо, о Боже, кроме Тебя, что делаешь Ты ожидающим Тебя. Пророк же дословно говорит следующее: от века не слышали, не восприняли ушами, глаз не видел Бога (или, Бог), кроме Тебя, сделает (или приготовит) ожидающему Тебя. Если םיתלא прочесть в винительном падеже, то надо подразумевать отсутствующее здесь местоимение «который». И на первый взгляд кажется, что контексту больше подходит именно такое толкование, поскольку последующий глагол употреблен в третьем лице. Но это толкование отстоит от смысла, вложенного в отрывок Павлом, которому следует доверять больше, чем любым разумным соображениям. Ибо существует ли какой более надежный и верный толкователь этих слов, нежели Дух Божий, Который и надиктовал их Исаии, и истолковал устами Павла? Однако, чтобы отвести всякую нечестивую клевету, скажу так: особенность еврейского языка позволяет допускать и такой подлинный смысл: о, Боже, глаз не видел, ухо не слышало, но Ты один знаешь, что делаешь Ты обычно ожидающим Тебя. И этому толкованию не мешает неожиданное изменение грамматического лица. Как известно, оно встречается у пророков довольно часто, так что на этом даже не следует останавливаться. Если же кому больше понравится первый смысл, у него нет оснований обвинять нас или апостола, будто мы отошли от простоты пророческих слов. Ведь мы делаем гораздо меньше допущений, чем подобный толкователь, вынужденный понимать глагол «делать» в переносном смысле.

Сказанное же после «не приходило то на сердце человеку» хотя и не содержится в словах пророка, означает то же, что и фраза «кроме Тебя». Поскольку пророк приписывает подобное знание одному лишь Богу, он отказывает в нем не только человеческим чувствам, но и человеческому разуму. Итак, хотя Исаия говорит только о зрении и слухе, он неявным образом имеет в виду все способности души. Действительно, глаза и уши — два органа, коими мы воспринимаем то, что затем познает наш разум. Использовав причастие «любящим», апостол последовал грекам, которые, переведя подобном образом, ошиблись в одной букве. Но поскольку это никак не связано с обсуждаемой темой, Павел не захотел вносить никаких изменений. Известно, что апостол повсеместно уступал принятому чтению. Поэтому, какая бы разница ни была в словах, не возникает никакого противоречия в смысле.

Теперь перейдем к самой сути. Пророк, упоминая о том, сколь щедро Бог одаривал Свой народ во время нужды, говорит, что величие Его благодеяний непостижимо для человеческого разума. Но — скажет кто-то, — какое отношение имеет это к духовному учению и к обетованиям вечной жизни, о которых рассуждает Павел? Ответить на данный вопрос можно трояко. Вовсе не глупо сказать, что пророк, упоминая о земных благословениях, под этим предлогом высказывает общее утверждение о духовном блаженстве, хранящемся для верующих на небесах. Но я предпочел бы понимать сказанное проще, относя его к благодати Божией, ежедневно подаваемой верующим. В таких вопросах всегда надо смотреть на причину, а не на внешние обстоятельства. Причиной же является благость Божия, по которой Он принимает нас в число Своих детей. Итак, кто захочет правильно понять сказанное, не станет думать об одних лишь словах, но, словно в одежду облекшись в отеческую любовь Божию, направит свою мысль от временных даров к вечной жизни. Можно сказать и так: довод здесь исходит от меньшего к большему. Ведь, если человеческий разум не постигает и не может измерить благодать Божию, относящуюся к земному, то сколь трудно ему достичь высоты самих небес? Но я уже сказал, какой вариант перевода нравится мне больше.

10. А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии. 11. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божиего никто не знает, кроме Духа Божия. 12. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, чтобы знать дарованное нам от Бога, 13. что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго, соображая духовное с духовным.

(10. А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все исследует, даже глубины Божии. 11. Ибо кто из человеков знает относящееся к нему, кроме духа человеческого, пребывающего в нем? Так и Божиего никто не знает, кроме Духа Божия. 12. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, чтобы знать дарованное нам от Христа, 13. что и возвещаем учеными словами не человеческой мудрости, но Духа Святаго, приспосабливая духовное к духовному.)

10) А нам Бог открыл. Ранее сделав вывод о слепоте всех людей, и отказав человеческому разуму в возможности самостоятельно приходить к Богу, апостол теперь показывает, сколь далеки от этой слепоты верующие, поскольку Господь удостоил их особого просвещения Духом. Поэтому, чем более туп человеческий разум в разумении тайн Божиих, тем больше его неуверенность, и тем увереннее наша вера, опирающаяся на откровение Духа Божия. И в этом мы познаем безмерную благость Бога, пользующегося нашим пороком для нашего же блага.

Дух же все проницает (исследует). Это добавлено для утешения благочестивых, чтобы они спокойнее полагались на откровение, получаемое ими от Духа Божия. Апостол как бы говорит: нам вполне достаточно свидетельства Духа Божия, ибо в Боге нет такой глубины, которую бы Он не проницал. Именно это и означает здесь слово «исследовать». Под глубиной же разумей не тайные суды, допытываться о которых нам запрещено, а все спасительное учение, которое напрасно излагалось бы в Писании, если бы Бог Духом Своим не возвысил наш разум до его понимания.

11) Ибо кто из человеков. Здесь апостол преподает нам два урока: евангельское учение можно постичь не иначе, как свидетельством Святого Духа; и наоборот, имеющие это свидетельство, уверены в нем столь же твердо и незыблемо, как если бы осязали своими руками то, во что веруют. Ведь Дух — надежный, находящийся вне всяких подозрений свидетель. Апостол доказывает это через сравнение с нашим духом. Ибо каждый человек осознает собственные помышления. Другой же не ведает о том, что сокрыто в его сердце. Значит, каков совет Божий и какова Его воля, сокрыто от всех людей. Ибо кто был советником Богу? Поэтому знание всего этого недоступно для людей. Но если к нему нас приведет Сам Божественный Дух, то есть, удостоверит нас в том, что иначе было бы сокрыто от нашего разума, не будет больше повода для колебаний. Ибо от Духа Божия не ускользает ничего из того, что находится в Боге.

Впрочем, кажется, что это сравнение не вполне неуместно. Ведь язык, будучи как бы отпечатком мысли, есть средство, с помощью которого люди сообщают друг другу свои чувствования. Так что с его помощью одни могут разуметь помышления других. Почему же тогда волю Божию нельзя постичь из Его же Слова? Потому что люди, притворяясь и обманывая, часто скорее скрывают свои помышления, нежели сообщают их другим. Но это никак не относится к Богу, слово Которого — надежная истина, подлинный и живой Его образ. Но подумаем о том, насколько далеко простирает Павел свое уподобление. Внутреннее помышление человека, неизвестное для других, ясно только для него одного. Если же потом он расскажет о нем другим, это не мешает его духу быть единственным свидетелем того, что находится в нем. Ведь он может и не убедить других в своей правдивости, может и не вполне удачно выразить свои мысли. Если же и в том, и в другом ему будет сопутствовать успех, это никак не противоречит тому, что человека познает правильно только его собственный дух. Но между мыслями Бога и помышлениями людей то различие, что люди понимают друг друга взаимно, Слово же Божие есть некое тайное знание, до высоты которого невозможно подняться немощи человеческого ума. Таким образом, свет продолжает светить во тьме, доколе Дух не откроет очи слепых.

Духа человеческого. Отметь, что здесь дух человеческий означает душу, в которой, как говорится, заключается сила разумения. Ибо Павел выразился бы неточно, если бы сказал, что знает человеческий разум, то есть, сама познавательная способность, а не душа, этой способностью наделенная.

12) Но мы приняли не духа мира сего. Путем сравнения противоположностей апостол еще больше подчеркивает упомянутую им уверенность. По его словам, принятый нами Дух божественного откровения не принадлежит миру. Он не ползает по земле, не подвержен суете, не двусмыслен, не изменчив, не держит нас в сомнениях и неопределенности, но исходит от Бога, и поэтому, будучи превыше всех небес, возвещает надежную и неизменную истину, исключая любые сомнения. Это место весьма наглядно опровергает дьявольскую догму софистов о постоянном колебании верующих. Они велят всем верующим сомневаться в том, находятся ли они в состоянии благодати, и допускают лишь такое спасительное упование, которое зависит от морального или вероятного предположения. И здесь они извращают веру двояко. Они хотят, чтобы мы сомневались по поводу состояния благодати, и одновременно навязывают еще одно сомнение в конечной стойкости. Апостол же утверждает, что избранным дарован Святой Дух, из свидетельства Которого они знают о своем усыновлении и надеются на вечную жизнь. Действительно, если паписты хотят утвердить свою догму, то им надо либо лишить избранных Божественного Духа, либо приписать неуверенность Самому Духу Божию. Но и то, и другое откровенно противоречит учению Павла. Итак, поймем, в чем же состоит природа веры: в том, чтобы совесть имела от Духа Святого надежное свидетельство божественного к себе благоволения, опираясь на которое она не усомнится называть Бога своим Отцом. Таким образом, Павел возвышает нашу веру над миром, чтобы она свысока смотрела на всякую плотскую гордыню. Иначе вера будет постоянно дрожать и колебаться. Ведь известно, сколь дерзко надмевается человеческий разум, гордыню которого дети Божии должны мужественно побеждать противоположной гордостью веры.

Чтобы знать дарованное нам. Слово «знать» использовано здесь для того, чтобы еще больше подчеркнуть надежность нашего упования. Но отметим: знание этого не достигается природным путем, не связано со способностями нашего разума, а полностью зависит от откровения Духа. Упомянутые апостолом Христовы дары есть благодеяния, обретаемые нами от Его смерти и воскресения. А именно: мы знаем о том, что усыновлены в надежде на вечную жизнь, примирившись с Богом и получив отпущение грехов, что делаемся новым творением, освятившись Духом возрождения, для того чтобы жить для Бога. О том же самом говорит Павел в Еф 1:18: чтобы вы знали, какова надежда призвания вашего.

13) Возвещаем не от человеческой, и т.д. (Возвещаем учеными словами не человеческой). Павел говорит о самом себе. Он продолжает восхвалять собственное служение. Замечательная же похвала его проповеди заключается в том, что, по словам Павла, в ней содержится таинственное откровение самого важного: учения Святого Духа, сути нашего спасения и бесценных сокровищ Христовых. Так что коринфяне должны знать его истинную цену. Между тем, апостол возвращается к своей прежней уступке: проповедь его не украшена красноречием, не отличается изяществом, но довольствуется одним лишь учением Святого Духа. Учеными словами человеческой мудрости апостол называет слова, говорящие о человеческой учености, составленные по правилам риторского искусства и наполненные философскими изысками, чтобы вызывать у слушателей восхищение. Учеными же словами Духа — слова, отличающиеся искренностью и простотою, достойной величия Духа Божия, а не пустыми прикрасами. Ведь, прибегая к помощи красноречия, надо всегда остерегаться осквернить премудрость Божию излишним мирским блеском. В учении же Павла сияла одна лишь сила Духа без каких-либо внешних вспомоществований.

Духовное с духовным (духовное к духовному). Συγκρίνεστθαι, без сомнения, означает здесь «приспосабливать». Ибо, если судить по приведенным в книге Будея цитатам из Аристо теля, иногда это слово имеет подобное значение. Отсюда σύγκριμα означает привитое или присовокупленное. И этот смысл больше подходит контексту, чем перевод других: «сравнивать» или «сообразовывать». Итак, апостол утверждает, что приспосабливает духовное к духовному, прилаживая слова к тому, что они означают, то есть, облекает небесную премудрость в простую речь, ясно выражающую присущую Святому Духу действенность. Между тем, он упрекает других проповедников, вызывающих благоволение слушателей импозантным изяществом слов и показной утонченностью, как лишенных надежной истины или искажающих духовное учение Божие недостойной помпой.

14. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. 15. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. 16. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов.

(14. Душевный человек не постигает того, что от Духа Божия, ибо для него это глупость; и не может разуметь, потому что об этом судится духовно. 15. Но духовный судит обо всем, а сам не судится никем. 16. Ибо кто познал ум Господень, чтобы помогать ему? А мы имеем ум Христов.)

14) Душевный человек. В отличие от общепринятого мнения, душевным человеком апостол называет не того, кто предан грубым похотям и чувственности, а любого человека, наделенного только лишь природными способностями. И это явствует из приведенного им противопоставления, ибо душевное апостол сравнивает с духовным. Поскольку же под духовным человеком разумеется тот, чей разум управляется и просвещается Божиим Духом, нет сомнения, что под душевным апостол разумеет человека, оставленного в чистом природном состоянии. Ведь душа свойственна природе, Дух же приходит по сверхприродному дару.

Апостол возвращается к уже затронутой им теме. Он хочет устранить препятствие для немощных, состоящее в том, что благовестие презирают весьма многие. И Павел показывает, что презрение это ни о чем не говорит, поскольку проистекает из невежества. Поэтому оно не должно мешать нам преуспевать на поприще веры, ибо не стоит, глядя на солнце, закрывать глаза лишь потому, что слепые его не видят. Было бы великой неблагодарностью отвергать благодеяние, которым Бог особо удостаивает определенных людей. Ведь оно принадлежит далеко не всем, и сама его редкость делает его для нас еще драгоценнее.

Почитает это безумием (для него это глупость). Учение Евангелия, по словам апостола, нелепо для всех мыслящих только по-человечески. Но по какой причине? Потому что они слепы. Итак, в чем же эта нелепость умаляет его величие? Неопытные отвергают Евангелие из-за того, что оценивают его по людским меркам, но Павел использует этот довод для еще большего возвышения благовестия. По его словам, Евангелие презирают потому, что оно неизвестно. А неизвестно оно потому, что его возвышенность и сокрытость делает его непостижимым для человеческого разума. Какова же премудрость, настолько превосходящая все человеческое разумение, что последнее не способно даже ее вкусить! Хотя здесь Павел также косвенно винит плотскую гордыню людей. Ведь люди обычно считают глупым то, чего не могут разуметь. Одновременно апостол показывает, какова немощь или, скорее, тупость человеческого разума, говоря, что он невосприимчив к духовному разумению. По его словам, человек не постигает принадлежащего Духу не только из-за надменности своей воли, но также из-за бессилия своего разума. Если бы он просто сказал, что люди не разумеют, сказанное все равно было бы истинным; но Павел добавляет, что люди даже не могут разуметь. Отсюда вывод: вера зависит не от воли человека, но даруется нам от Бога.

Надобно судить духовно (судится духовно). То есть, Дух Божий, от Которого исходит евангельское учение — единственный истинный его толкователь, и только Он один способен объяснить его нам. Поэтому, рассуждая об этом учении, людские умы с необходимостью будут слепы, доколе их не просветит Божественный Дух. Отсюда вывод: все люди по природе лишены Духа Божия. Ведь в противном случае довод апостола не имел бы силы. Любой свет природного разума, коим обладают все, исходит от Божественного Духа, но сейчас речь идет об особом откровении небесной премудрости, коим Бог удостаивает только Своих детей. Тем более нетерпимо невежество тех, кто воображает, будто Евангелие предлагается всем настолько одинаково, что все способны принять верою предложенное в нем спасение.

15) Духовный судит о всем. Ранее апостол лишил плотского человека права судить. Теперь же он учит, что только духовные люди пригодны быть в этом деле судьями, поскольку только Дух Божий знает Себя, и Ему присуще служение отличать Своих от чужих, удостоверять принадлежащее Себе, и всем прочим отказывать в доверии. Смысл же таков: здесь бессильно всякое плотское остроумие. И только духовный человек надежно и основательно знает тайны Божии, четко отличая истину от лжи, учение Божие от человеческих измышлений, никак при этом не обманываясь. О самом же духовном не судит никто, поскольку убежденность веры не подчинена людям и не может колебаться по их воле. Ведь она выше самих ангелов. Отметь, что эта прерогатива приписывается не людям, но Божественному Слову, по правилу которого судят все духовные, и которое ниспослано им от Бога вместе с правильным его пониманием. И если это понимание имеется, уверенность человека возвышается над любым человеческим судом.

Кроме того, отметь слово «суд». Апостол имеет в виду, что Господь не только просвещает нас к восприятию истины, но и наделяет духом различения, чтобы мы не колебались в сомнениях между истиной и ложью, но могли решить, чему следовать, а чего избегать.

Но здесь можно спросить: кто же этот духовный, и где можно найти такую степень просвещения, которая была бы пригодна судить обо всем? Ведь мы ощущаем, что объяты огромным невежеством и подвержены опасности заблуждения. Больше того, даже самые совершенные порою падают и претыкаются. Ответ довольно прост: Павел не распространяет эту способность на все, словно возрожденные Духом Божиим полностью и во всем безошибочны, но просто учит, что в рассуждении об учении благочестия ничего не значит премудрость плоти, что право оценивать его и судить присуще одному лишь Духу Божию. Итак, каждый судит правильно и уверенно по мере данной ему благодати, однако же не сверх этой меры.

А о нем судить никто не может (сам не судится никем). Я уже говорил о том, почему по словам апостола духовный человек не подлежит никакому человеческому суду, а именно: потому, что истинная вера зависит от одного Бога и основана на Его слове. Она не колеблется вместе с колебаниями человеческой воли. Сказанное же после о том, что Дух одного пророка повинуется пророчеству другого, ничуть не противоречит этому положению. Ибо зачем еще это повиновение, если не для того, чтобы каждый из пророков внимал другим и не презирал их откровение? Чтобы оставалась незыблемой и принималась всеми богооткровенная истина. Апостол помещает это полученное от Бога знание веры выше неба и земли, давая понять, что оценивает его далеко не людское суждение.

Однако фразу ύπ' ούδενός можно прочесть и в среднем роде: «ничем», относя ее к предме ту, а не к человеку. Таким образом, антитезис станет более полным: духовный, как наделенный Духом Божиим, судит обо всем, но о нем нельзя судить по какому-либо правилу, поскольку он не подчинен человеческому разуму или человеческой мудрости (Это предложение (Хотя … подчинен) присутствует лишь в издании 1551 г.).

16) Ибо кто познал. Вероятно, что Павел намекает на сказанное в сороковой главе книги пророка Исаии. Подобно тому, как там пророк спрашивает: кто был советником Богу, кто исследовал Его Дух, или был помощником Ему при создании мира и в других делах, кто, наконец, узнал причины всех Его дел, — так и здесь посредством этого вопроса апостол учит нас, что тайный совет Божий, содержащийся в Евангелии, далек от человеческого разумения. Итак, это подтверждает сказанное мною выше.

А мы имеем ум Христов. Неясно, говорит ли апостол о верующих в целом или только о служителях. И то, и другое вполне подходит контексту. Хотя я предпочел бы особо отнести сказанное к нему самому и другим добросовестным служителям. Итак, Павел говорит: рабы Господни учатся в школе Святого Духа, удаленной от всяких плотских чувств, чтобы бестрепетно говорить как бы из уст Самого Господа. И этот дар затем постепенно распространяется на всю Церковь.